Даниил Хармс - Ванна Архимеда

1932

Шуре Любарской

Верный раб твоих велений,Я влюблен в твои колениИ в другие части ног —От бедра и до сапог.

Хороши твои лодыжки,И ступни, и шенкеля,Твои ножки — шалунишки,Твои пятки — штемпеля.

Если их намазать сажейИ потом к ним приложитьНебольшой листок бумажный —Можно оттиск получить.

Буду эту я бумажкуРегулярно целоватьИ, как белую ромашку,Буду к сердцу прижимать!

Я пойду туда, где розаСреди дудочек растет,Где из пестиков глюкозаВ виде нектара течет.

Эта роза — Ваше ухо:Так же свернуто оно,Тот же контур, так же сухоПо краям обведено.

Это ухо я срываюИ шепчу в него дрожа,Как люблю я и страдаюИз-за Вас, моя душа.

И различные созданьяВсех размеров и мастейС очевидным состраданьемВнемлют повести моей.

Вот платком слезу стираетЛицемерная пчела.Тихо птица вылетаетИз секретного дупла.

И летит она, и плачет,И качает головой…Значит, жалко ей, — и, значит,Не такой уж я плохой.

Видишь, все в природе внемлетВожделениям моим.Лишь твое сознанье дремлет,Оставаяся глухим.

Муха с красными глазамиСовершает свой полет.Плачет горькими слезамиЧеловеческий оплот.

Кто оплот? Конечно — Я.Значит, плачу тоже я.

Почему я плачу, Шура?Очень просто: из-за Вас.Ваша чуткая натураПривела меня в экстаз.

От экстаза я болею,Сновидения имею,Ничего не пью, не емИ худею вместе с тем.

Вижу смерти приближенье,Вижу мрак со всех сторонИ предсмертное круженьеНасекомых и ворон.

Хлещет вверх моя глюкоза!В час последний, роковойВ виде уха, в виде розыПоявись передо мной.

21 июня 1932

Послание, бичующее ношение длинных платьев и юбок

Меня изумляет, меня восхищаетПрироды красивый наряд:И ветер, как муха, летает,И звезды, как рыбки, блестят.

Но мух интересней,Но рыбок прелестнейПрелестная Лиза моя —Она хороша, как змея!

Возьми поскорей мою руку,Склонись головою ко мне,Доверься, змея, политруку —Я твой изнутри и извне!

Мешают нам наши покровы,Сорвем их на страх подлецам!Чего нам бояться? Мы внешне здоровы,А стройностью торсов мы близки к орлам.

Тому, кто живет как мудрец-наблюдатель,Намеки природы понятны без слов:Проходит в штанах обыватель,Летит соловей — без штанов.

Хочу соловьем быть, хочу быть букашкой,Хочу над тобою летать,Отбросивши брюки, штаны и рубашку —Все то, что мешает пылать.

Коровы костюмов не носят.Верблюды без юбок живут.Ужель мы глупее в любовном вопросе,Чем тот же несчастный верблюд?

Поверь, облаченье не скроетТого, что скрывается в нас,Особенно если под модным покроемГорит вожделенья алмаз.

…Ты слышишь, как кровь закипает?Моя полноценная кровь!Из наших объятий цветок вырастаетПо имени Наша Любовь.

1932

Хвала изобретателям

Хвала изобретателям, подумавшим о мелких  и смешных приспособлениях:О щипчиках для сахара, о мундштуках для папирос,

Хвала тому, кто предложил  печати ставить в удостоверениях,Кто к чайнику приделал крышечку и нос.

Кто соску первую построил из резины,Кто макароны выдумал и манную крупу,Кто научил людей болезни изгонять отваром из малины,Кто изготовил яд, несущий смерть клопу.

Хвала тому, кто первый начал  называть котов и кошек человеческими именами,Кто дал жукам названия точильщиков,  могильщиков и дровосеков,Кто ложки чайные украсил буквами и вензелями,Кто греков разделил на древних и на просто греков.

Вы, математики, открывшие секреты перекладывания спичек,Вы, техники, создавшие сачок — для бабочек капкан,Изобретатели застежек, пуговиц, петличекИ ты, создатель соуса-пикан!

Бирюльки чудные, — идеи ваши — мне всего дороже!Они томят мой ум, прельщают взор…Хвала тому, кто сделал пуделя на льва похожимИ кто придумал должность — контролер!

(1932)

Служение Науке

Я описал кузнечика, я описал пчелу,Я птиц изобразил в разрезах полагающихся,Но где мне силу взять, чтоб описать смолуТвоих волос, на голове располагающихся?

Увы, не та во мне уж сила,Которая девиц, как смерть, косилаИ я не тот. Я перестал безумствовать и пламенеть,И прежняя в меня не лезет снедь.

Давно уж не ночуют уткиВ моем разрушенном желудке.И мне не дороги теперь любовные страданья —Меня влекут к себе основы мирозданья.

Я стал задумываться над пшеном,Зубные порошки меня волнуют,Я увеличиваю бабочку увеличительным стеклом —Строенье бабочки меня интересует.

Везде преследуют меня — и в учреждении и на бульваре —Заветные мечты о скипидаре.Мечты о спичках, мысли о клопах,О разных маленьких предметах,

Какие механизмы спрятаны в жуках,Какие силы действуют в конфетах.

Я понял, что такое рожки,Зачем грибы в рассол погружены,Какой имеют смысл телеги, беговые дрожкиИ почему в глазах коровы отражаются окошки,Хотя они ей вовсе не нужны.

Любовь пройдет. Обманет страсть. Но лишена обманаВолшебная структура таракана.

О, тараканьи растопыренные ножки, которых шесть!Они о чем-то говорят, они по воздуху каракулями пишут,Их очертания полны значенья тайного…  Да, в таракане что-то есть,Когда он лапкой двигает и усиком колышет.

А где же дамочки, вы спросите, где милые подружки,Делившие со мною мой ночной досуг,Телосложением напоминавшие графинчики, кадушки, —Куда они девались вдруг?

Иных уж нет. А те далече.Сгорели все они, как свечи.А я горю иным огнем, другим желаньем —Ударничеством и соревнованьем!

Зовут меня на новые великие делаЛесной травы разнообразные тела.

В траве жуки проводят время в занимательной беседе.Спешит кузнечик на своем велосипеде.

Запутавшись в строении цветка,Бежит по венчику ничтожная мурашка.Бежит, бежит… Я вижу резвость эту, и меня берет тоска,Мне тяжко!

Я вспоминаю дни, когда я свежестью превосходил коня,И гложет тайный витамин меняИ я молчу, сжимаю руки,Гляжу на травы не дыша…Но бьет тимпан! И над служителем наукиВосходит солнце не спеша.

1932

Муха

Я муху безумно любил!Давно это было, друзья,Когда еще молод я был,Когда еще молод был я.

Бывало, возьмешь микроскоп,На муху направишь его —На щечки, на глазки, на лоб,Потом на себя самого.

И видишь, что я и она,Что мы дополняем друг друга,Что тоже в меня влюбленаМоя дорогая подруга.

Кружилась она надо мной,Стучала и билась в стекло,Я с ней целовался порой,И время для нас незаметно текло.

Но годы прошли, и ко мнеБолезни сошлися толпой —В коленках, ушах и спинеСтреляют одна за другой.

И я уже больше не тот.И нет моей мухи давно.Она не жужжит, не поет,Она не стучится в окно.

Забытые чувства теснятся в груди,И сердце мне гложет змея,И нет ничего впереди…О муха! О птичка моя!

(1934)