Станислав Куняев - Стихи

1967

" Стадион. Золотая пора. "

Стадион. Золотая пора.Шум толпы. Ожидание старта.Лихорадочной крови игра.Вкус победы и горечь азарта.Кто&то дышит за правым плечом,что ни шаг — тяжелеют шиповки.Все равно я тебя, Толмачев,обойду и не выпущу к бровке.Каждый финиш и каждый забегбыли по сердцу мне и по нраву,я любил этот жалкий успехи его ненадежную славу!А когда у пустынных трибуня с тобой по ночам расставался —этот гул, этот свист, этот шумнад моей годовой продолжался.Стадион заполнялся луной,и глядели холодные тени,как кумиры мои по прямойфинишируют прямо в забвенье.

1967

ЗОЛОТЫЕ КВАДРАТЫ

Что же делать, коль невмоготуоставаться в больничной постели,потому что березы в садутак отчаянно ночью шумели,говорили, что жизнь хороша,что ее чудеса несказанны…Но больница жила не спеша,по законам тюрьмы и казармы.Умывалась, питалась, спала,экономя ослабшие силы,и в бреду бормотала слова,что так дороги нам до могилы.В темноте вдруг припомнилось мне,как в далекое время когда-тоот проезжих машин по стенеплыли в ночь золотые квадраты.Заплывали, как рыбы, в окно,уплывали в пространства ночные…Что&то я вас не видел давно,где вы скрылись, мои золотые?Гул машин и березовый шумто сплетались, то вновь расплетались,западали в рассеянный уми о землю дождем разбивались.Я прислушался к дальней грозе,ощутил освежительный холод.За углом рокотало шоссе,чтобы утром насытился город.Самосвалы построились в ряд,надрываясь, ревут на подъеме,а березы — березы шумятв невеселом оконном проеме.Так шумят, погрузившись во мрак,с горькой нежностью и трепетаньем,словно скрасить хотят кое-какнаше равенство перед страданьем.

1966

" На рассвете холодная дрожь "

На рассвете холодная дрожьвдруг встряхнет полусонное тело,вздрогнешь радостно — и не поймешь,дождь прошел или жизнь пролетела…А вокруг осыпались леса,и деньки становились короче.Выйдешь в рощу — кружится листва,глянешь в небо — а там синевасквозь просветы в осиновой роще.И на этот разгул сентябрямы глядели с тобой чуть не плача,и за это тебя и менябескорыстно любила удача.Рыба шла, и на деньги везло,в пьяных драках спасались случайно,и в руке не дрожало весло,и гитара звенела печально.Мой простуженный голос хрипел,что туманное утро настало,а в то время, покамест я пел,с легким звоном листва облетала.

1967

" Лучше жариться в этой жаре, "

Лучше жариться в этой жаре,лучше пить эту горькую воду, —я не пес, чтоб лежать в конуреи печально скулить на погоду…На машине в полуденный зноймы сквозь город Каган пролетали,а Сережа сидел за спинойи лениво играл на гитаре.Но когда похоронный кортежпоказался из-за поворота,инструмент, как веселый оркестр,зазвенел, к изумленью народа.Красный гроб проплывал на рукахпо дороге, ведущей в пустыню,где асфальт и железо в пескахперемешаны с нефтью и синью.Сослуживцы майора бреливслед за гробом походкою шаткой…А Сережа запел о любвии о жизни, прекрасной и краткой.Потому что он был молодым,он закончил щемящим аккордоми воскликнул: — Житуха — живым!Я добавил: — Прощение — мертвым… —И кощунственный этот настройпрозвучал неожиданно святонад измученной зноем травой,и над скважиною буровой,и над вышкой с фигурой солдата.

1967

" Пучина каспийская глухо "

Пучина каспийская глухоо плиты бетонные бьет,и нежное слово «разлука»,как в юности, спать не дает.Нет, я еще все-таки молод,как прежде, желанна земля,поскольку жара или холодравно хороши для меня,и этот студент непутевый,и этот безумный старик,и этот, такой невеселый,спаленный дотла, материк!…И девушка в розовом платье,и женщина в старом пальто!Я понял, что славу и счастьенельзя совместить ни за что,что пуще неволи охота,что время придет отдохнуть…И древнее слово «свобода»волнует, как в юности, грудь.

1967

" Гуляет ветер в камыше, "

Гуляет ветер в камыше,пылит разбитая дорога,шумит река, и на душетак хорошо и одиноко.Прощай, веселая пора,случайно выпавшая милость,как дым угасшего костра,ты в синем небе растворилась.Что говорить! Конечно, жальживую грусть осенней воли,и остывающую даль,и отцветающее поле.Но чтоб не очень тосковать,чтобы перенести разлуку,я научился пониматьодну жестокую науку:я научился каждый час,который родиной дается,любить как бы в последний раз,как будто больше не придется.

1967

" В окруженье порожистых рек, "

В окруженье порожистых рек,в диком мире гранита и гнейса,как ни горько, но знай, человек, —на друзей до конца не надейся.

Нет, не то чтоб не верить в друзей —мне по сердцу надёжные души, —но стихийные силы сильнейсамой нежной и преданной дружбы.

Рухнет камень, исчезнет стезя,друг протянет бессильную руку.Так не порть настроения другуи рассчитывай сам на себя.

Ах! Так вот она правда и жизнь:в жаркий полдень, в холодную полночьвсем, кто просит участья, — учисьпомогать, не надеясь на помощь.

Но смотри: поскользнёшься и тыи услышишь, как в мире бескрайнемговорят на краю темнотыледяное дыханье водыс человеческим жарким дыханьем.

1967

ЮЖНЫЙ БЕРЕГ

И куда ты здесь взгляда ни кинь,все равно остаешься растерян:что за черт — всюду вечная синьили вечнозеленая зелень!Куст магнолии, лавровый лист,вечный воздух и вечное небо,а захочешь обнять кипарис, —разве мыслимо — вечное древо!Вся природа надменно твердит:нет на свете ни смерти, ни горя…Но смотрите, куда-то летитжуравлиная стая вдоль моря.Не спеша, кое-как, тяжелоулетают из отчего края,за крылом поднимая крыло,неожиданно напоминая,что на родине ветер свистит,что пустые поля почернели,что последний осиновый листждет в отчаянье первой метели.

1966

" А где дурачки городские, "

А где дурачки городские,народ не от мира сего,слепые и глухонемые —повымерли до одного.Блаженные, нищие духом,таинственным миром своимпонятные древним старухам,причастные тварям земным.Бывало, Порфиша при встречеоткроет трясущийся рот,и чувствуешь, что человечьев юродивом ищет исход.Вот&вот и промолвит такое…А что ему — совесть чистаи незачем благо земноеи наша земная тщета.Сказал бы, да слов не хватило,чуть-чуть бы — да рухнула связь.Безумие вновь накатило,и вновь голова затряслась.Повымерла эта порода,здоровый пошел матерьял,но город лишился чего&тои что&то в лице потерял.Недаром от слабого слована косноязычных устахвеличье царя Годуноваоднажды разрушилось в прах.

1968

" На невеликой памяти моей "

На невеликой памяти моейкак много их прошло, шумя словами,фанатиков, трибунов, бунтарейс пылающими истиной очами.Я вспоминаю молодые днигражданских свар, ниспроверженья взглядов,когда к обеду шествуют они,в кармане даже кукиша не спрятав.Ну, молодцы! За два десятка летперебродило молодое тесто!Они умно клеймили белый свет,но каждому нашлось под солнцем место.Растят детей. Стареют. В меру пьют.Налаживают маленький уют.Общественный порядок охраняют.И, позабыв свою святую злость,на честно заработанную костьслюну чревоугодия роняют.

1968