Какие наши годы - Сергей Марксович Бичуцкий

сказать.

И нам на Земле этой стало вдруг тесно

Нас ветер унёс в небеса

«Жених и невеста! Жених и невеста!»

Запели вокруг голоса.

И солнце взорвалось, своими лучами

Залило пределы земли,

И чтоб ни случалось потом между нами,

Мы эти слова сберегли.

Пол века минуло, как будто не к месту

От внуков болит голова.

Жених и невеста! Жених и невеста!

Они повторяют слова.

***

Многие знания – много печали,

Как-то мы с сыном моим прочитали.

За суетой я об этом забыл.

Время прошло, и мой сын загрустил.

– Сын! – говорю ему. – Что за кручина?

Может поведаешь папе причину?

Он открывает свой школьный дневник.

Я посмотрел и главою поник.

Да-а-а, – говорю, – за такие успехи

Ты, как никто, заслужил на орехи.

***

Отравлен с детства ложной верой,

Простой и сладостной химерой

Стать революционером.

Он мог бы послужить примером

Для многих пламенных сердец,

Какой их горький ждёт конец.

Советы старших отрицая,

Основы мира потрясая,

Он с вожделеньем ждёт поры,

Когда войдёт в тартарары,

Считая их мечты пределом,

И лучшим для судьбы уделом.

Харон его там лично встретит.

При входе ласково приветит

Последним лучиком посветит,

Чтобы не боялся он пути,

С которого нельзя сойти.

Посадит в лодку, сам войдёт,

И вместе Стикс переплывёт

Туда, где будто счастье ждёт,

Свобода, слава и почёт.

Таких, как он, ему под стать,

Там невозможно сосчитать,

Кто жаждал в жизни перемен,

Попал к этой идее в плен,

И жизнь за то готов отдать!

Убить детей, отца и мать,

Во имя этих перемен!

И верен был дурной идее,

Придуманной прохиндеем!

Ну, жизнь отдал, а что взамен?

Не ожидал, что будет тлен?

Но Стикса мерное теченье

Сотрёт последние сомненья,

Прозрит ослепшие глаза,

Когда в раскаянных слезах

Поймёт, что поздно горевать,

Что ничего не поменять,

Что будет вечно догнивать.

Во мраке горестной геенны,

И вновь мечтать о переменах.

Ну, что ж здесь на кого-то дуться,

Коль сам ты рад был обмануться?

Подумай, прежде чем мечтать

Теченье жизни поменять,

Чем может это обернуться.

Назад ведь больше не вернуться.

***

Я хотел бы даже не лета,

А совсем другого тепла.

Чтоб душа моя была согрета,

И любовь повсюду была.

Я хотел бы с ней породниться,

И наполнить радостью дом.

Я хотел бы ею делиться,

Как последним своим куском.

Знаю я – не имеет границы,

Что досталось нам от Отца,

Я бы дал от неё напиться,

Чтоб слезу утереть с лица.

Чтобы в самую непогоду,

Иль какую другую напасть,

Она стала другим подмогой,

Не позволила в грязь упасть.

И пока она, как лампада

Будет в сердце моём гореть.

Я в ответ на такую награду

Стану гимны Господу петь.

***

У ворот Пресветлого Рая

От волненья и страха дрожа,

Проклиная себя и рыдая,

Сиротливо стоит душа.

И хотя ворот не закрыли,

А кто призван, уже вошли.

«Про меня, – кричит, – позабыли!».

А кому? Все давно уж ушли.

Но она, не теряя надежды,

И не веря своим глазам,

Разрывая свои одежды,

Восклицает: «Откройся, сезам!».

«Что ж ты, милая, как слепая? -

Говорит чей-то голос ей. –

Не закрыты ворота Рая,

Да и нет у него дверей!

Почему же ты опоздала?

Ведь звана была каждый час?

– Я всё время о нём забывала,

Пока свет вокруг не погас.

А когда погас, всполошилась,

И тотчас поспешила сюда.

Говорят, я счастья лишилась,

И уже не найду никогда.

Вот, парадное платье одела,

И стенаю, и слёзы лью,

И отчаянья нет предела,

Но не знаю, кого молю.

Подскажи, к кому обратиться?

Кто мне может сейчас помочь?

Ведь когда-то была я птицей,

Но ползком заползти не прочь.

– Не могу тебе дать надежды.

Уж такой у тебя удел.

Ты могла б войти, коль одежды

Состояли б из добрых дел.

Где сейчас, скажи, твои крылья?

Как несчастная не поймёшь?

С детства ведь тебе говорили:

«Что посеешь, то и пожнёшь!».

Ты давно уже не невеста

И полна сладострастных грехов,

И теперь твое вечное место

Там, где плачь и скрежет зубов.

И несчастную тьма накрыла

Покрывалом смертным своим

И душа от испуга завыла:

«Умоляю! Откройся Сим-Сим!».

***

Что боишься ты птичка певчая,

Озираешься и дрожишь?

Что на солнце глядишь недоверчиво,

И сейчас почему-то молчишь?

Вспомни, как ты радостно пела,

Когда будто бы в клетке жила.

А теперь совсем онемела.

Не того от свободы ждала?

Сладкозвучные где рулады,

Ведь твои воплотились мечты?

И за песни эти награду,

Наконец, получила ты.

А теперь, когда всё случилось,

Когда, вот оно, счастье твоё,

Почему-то так получилось,

Что кругом тебя вороньё.

И тебе уже не до песен,

Не до сладостного вранья.

Мир огромный стал слишком тесен -

Негде спрятаться от воронья.

Вспомни, как злодеям в угоду,

Ты была и грозна, и нежна,

Воспевая прелесть свободы,

А теперь никому не нужна.

И не ведаешь, где укрыться

От грозящих вокруг врагов,

Хоть теперь ты – вольная птица,

Да и нет на тебе оков.

И тебя, наконец, осенило

Ты себя за ошибку кляня,

Поняла – помраченье было!

Пела песни для воронья!

Что боишься ты, птичка певчая,

Озираешься и дрожишь?

Что на небо глядишь недоверчиво,

Почему-то угрюмо молчишь?

Ну, а что тебе остаётся?

Поневоле придётся терпеть

Коль захочешь выжить, придётся

Воронью песни славы петь.

***

Было б очень здорово

Наболтать с три короба,

И чтобы ни случилось,

Всё это приключилось!

Что придумать? Я не знаю,

Но давайте помечтаем!

А вот если бы, да кабы

Во рту выросли грибы,

То это был бы не рот,

А целый огород!

Целый огород с грибами?

Да они растут в лесу!

Только там, мы знаем с вами,

Можно повстречать лису.

Хитроумная лиса,

Рыжехвостая краса,

По лесу ищейкой рыщет,

И зайчат несчастных ищет!

А трусливые зайчата,

Сбились вместе как опята,

За пенёчками сидят,

Словно листики дрожат.

Нет! Нам это не подходит!

Там медведь по лесу бродит.

Представляете картину –

Собирает он малину,

И почти всегда молчит,

А потом как зарычит!

Всех вокруг перепугает,

Кто малину собирает.

Понесутся наутёк!

Будет впредь другим урок,

Как Потапычу мешать

Вкуснотищу собирать!

Кто в лесу привык бывать,

Тот, конечно, должен знать -

Там полным-полно зверей:

Белок, зайцев и свиней.

Как всю эту тесноту

Я смогу вместить во рту?

Честно вам скажу, не знаю.

Но не то меня пугает:

Ну, как волки среди ночи

Вдруг завоют что есть мочи?

Кто мне может подсказать,

Как тогда смогу я спать?

Во беда! Но что там волки?

Пошумят, да и умолкнут.

А вот если старый дятел

Не найдёт других занятий,

И возьмётся мне назло,

Коль язык мой – помело,

В нём долбить себе дупло?

И поскольку я болтун,

Нанесёт он мне типун,

Но к такому мой язык

Вот уж точно не привык!

А строитель он умелый!

Ну, и что мне с этим делать?

Как и в чём его винить?

Надо ж где-то птице жить!

После смены трудовой

В тишине найти покой.

Вечерком чайку попить,

Древоточцем закусить.

Он как молот что есть сил,

Клювом по коре долбил,

Древоедцев там искал,

Их оттуда доставал,

Всех в котомку собирал

И деревьям помогал.

Он как доктор Айболит

Для берёзок и ракит.

Им, чем может, помогает,

И деревья сберегает.

Поползли по лесу слухи.

Их назойливые мухи,

Коль везде они летали,

Как болезнь распространяли.

Из-за этого друзья

Среди птиц, и средь зверья

Разгорелся жаркий спор

И пошёл такой сыр-бор:

– Что за наглость! Что за нравы!

По какому это праву

Дятел сам дупло пробил

И себя в нём поселил?

Кто такое разрешил? –

Вдруг посыпались упрёки

От сороки-белобоки. -

Надо вместе всем собраться,

С самовольством разобраться.

На такой её призыв

Весь собрался коллектив.

– Ну-ка, дятел нам ответь, -

Грозно проревел медведь, -

Почему без позволенья

Ты такое натворил?

Почему без разрешенья,

Сам себя в дупло вселил?

– Я, конечно, извиняюсь!

И как на духу признаюсь –

Никого я не спросил!

Просто строить дом решил!

Сам без устали трудился,

Потому и поселился, -

Скромно дятел отвечает. –

Все в лесу об этом знают.

Мне ведь просто повезло,

Что язык, как помело!

Если было бы иначе,

Не решился б никогда,

И, поверьте, этой дачи

Не имел бы я тогда!

Ох, какой поднялся крик:

– Покусился на язык!

Опорочил всё святое!

Братцы! Что ж это такое?

Нам язык – отец и