Дмитрий Быков - Последнее время

1991 год

Семейное счастие

Печорин женился на Вере,Устав от бесплодных страстей,Грушницкий женился на Мэри,Они нарожали детей.Семейное счастие кротко,Фортуна к влюбленным щедра:У Веры проходит чахотка,У Мэри проходит хандра.

Как жаль, что такого исходаБезвременье нам не сулит!Судьба тяжела, как свобода,Беспомощна, как инвалид.Любовь переходной эпохиБежит от кольца и венца:Финалы, как правило, плохи,И сын презирает отца.

Должно быть, есть нечто такоеИ в воздухе нашем самом,Что радость тепла и покояНе ладит с угрюмым умом.Терпите и Бога молите,Смиряя гордыню свою,Чтоб Левин женился на КитиИ время вошло в колею!

Когда бы меж листьев чинарыУкрылся дубовый листок!Когда б мы разбились на пары,Забыв про бурлящий Восток,Дразнящий воинственным кликом!О Боже, мы все бы снесли,Когда бы на Севере дикомПрекрасные пальмы росли!

Но в Персию едет Печорин,И зря воровал Азамат,И воздух простуженный черен,И автор навек неженат.Грустить о своих половинах,Томиться привычной тоской,—Покамест на наших руинахНе вырастет новый Толстой.

1995 год

«Когда я вернусь назад…»

Когда я вернусь назад, мне будет уже не надоНи сквера, где листопад, ни дома, где эстакада.И лестница, и окно, в котором цветет закат,Мне будут чужды равно, когда я вернусь назад.

С какою тоской сейчас гляжу я на листья в лужах,На толстых, до самых глаз укутанных, неуклюжихДетей, на дверной косяк с объявкой «Куплю — сниму»…Кому это нужно так, как мне теперь? Никому.

Подъезд, предзакатный свет, Эдем убогий и смрадный —С тоской ли глядят мне вслед? С гримасою ли злорадной?Нет, думаю, без гримас, без горечи и стыда.Они уже знают час, когда я вернусь сюда.

И я вернусь, дотащусь. Вползу, как волна на отмель,—Не ради каких-то чувств, а лишь показать, что вот, мол:Чужой, как чужая боль, усохший, как Вечный жид,Отчетности ради, что ль, отметиться тут, что жив.

Лет пять пройдет или шесть. А может, и двадцать с лишним.Но все это здесь как есть пребудет, клянусь Всевышним,—И сквер, и дитя, и мать, и окна, и листопад —Все будет покорно ждать, пока я вернусь назад.

Да, вещи умнее нас. Я это прочту во взглядеОконном, в сиянье глаз двухлетнего, в листопаде,И только слепая власть, что гонит домой стада,Чтоб участь мою допрясть, меня приведет сюда.

О Боже, когда назад, сожженный, вернусь из ада,—Мне будет повсюду ад! Мне будет уже не надо!Мне надо теперь, сейчас: укрой меня, затаи!Но я потеряю вас, несчастные вы мои.

Простимся же. Холода Москву облегают властно.Откуда я и куда — во сне, как всегда, неясно:Из комнаты ли твоей, как выставленный щенок,Из собственных ли дверей — в распахнутый воронок.

1999 год

Счастья не будет

«Олененок гордо ощутилМежду двух ушей два бугорка,А лисенок притащил в норуМышь, которую он сам поймал.»

Музыка, складывай ноты, захлопывай папку,Прячь свою скрипку, в прихожей отыскивай шляпку.Ветер по лужам бежит и апрельскую крутитПыль по асфальту подсохшему. Счастья не будет.

Счастья не будет. Винить никого не пристало.Влажная глина застыла и формою стала,Стебель твердеет, стволом становясь лучевидным.Нам ли с тобой ужасаться вещам очевидным?

Будет тревожно, восторженно, сладко, свободно,Будет томительно, радостно — все что угодно:Счастья не будет. Оставь ожиданья подросткам.Нынешний возраст подобен гаданию с воском:

Жаркий, в воде застывает, и плачет гадалка.Миг между жизнью и смертью — умрешь, и не жалко —Больше не будет единственным нашим соблазном.Сделался разум стоглазым. Беда несогласным:

Будут метаться, за грань порываться без толку —Жизнь наша будет подглядывать в каждую щелку.Воск затвердел, не давая прямого ответа.Счастья не будет. Да может, и к лучшему это.

Вольному воля. Один предается восторгамЭроса; кто-то политикой, кто-то ВостокомТщится заполнить пустоты. Никто не осудит.Мы-то с тобой уже знаем, что счастья не будет.

Век наш вошел в колею, равнодушный к расчетам.Мы-то не станем просить послаблений, — а что тамБьется, трепещет, не зная, не видя предела,—Страх ли, надежда ли, — наше интимное дело.

Щебень щебечет, и чавкает грязь под стопою.Чет или нечет — не нам обижаться с тобою.Желтый трамвай дребезжанием улицу будит.Пахнет весной, мое солнышко. Счастья не будет.

1993 год

«Все эти мальчики, подпольщики и снобы…»

Все эти мальчики, подпольщики и снобы,Эстеты, умники, пижончики, щенки,Их клубы тайные, трущобы и хрущобы,Ночные сборища, подвалы, чердаки,

Все эти девочки, намазанные густо,Авангардисточки, курящие взасос,Все эти рыцари искусства для искусства,Как бы в полете всю дорогу под откос,

Все эти рокеры, фанаты Кастанеды,Жрецы Кортасара, курящие «Житан»,Все эти буки, что почитывали Веды,И «Вехи» ветхие, и «Чайку Джонатан»,

Все эти мальчики, все девочки, все детство,Бродяги, бездари, немытики, врали,Что свинство крайнее и крайнее эстетствоОдной косичкою беспечно заплели,

Все эти скептики, бомжи-релятивисты,Стилисты рубища, гурманчики гнилья,С кем рядом правильны, бледны и неказистыКазались прочие — такие, как хоть я,—

И где теперь они? В какой теперь богинеИскать пытаются изъянов и прорех?Иные замужем, иные на чужбине,Иные вымерли — они честнее всех.

Одни состарились, вотще перебродили,Минуя молодость, шагнув в убогий быт,Другие — пленники семейственных идиллий,Где Гессе выброшен и Борхес позабыт.

Их соблазнители, о коих здесь не пишем,В элиту вылезли под хруст чужих костейИ моду делают, диктуя нуворишам,Как надо выглядеть и чем кормить гостей.

Где эти мальчики и девочки? Не слышно.Их ночь волшебная сменилась скукой дня,И ничегошеньки, о Господи, не вышлоИз них, презрительно глядевших на меня.

Се участь всякого поклонника распада,Кто верит сумраку, кому противен свет,Кому ни прочности, ни ясности не надо,—И что, ты рад, скажи? Ты рад, скажи? О нет,

Да нет же, Господи! Хотя с какою злобойНа них я пялился, подспудно к ним влеком,—И то, в чем виделся когда-то путь особый,Сегодня кончилось банальным тупиком!

Ну что же, радуйся! Ты прав с твоею честной,Серьезной службою, — со всем, на чем стоял.А все же верилось, что некий неизвестныйИм выход виделся, какой-то смысл сиял!

Ан нету выхода. Ни в той судьбе, ни в этой.Накрылась истина, в провал уводит нить.Грешно завидовать бездомной и отпетойИх доле сумрачной, грешней над ней трунить.

Где эти мальчики, где девочки? Ни рядом,Ни в отдалении. А все же и сейчасОни, мне кажется, меня буравят взглядом,Теперь с надеждою: хоть ты скажи за нас!

С них спроса нет уже. В холодном мире новомЦарит безвременье, молчит осенний свет,А ты, измученный, лицом к лицу со словомОдин останешься за всех держать ответ.

1995 год

«На теневой узор в июне на рассвете…»

На теневой узор в июне на рассвете,На озаренный двор, где женщины и дети,На облачную сеть, на лиственную прытьЛишь те могли смотреть, кому давали жить.

Лишь те, кому Господь отмерил меньшей меройСтрастей, терзавших плоть, котлов с кипящей серой,Ночевок под мостом, пробежек под огнем —Могли писать о том и обо всем ином.

Кто пальцем задевал струну, хотя б воловью,Кто в жизни срифмовал хотя бы кровь с любовью,Кто смог хоть миг украсть — еще не до конца,Того прижала пясть верховного Творца.

Да что уж там слова! Признаемся в итоге:Всем равные права на жизнь вручили боги,Но тысячей помех снабдили, добряки.Мы те и дети тех, кто выжил вопреки.

Не лучшие, о нет! Прочнейшие, точнее.Изгибчатый скелет, уступчивая шея —Иль каменный топор, окованный в металл,Где пламенный мотор когда-то рокотал.

Среди земных щедрот, в войне дворцов и хижин,Мы избранный народ — народ, который выжил.Один из десяти удержится в игре,И нам ли речь вести о счастье и добре!

Те, у кого до лир не доходили руки,Извлечь из них могли божественные звуки,Но так как их давно списали в прах и хлам,Отчизне суждено прислушиваться к нам.

А лучший из певцов взглянул и убедилсяВ безумии отцов — и вовсе не родился,Не прыгнул, как в трамвай, в невинное дитя,Свой бессловесный рай за лучшее сочтя.

1999 год