Яков Полонский - Стихотворения Поэмы Проза

На первый раз? — Какая быть должна

За этот подвиг первая награда?..

Конечно, ничего первее сна

Не может быть, — а он заснуть не может,

То беготня людей его тревожит,

То он ворчит, что номер без окна,

То чем-то кислым пахнет, — то слышна

Как будто музыка: не то гитара,

Не то рояль, — то до утра

Боится он задохнуться от жара -

И в душу лезет глупая хандра.

11

Когда все стихло — мой неугомонный

Земляк с досады настежь дверь открыл,

И долго, полутрезвый, полусонный,

С самим собой о чем-то говорил.

И долго, взор свой упирая в стену,

Глядел, как на завешанную сцену.

Но вот настала тьма, — фонарь потух, -

Вдали ударил час, — пропел петух.

Вот наконец — впотьмах за дверью шорох

Почудился, — чу! — скрыпнул башмачок…

Илюшин мой, конечно, был не промах,

Но к счастию порыв свой превозмог.

12

Черт с ней! подумал он — не до скандала…

(Он, может быть, и сделал бы скандал,

Да побоялся римского кинжала,

Иль тайного соперника). Нахал -

Он был не в духе — совесть обуяли

Воспоминанья, — думы погружали

Его не в сон, а в жизнь былую: — Рим

Был позабыт, — Москва плыла над ним

Во всей красе, — плыла, шумя садами,

Трактирами, фонтанною водой

И банями, — плыла, блестя крестами

И башнями, — и стал Илюшин мой

13

Чуть не стонать, — припомнилася Даша,

Погибшая ревнивица, — одна

Из многих тех, которым юность наша,

Неблагодарная, так неверна,

Которым за минуты наслажденья

Мы рано платим холодом презренья,

Или как вещь, наскучившую нам,

Передаем с рук на руки друзьям.

Плач этой Даши у его постели,

И этот лепет, что в ушах горит,

Как видно, в эти две иль три недели

Его поездки не был им забыт.

14

Припомнились прогулки, тройки, сани,

Гуляк полночных пьяная семья,

И хор цыган с гитарами, и Тани

Разбитый голос: "Ты коса ль моя",

И карты — и картежные несчастья,

И тот, который принимать участья

В его разгуле не хотел, не мог,

Как будто у него другой был бог,

Или ему капризная природа

Дала иное (с тем чтоб погубить), -

Ну, словом, брата — в эти два-три года

Житья-бытья не мог он позабыть.

15

И у Илюшина глаза горели,

И лепетал он: брата поскорей!

Давайте брата! — ну как в самом деле

Уехал он куда-нибудь, злодей!

А ну как скажут: с горя да с печали

Игнаша, брат ваш, — поминай как звали…

Отправился. — Куда? — Да как сказать!

Велел вам остальное промотать

И умер нищим. — Там его жилище

Посмертное. — Ищите — он зарыт

На старом католическом кладбище

И, как изменник, русскими забыт…

16

Забыт! И темнота его душила

И говорил он — то с самим собой,

То с невидимкой: — Друг мой — брат мой милый!

Что ты поделываешь? что с тобой?

Ведь ты талант… большой талант, Игнаша!

И верь мне, будет жизнь твоя, как чаша,

Полна любви и всяческих проказ;

Ведь ты не глуп, — умнее во сто раз

Меня, болвана. Ты сосредоточен,

А я горяч, — но есть душа у нас

Обоих, и тебя люблю я очень — очень -

Не может быть, чтоб ты в нужде угас.

17

Гляди, червонцы! — тетка отказала.

Четыре тысячи… в продажу лошадей

Пустил… дом заложил — играл, — сначала

Мне не везло. — Я целых пять ночей

Не спал, — потом фортуна улыбнулась

И знатный куш я выиграл, — проснулось

Желанье покутить — да вспомнил честь

И воздержался, — значит, воля есть…

Характер — братец! — Жизнью упиваться

Илюшину никто б не помешал!

Но — надо мне с тобою расквитаться,

Бери, что есть — пока не промотал.

18

На этом, разумеется, Илюшин

Не кончил бреда. Ясно, что мечтой

О позабытом брате был нарушен

Мечтательный души его покой;

Иной тоски душевные припадки

Бывают хуже всякой лихорадки,

Но так расчувствоваться, как земляк,

Способен всякий. — Ночь, вино, тюфяк,

Усталость, тишина, воспоминанья.

Расстроенные нервы и тепло,

Все это вместе с жаждою свиданья

Ему расчувствоваться помогло.

19

Иной давно уж ядом сожалений

Успел свои надежды отравить,

Без боли не выносит впечатлений,

Давно боится верить и любить,

Давно не спит — а утром, поглядите,

Какой веселый — и не подходите

К нему с душой, исполненной забот

Или тоски сердечной, — осмеет…

Что делать! скажет, мир уж так устроен,

Не вы один должны вращаться в нем;

Взгляните на меня, как я спокоен…

Да черт ли нам в спокойствии твоем!

20

Ну, а иной себя невольно спросит:

Зачем и почему на склоне лет

Он именно того и не выносит,

О чем мечтал когда-то, как поэт,

К чему стремился… Или надломилась

Душа в те дни, когда она стремилась,

Иль это счастье мнимое такой

Позорной было куплено ценой,

Что потеряло цену; — сердце сжалось

И высохло, как выжатый лимон,

И ничего от счастья не осталось,

Прошло как сон и — отравило сон.

21

У меланхоликов заметны эти

Страданья по лицу, по блеску глаз,

По медленной улыбке; — словно дети

Забитые, они смущают нас

Своим молчаньем; тихи и угрюмы,

Они весь день свои ночные думы

У сердца носят, и привыкли к ним,

Как к неизменным спутникам своим,

Но краснощекий здоровяк Илюшин

Поутру часто забывал о том,

К чему весь вечер был неравнодушен,

И звал себя за это подлецом.

22

А мы как назовем его? — нельзя ли

Нам справиться — (от кумушек узнать)?

В тот день, когда его распеленали,

Чтоб окрестив… его назвать.

Приходский поп (на всех попов похожий!

Ему дал имя "Алексей, раб божий", -

Итак, он был раб божий Алексей

Впоследствии, среди своих друзей,

В Москве, он просто назван был Алешей

Тогда — я помню — он острить любил,

Был увлечен корсетницей Матрешей

И одного шута на ней женил.

23

Но мне советовал не увлекаться;

Нет, говорил он, лучше ты пиши,

Учи перо уму повиноваться.

Да куй стихи в огне своей души, -

Ну, и гордись потом стиха закалом,

Как боевой черкес своим кинжалом.

Что ж делать? Видишь, у быка — рога,

У волка — зубы, у коня — нога.

У короля — заряженная пушка,

А у тебя — твое спасенье — стих.

Стих, как булат, он — для одних игрушка

И меткое оружье для других.

24

Перо! назад! — заснул ли мой Илюшин?

Сейчас заснет, — уж начал он мечтать.

Что брат его все так же простодушен,

И, как ребенок, рад его обнять.

Вот, грезит он, большая мастерская…

Окно полузавешено — нагая

Натурщица, четырнадцати лет,

Откинув драпировку, на паркет

(Как будто перед ней ручей студеный)

Спускает ногу, — над ее плечом

Дрожит извив косы незаплетёной…

"Брат, по-зна-комь!" — уже с большим трудом

25

Сознательно додумал наш приятель -

И захрапел. — Не осуди его,

О мой зоил — иль все равно, читатель!

Спроси меня, как друга твоего, -

И знаешь ли, что я тебе открою?

У всякого есть свой конек, зимою

И летом, часто ездишь ты на нем,

То с наглостью, то ото всех тайком;

Но замечай — от тайных огорчений,

От явной неудачи, от тревог

И от бессонниц — в область сновидений

Тебя всегда уносит твой конек.

26

И все-таки, любезный, — будь ты гений

(В чем сомневаюсь), или знаменит

(И это отношу к числу сомнений)

И захрапи — как мой земляк храпит,

Не вынося и дружеского храпу,

Я на уши свою надвину шляпу,

Хлестну Пегаса по крутым бокам,

И марш! куда-нибудь! Какое нам

До сонных дело! пусть их почивают…

Другие люди ожидают нас -

Положим даже, и не ожидают,

Мы все-таки вплетем их в свой рассказ.

1

Каков Рим ныне — это все мы знаем.

Гостей разнохарактерной толпой

Он каждый год с поклоном навещаем.

Зато с июня, там, среди сухой

Растительности, нет гостям покоя

От духоты, от комаров и зноя.

Теперь июль, — но ты иди за мной

И не сердись, — Рим и в палящий зной

Такой же Рим. Вон те же капуцины

Бредут попарно с четками в руках,

Вон женщины широкие корзины

С бельем несут на стройных головах

2

И с пеною по раскаленным плитам

Вокруг бассейна катится вода;

Вон мальчик голову накрыл корытом,

Вон компаньол и целая орда

Ослов с кошелками цветной капусты