Собрание сочинений. Том II. Стихотворения, напечатанные в периодике и найденные в архивах; заметки, статьи - Павел Николаевич Шубин

какого-то спорка, приспособленного немцем вместо подкладки.

– Ох, Езус Мария! – всхлипнул вдруг фриц-поляк и, развернувшись, треснул немца по уху. Бормоча и охая, он расстегнул пуговицы на шинели и вытряхнул из неё немца. Потом надел её на себя и удовлетворённо засопел.

– Правильно! – сказал лейтенант. – Коридор коридором, а шуба на морозе – вещь необходимая. Не смейтесь, товарищи, человек свою мечту осуществил… Теперь ему тепло… И воевать незачем. Сволочь!

…Всю ночь подтягивались пушки в район Глухого озера, всю ночь ворчали танки, выбираясь на ровное поле синявинских торфяников. Утро 18 января было тихим. В стеклянном воздухе стоял тонкий скрип саней. Недалеко от Восьмого посёлка два провалившихся танка высовывали из ям хоботы пушек. Они были похожи на мамонтов, попавшихся в ловушку. Под их железными днищами танкисты варили кашу.

В 10:00 наша артиллерия обрушилась на Пятый посёлок страшной мощью тридцати с лишним батарей. В бинокль было видно, как высеченная стена одного из зданий ВИМТа вдруг просветилась насквозь, превратившись в арку: снаряды проломили толстую кладку, вынесли и искрошили целый сектор стены.

Полчаса дрожало и ходуном ходило зыбучее поле, потом в висящей тишине снова послышалось знакомое «Ра-а-а!». Полки Антонова и Шкеля пошли на последний приступ.

Ещё ночью стало известно, что ленинградцы тоже подошли к роще, что севернее Пятого посёлка.

Радисты-волховцы переговаривались с ленинградцами на тайном языке шифра.

Теперь наша пехота штурмом прошла рощу и вышла с южной её опушки на северную окраину посёлка.

Бойцы 414-го и 424-го стрелковых полков 18-й дивизии ворвались в посёлок первыми. Сквозь рощу не пробивались пехотинцы 249-го стрелкового полка 136-й СД Ленинградского фронта.

Подразделение лейтенанта Носкова первым увидело ленинградцев. В первую минуту встречи обе стороны растерялись.

– Вы кто? – кричали ленинградцы.

– Мы – волховцы. А вы кто?

– А мы – ленинградцы, разведчики, – с небывалой радостью отвечали вопрошавшие. – Ну что ж стоите, братцы?

И кинулись друг к другу бойцы, целуясь, плача от радости и счастья. Вырываясь из крепких объятий волховцев, ленинградцы кричали:

– Постойте, сейчас своих приведём, ведь мы только разведчики, а там – наши ждут не дождутся нашего возвращения.

Их отпустили не всех. Волховцы с торжеством повели к командованию трёх разведчиков, пришедших к ним навстречу из-за Невы, из города Ленина. Им совали в руки шоколад, подносили сразу десяток фляг с пайковой водкой, наперебой угощали солдатскими своими гостинцами и говорили, говорили без конца…

Старший лейтенант Братышко, могучий полтавчанин-батареец, шёл среди толпы волховцев без шапки. В чёрных волосах его оседал иней, и тонкие усики трепетали над белозубой улыбкой. Рядом с ним вертелся, размахивая руками, маленький, юркий красноармеец Чугунов, удивляясь, что именно ему, разведчику Чугунову, выпало такое счастье – первым из бойцов Ленинградского фронта встретить волховцев. Третий ленинградец – старший сержант Трегубов – молчал и только улыбался широко и светло.

И пока шли они по отвоёванной у немцев земле, по чёрному от разрывов снегу, там, позади их, в рабочем посёлке уже двигались цепи войск Ленинградского фронта.

Немногим позднее полки 128-й дивизии, уничтожившие немцев в Липке, соединились с ленинградцами в Первом посёлке.

Прошли короткие митинги, отзвучали радостные речи. День клонился к вечеру. Войска повернулись фронтом на юг, в сторону Синявино и Мги. Начался бой за расширение прорыва.

…Я хотел было сходить и в Пятый посёлок, но надо было спешить передать материал о встрече в редакцию «Фронтовой правды», и я свернул с полдороги. И тут я натолкнулся на немецкий танк таких размеров, что даже настоятельная необходимость спешить за 30 километров на телефон не сразу сдвинула меня с места. Видал я подбитые и лёгкие, и тяжёлые танки врага, но эта грязно-серая громадина попалась мне на глаза впервые. Длинная пушка с дырчатым надульником была калибра значительного большего, чем семидесятишестимиллиметровки наших КВ. Широкие траки гусениц слегка вдавились в землю под многотонной тяжестью корпуса.

И тут я вспомнил недавний разговор с одним пленным. Немец нёс околесицу про какие-то колоссальные самолёты, которые будто бы выстроены в Германии для нападения на Англию, и про стотонные бронированные машины, названные истребителями танков. – Не есть ли это истребитель танков? – думал я, обходя грязную машину. – Действительно, велик. И, однако, его остановили бронебойщики-волховцы, истребили «истребителя»…

Позднее я узнал, что это был первый «тигр», появившийся на советско-германском фронте и убитый нашими бронебойщиками. Кажется, именно он стоит сейчас на выставке трофейного вооружения в Москве.

…Спасаясь от «ишаков», я колесил от канавы к канаве и, наконец, добрался до КП Овчинникова. Обнесённый снежными валами блиндаж был так низок, что в него можно было только вползти. Прямо на полу, устланном плетёными упаковками от немецких снарядов, сидел генерал – седой, худощавый, с живыми мальчишескими глазами. Кругом всё было забито народом. Все были веселы, угощали трофейным шоколадом, водкой.

– Вот завтра поверну все сто стволов на Синявино, – сказал генерал, – и дам фрицам жизни!

Я понял эту фразу, когда ночью ехал с Овчинниковым на его командный пункт. Справа от дороги вытянулись в линию пушки разных калибров. Они пересекали всё поле и терялись в снежных сумерках. Я, несомненно, видел уже их, но тут, на лунном снегу, они мне показались чем-то необыкновенным, будто пушкари Бородино сошли с Верещагинских полотен и встали с фитилями у своих единорогов. И всё – и жёлтая луна, и снежное поле, озарённое красным маслянистым пламенем горящего торфа, и эти пушки, по-старинному выстроенные в ряд, и трупы немцев, валяющиеся в снегу, – всё было эпически величаво и странно связывалось в памяти с давними битвами России, рассказами и легендами и само уже становилось легендой.

– Такой день! – сказал я генералу. – А мне ещё 30 километров на попутных до телефона. А как бы хотелось, чтобы материал попал в завтрашний номер!

– Мой день, – ответил генерал, – наш ленинградский день… Я ведь – ленинградец… Я в этих болотах ещё в Гражданскую воевал. По этому случаю дам я вам свою эмку, чтобы не голосовали. Что вы на это скажете?

– Благодарю, товарищ генерал!

Он каждого из нас благодарит

За то, что там мы не заледенели,

Где гаснет солнце в ледяной метели,

И не сгорели там, где снег горит.

Он каждого из нас благодарит

За то, что сквозь атаки штыковые

Мы по телам врагов прошли – живые,

Косым свинцом оплаканы навзрыд.

За то, что завтра солнце озарит

Великий день победы, а не тризны,

За мужество от имени Отчизны

Он