Борис Пастернак - Стихотворения и поэмы

Книга степи

До всего этого была зима

st-il possiВle,

- le fut-il?

До всего этого была зимаВ занавесках кружевныхВоронье.Ужас стужи уж и в нихЗаранен.

Это кружится октябрь,Это жутьПодобралась на когтяхК этажу.

Что ни просьба, что ни стон,То, кряхтя,Заступаются шестомЗа октябрь.

Ветер за руки схватив,ДереваГонят лестницей с квартирПо дрова.

Снег все гуще, и с колен -В магазинС восклицаньем: "сколько лет,Сколько зим!"

Сколько раз он рыт и бит,Сколько имСыпан зимами с копытКокаин!

Мокрой солью с облаковИ с удилБоль, как пятна с башлыков,Выводил.

Из суеверья

Коробка с красным померанцем -Моя каморка.О, не об номера ж маратьсяПо гроб, до морга!

Я поселился здесь вторичноИз суеверья.Обоев цвет, как дуб, коричневИ - пенье двери.

Из рук не выпускал защелки.Ты вырывалась.И чуб касался чудной челки,И губы - фиалок.

О неженка, во имя прежнихИ в этот раз твойНаряд щебечет, как подснежникАпрелю: здравствуй!

Грех думать - ты не из весталок:Вошла со стулом,Как с полки, жизнь мою досталаИ пыль обдула.Не трогать"Не трогать, свежевыкрашен", -Душа не береглась,И память - в пятнах икр и щек,И рук, и губ, и глаз.Я больше всех удач и бедЗа то тебя любил,Что пожелтелый белый светС тобой - белей белил.И мгла моя, мой друг, божусь,Он станет как-нибудьБелей, чем бред, чем абажур,Чем белый бинт на лбу!

Ты так играла эту роль!

Ты так играла эту роль!Я забывал, что сам - суфлер!Что будешь петь и во второй,Кто б первой ни совлек.Вдоль облаков шла лодка. ВдольЛугами кошеных кормов.Ты так играла эту роль,Как лепет шлюз - кормой!И, низко рея на руле касаткой об одном крыле,Ты так! - Ты лучше всех ролейИграла эту роль!

Балашов

По будням медник подле васКлепал, лудил, паял,А впрочем - масла подливалВ огонь, как пай к паям.

И без того душило грудь,И песнь небес: "Твоя, твоя!"И без того лилась в жаруВ вагон, на саквояж.Сквозь дождик сеялся хоралНа гроб и в шляпы молокан,А впрочем - ельник подбиралК прощальным облакам.

И без того взошел, зашелВ больной душе, щемя, мечась,Большой, как солнце, БалашовВ осенний ранний час.

Лазурью июльскою облит,Базар синел и дребезжал.Юродствующий инвалидПиле, гундося, подражал.

Мой друг, ты спросишь, кто велит,Чтоб жглась юродивого речь?В природе лип, в природе плит,В природе лета было жечь.

Подражатели

Пекло, и берег был высок.С подплывшей лодки цепь упалаЗмеей гремучею - в песок,Гремучей ржавчиной - в купаву.

И вышли двое. Под обрывХотелось крикнуть им: "простите,Но бросьтесь, будьте так добры,Не врозь, так в реку, как хотите.

Вы верны лучшим образцам.Конечно, ищущий обрящет.Но... Бросьте лодкою бряцать:В траве терзается образчик".

Образец

О, бедный Homo Sapiens,Существованье - гнет.Былые годы за поясОдин такой заткнет.

Все жили в сушь и впроголодь,В борьбе ожесточась,И никого не трогало,Что чудо жизни - с час.

С тех рук впивавши ландыши,На те глаза дышав,Из ночи в ночь валандавшись,Гормя горит душа.Одна из южных мазанокБыла других южней.И ползала, как пасынок,Трава в ногах у ней.Сушился холст. БросаетсяЕще сейчас к грудиПлетень в ночной красавице,Хоть год и позади.Он незабвенен тем еще,Что пылью припухал,Что ветер лускал семечки,Сорил по лопухам.Что незнакомой мальвоюВел, как слепца, меня,Чтоб я тебя вымаливалУ каждого плетня.Сошел и стал окидыватьТех новых луж масла,Разбег тех рощ ракитовых,Куда я письма слал.Мой поезд только тронулся,Еще вокзал, Москва,Плясали в кольцах, в конусахПо насыпи, по рвам,А уж гудели кобзамиКолодцы, и пылясь,Скрипели, бились об землюСкирды и тополя.Пусть жизнью связи портятся,Пусть гордость ум вредит,Но мы умрем со спертостьюТех розысков в груди.

Развлечения любимой

Душистою веткою машучи

Душистою веткою машучи,Впивая впотьмах это благо,Бежала на чашечку с чашечкиГрозой одуренная влага.

На чашечку с чашечки скатываясь,Скользнула по двум, - и в обеихОгромною каплей агатовоюПовисла, сверкает, робеет.

Пусть ветер, по таволге веющий,Ту капельку мучит и плющит.Цела, не дробится, - их две ещеЦелующихся и пьющих.

Смеются и вырваться силятсяИ выпрямиться, как прежде,

Да капле из рылец не вылиться,И не разлучаться, хоть режьте.

Сложа весла

Лодка колотится в сонной груди,Ивы нависли, целуют в ключицы,В локти, в уключины - 0, погоди,Это ведь может со всяким случиться!

Этим ведь в песне тешатся все.Это ведь значит - пепел сиреневый,Роскошь крошеной ромашки в росе,Губы и губы на звезды выменивать!

Это ведь значит - обнять небосвод,Руки сплести вкруг Геракла громадного,Это ведь значит - века напролетНочи на щелканье славок проматывать!

Весенний дождь

Усмехнулся черемухе, всхлипнул, смочилЛак экипажей, деревьев трепет.Под луною на выкате гуськом скрипачиПробираются к театру. Граждане, в цепи!

Лужи на камне. Как полное слезГорло - глубокие розы, в жгучих,Влажных алмазах. Мокрый нахлестСчастья - на них, на ресницах, на тучах.

Впервые луна эти цепи и трепетПлатьев и власть восхищенных устГипсовую эпопеею лепит,Лепит никем не лепленный бюст.

В чьем это сердце вся кровь его быстроХлынула к славе, схлынув со щек?Вон она бьется: руки министраРты и аорты сжали в пучок.Это не ночь, не дождь и не хоромРвущееся: "Керенский, ура!",Это слепящий выход на форумИз катакомб, безысходных вчера.Это не розы, не рты, не ропотТолп, это здесь, пред театром - прибойЗаколебавшийся ночи Европы,Заколебавшейся ночи Европы.

Свистки милиционеров

Дворня бастует. БрезгуяМусором пыльным и тусклым,Ночи сигают до брезгуЧерез заборы на мускулах.Возятся в вязах, падают,Не удержавшись, с деревьев,Вскакивают: за оградоюСевер злодейств сереет.И вдруг - из садов, где твойЛишь глаз ночевал, из милогоДуше твоей мрака, - плотвойСвисток расплескавшийся выловлен.Милиционером зажатВ кулак, как он дергает жабрами,И горлом, и глазом, назад,По-рыбьи, наискось задранным!Трепещущего серебраПронзительная горошина,Как утро, бодряще мокра,Звездой за забор переброшена.И там, где тускнеет востокЧахоткою летнего Тиволи,Валяется дохлый свисток,В пыли агонической вывалян.

Звезды летом