Египетский дом - Алла Дубровская

адвокаты страны для юридической подготовки процедуры. Но и этого оказалось недостаточно. Туда же срочно прибыли специалисты, которым предстояло разработать систему передачи власти и новую структуру управления. К пятнице пятого сентября авральная работа была закончена. Вызванным на прием к секретарю казначейства директорам «Фанни» и «Фредди» объявили об их отставке. Было ли это известие неожи данным? Скорее всего, да. Все–таки, они возглавляли частные компании, в управление которыми государство не вмешивалось. До поры до времени. И теперь эта пора настала. Вполне возможно, что они и продолжили бы борьбу с решением Полсона в судах, но советы директоров обоих агентств проголосавали за их отставку. И было понятно почему: государство объявляло не только о готовности истратить один миллиард долларов на покупку ипотечных акций «Фанни» и «Фредди», но и предоставить дополнительные двести миллиардов долларов в случае необходимости. По сути дела, это было спасением. Интересная подробность: компании оставались частными, но переходили под контроль правительства. Слово «попечительство» заменило пугающее всех слово «национализация». Фондовый рынок оценил усилия казначейства и ответил подъемом котировок. Ипотечное лобби в конгрессе на этот раз промолчало. Казалось бы, Полсон мог перевести дух, но уже через несколько дней он начал испытывать нечто подобное дежавю. Только теперь в безудержном падении оказались акции четвертого в мире инвестиционного банка. Leman Brothers был гораздо больше Bear Stearns, и его разорение могло привести к коллапсу финансового рынка, причем, не только Америки. Скорее всего, именно на этом опасении строил свою игру главный исполнительный директор Leman Brothers Дик Фолд, срывая все сделки по продаже банка, и ожидая помощи от Федерального резерва. Помогли же они Bear Stearns полгода назад, так неужели дадут завалиться его банку накануне президентских выборов. И в этой игре Фолд проиграл. Специалист в банковском и финансовом деле, он не понял ни политической ситуации, ни давления, оказываемого на Полсона, хотя тот открыто неоднократно говорил ему, что не собирается еще раз вовлекать правительство, а значит, деньги налогоплательщиков, в спасение инвестиционного банка. Что делал Фолд в ответ? Не верил. Не мог поверить.

За традиционным завтраком в четверг, 11 сентября, Бен Бернанке не выглядел привычно спокойным и невозмутимым. Овсянка в его тарелке осталась нетронутой. Кофе остывал. Лицо, сидящего напротив Полсона, и вовсе носило следы непреходящего переутомления. На какое–то мгновение оба задержали взгляд на бегущей строке внизу плоского экрана телевизора, вмонтированного в стену. Цена акции Lehman Brothers упала до четырех долларов.

– Похоже, им не вытянуть до понедельника, – мрачно подытожил Полсон. – Вечером я лечу в Нью–Йорк. Хочу посмотреть, что там делается у Тима. Пока ясно одно, Bank of America не собирается покупать Lehman. Хотя официально они это еще не подтвердили.

– Послушай, Хэнк. Мы не можем без конца нарушать закон. Даже, если у тебя и есть чрезвычайные права, мы пока еще живем в демократическом государстве. Федеральный резерв не сможет вытащить Фолда, если мы не найдем ему покупателя. У нас нет на это легальных прав. К тому же, я устал отвечать на звонки конгрессменов, твердящих в один голос о том, что бэйл–аут нежелателен. Невозможен. Недопустим. А тут еще Обама со своими предвыборными речами…

Телевизор стал показывать выступления экономистов–экспертов, рассуждающих о возможных мерах Полсона–Бернанке по спасению ситуации.

– Да, – кивнул Хэнк. – Я с ним разговаривал больше часа вчера ночью. Он достаточно хорошо осведомлен о положении дел. У меня вообще сложилось впечатление, что информацию он получает не только от нас с тобой… Как бы там ни было, остался еще один вариант в запасе. Barclays…

– Англичане… Ты же не любишь иметь с ними дела, – улыбнулся Бернанке.

– Сейчас я готов иметь дело даже с ними, за неимением ничего другого…

По дороге в аэропорт Полсону пришлось переговорить по телефону с сенатором от штата Нью–Йорк Чаком Шумером.

– Господин секретарь, мы потеряем тысячи рабочих мест, если Lehman будет продан не американскому банку.

«Ого! – подумал Полсон. – Вот это скорость! Всего пара звонков директору Barclays и Чак уже озабочен».

Сказать пришлось другое:

– Я понимаю, сенатор, ваше беспокойство. Ничего определенного пока сказать не могу. Но до понедельника все должно решиться. Это я вам обещаю.

В здании Федерального резервного банка Нью–Йорка Тим Гайтнер встретил Полсона обнадеживающей новостью: Barclays не просто заинтересован в покупке, его люди уже приступили к изучению финансовых отчетов Lehman.

– Им не понадобится много времени, чтобы найти там дыры на миллионы долларов. Мы должны взять на себя обеспечение токсичных активов, если хотим, чтобы эта сделка состоялась. – Тим выжидающе смотрел на устало растянувшегося в кресле Полсона. Было видно, что тот давно мало спит, если спит вообще. Прикрытые глаза под линзами больших очков дрогнули:

– Ты что, хочешь, чтобы я на лбу написал: «Я не даю денег просравшимся банкам»? Должны же они понять, что государство не может каждый раз вытаскивать их из дерьма, в которое они вляпались. Ну и что ты на меня так смотришь?

Нотки раздражения в голосе Хэнка скорее обрадовали Гайтнера. Они знали друг друга много лет и всегда с легкостью находили общий язык. Вид замученного Полсона был непривычен и пугающ. Может быть, Гайтнер еще и не вполне осознавал масштабы задачи, стоящей перед ними, но в одном он был уверен: только концентрация всех сил и взаимное доверие помогут им найти верное решение.

– Да вот жду, когда ты начнешь говорить про моральные обязательства. Или, может, пропустишь эту часть и перейдешь к делу?

– Ну что ж, к делу, так к делу. Собери–ка мне завтра директоров банков. Я хочу, чтобы они скинулись и выкупили токсичные активы Lehman Brothers.

– А если они не согласятся? «Фанни» и «Фрэдди» получили государственную помощь всего пять дней назад. Что изменилось сейчас?

Впоследствии этот вопрос будет задаваться Полсону десятки раз. И никогда, ни одному журналисту и ни одной комиссии он не скажет того, в чем признается Гайтнеру в минуту раздражения и усталости:

– Я возился с Фолдом полгода. Полгода я твердил ему, что он должен продать Lehman, искал ему покупателей, вел переговоры… И что Фолд? Он сорвал все сделки. Все! Может, он думал, что я играю с ним в покер, что он самый умный и может кинуть всех игроков за столом, мол, все равно Полсон раскошелится. И тут он ошибся. Я ему не волшебник с чековой книжкой и не собираюсь хлебать дерьмо, слушая обвинения в разбазаривании денег налогоплательщиков.

Высказав все, что накипело у него на душе, Полсон откинулся в кресле и закрыл глаза. Отдохнуть ему не пришлось. В