Григорий Кружков - Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2

Ознакомительный фрагмент

Радуга

Когда я эту радугу-дугуВ отмытой ливнем вижу синеве,Я удержать восторга не могу;Как в детстве, сердце рвется прочь,Трепещет на незримой тетиве!И я хочу, пока не пала ночь,На радугу после дождя,Рождающую столько смелых стрел,Смотреть с таким же счастьем, уходя,Как я на утре жизненном смотрел.Дитя – отец Мужчины. Эту нитьЧтоб не порвать в душе, а сохранить,Я одного себе желаю впредь:Не разучиться бы благоговеть!

«Путь суеты – с него нам не свернуть!..»

Путь суеты – с него нам не свернуть!Проходит жизнь за выгодой в погоне;Наш род Природе – как бы посторонний,Мы от нее свободны, вот в чем жуть.

Пусть лунный свет волны ласкает грудь,Пускай ветра зайдутся в диком стонеИли заснут, как спит цветок в бутоне, –Все это нас не может всколыхнуть.

О Боже! Для чего в дали блаженнойЯзычником родиться я не мог!Своей наивной верой вдохновенный,

Я в мире так бы не был одинок:Протей вставал бы предо мной из пеныИ дул Тритон в свой перевитый рог!

«О Сумрак, предвечерья государь!..»

О Сумрак, предвечерья государь!Халиф на час, ты Тьмы ночной щедрее,Когда стираешь, над землею рея,Все преходящее. – О древний царь!

Не так ли за грядой скалистой встарьМерцал залив, когда в ложбине хмуройКосматый бритт, покрытый волчьей шкурой,Устраивал себе ночлег? Дикарь,

Что мог узреть он в меркнущем простореПред тем, как сном его глаза смежило? –То, что доныне видим мы вдали:Подкову темных гор, и это море,Прибой и звезды – все, что есть и былоОт сотворенья неба и земли.

Глядя на островок цветущих подснежников в бурю

Когда надежд развеется покровИ рухнет Гордость воином усталым,Тогда величье переходит к малым:В сплоченье братском робость поборов,

Они встречают бури грозный рев, –Так хрупкие подснежники под шкваломСтоят, противясь вихрям одичалым,В помятых шлемах белых лепестков.

Взгляни на доблестных – и удостойСравненьем их бессмертные знамена.Так македонская фаланга в бой

Стеною шла – и так во время оноГерои, обреченные Судьбой,Под Фивами стояли непреклонно.

«На мощных крыльях уносясь в зенит…»

На мощных крыльях уносясь в зенит,Пируя на заоблачных вершинах,Поэзия с высот своих орлиныхПорой на землю взоры устремит –

И, в дол слетев, задумчиво следит,Как манят пчел цветы на луговинах,Как птаха прыгает на ножках длинныхИ паучок по ниточке скользит.

Ужель тогда ее восторг священныйБеднее смыслом? Или меньше в немГлубинной мудрости? О дерзновенный!Когда ты смог помыслить о таком,Покайся, принося ей дар смиренный,И на колени встань пред алтарем.

Уильям Блейк (1757–1827)

Сын лондонского галантерейщика, Блейк в 10 лет поступил в подмастерья к граверу, и это стало его основной профессией. В 1789 году он опубликовал «Песни невинности», а пятью годами позже – «Песни опыта». Эти и все последующие книги Блейка изданы им самим и иллюстрированы собственными гравюрами.

Уильям Блейк. С картины Томаса Филипса, 1807 г.

Уже в первых сборниках проявился визионерский и пророческий характер поэзии Блейка. Он громко прозвучал в «Книге Тэль», «Бракосочетании Рая и Ада» и других т. н. «пророческих книгах» поэта. Блейк яростно отрицал утилитарный Разум, воспевая поэтический Гений и интуицию свободного человека.

Талант Блейка, художника и поэта, не был оценен при жизни. Он был заново открыт прерафаэлитами в 1850-х годах и впервые полно представлен в трехтомном издании Э. Эллиса и УБ. Йейтса (1893).

Весна (Из «Песен Невинности»)

Пой, свирель!В небе – трельЖаворонкаЛьется звонко;А в ночиХор звучитСоловьиныйНад долиной…

Весело, весело, весело весной!

Петушок,Наш дружок,День встречает,Величает;ДетвораМчит с утраВ сад и в поле –Смейся вволю!

Весело, весело, весело весной!

Как я радМеж ягнятВстретить братца,С ним обняться –Шёрстку мять,ЦеловатьЛобик нежный,Белоснежный!

Весело, весело, весело весной!

Больная роза (Из «Песен Опыта»)

О роза больная!Кто скрытно проникВ твой сумрак росистый,Пурпурный тайник?

То червь бесприютный,Изгнанник высот,Чья чёрная страстьТвою душу сосёт.

Дерзи, Вольтер, шути, Руссо! (Из Манускрипта Россетти)

Дерзи, Вольтер, шути, Руссо,Кощунствуйте, входя в азарт!На ветер брошенный песокНесет насмешникам в глаза.

И каждая песчинка – свет,Алмазный колкий огонек,Как россыпь звезд в глухой степи,Где путь Израиля пролег.

Все атомы, что грек открыл,И Галилеевы миры –Песок на берегу морском,Где спят Израиля шатры.

Хрустальный шкафчик (Из Манускрипта Пикеринга)

Я Девой пойман был в Лесу,Где я плясал в тени густой,В Хрустальный Шкафчик заключен,На Ключик заперт золотой.

Тот Шкафчик гранями сиял –Жемчужный, радужный, сквозной,В нем открывался новый МирС волшебной маленькой Луной.

Там новый Лондон я узрел –Деревья, шпили, купола;В нем новый Тауэр стоялИ Темза новая текла.

И Дева – в точности, как Та, –Мерцала предо мной в лучах;Их было три, одна в другой:О тайный трепет, сладкий страх!

И очарованный трикрат,Тройной улыбкой освещен,Я к ней прильнул: мой поцелуйБыл троекратно возвращен.

Я руки алчно к ней простер,Палимый лихорадкой уст…Но Шкафчик раскололся вдруг,Рассыпался, как снежный куст;

И, безутешное Дитя,Я вновь рыдал в глуши лесной,И Бледная Жена в слезах,Скорбя, склонялась надо мной.

Врагу человеческому, который есть бог этого мира

(Из книги «Ворота Рая» (1818))

Воистину ты, Сатана, дуралей,Что не отличаешь овцы от козла,Ведь каждая шлюха – и Нэнси, и Мэй –Когда-то святою невестой была.

Тебя величают Иисусом в миру,Зовут Иеговой, небесным Царем.А ты – сын Зари, что погас поутру,Усталого путника сон под холмом.

Сэмюэл Тейлор Кольридж (1772–1834)

Родом из Девоншира. Учился в Кембридже, превосходил знаниями большинство товарищей, но скучал университетской рутиной и диплома не получил. В 1794 году планировал вместе с Робертом Саути отправиться в Америку и основать там коммуну. В «Лирических балладах», изданных напополам с Вордсвортом среди других вещей напечатан его шедевр «Сказание о старом мореходе» (1798) – таинственная легенда об убийстве моряком альбатроса и последовавшем возмездии. Два года провел во Франции, где изучал философию, по возвращении поселился рядом с Вордсвортом в Озерном краю. В дальнейшем много путешествовал, писал статьи, читал лекции, был блестящим собеседником (вспомним его «Застольные беседы», которыми увлекался Пушкин!) и одним из законодателей вкуса своего времени. На время пристрастился к опиуму и торжественно утверждал, что стихотворение «Кубла Хан» не сочинено, а явлено ему в наркотическом сне. Свою философию искусства изложил в книге «Biographia Liter-aria» (1817).

Сэмюэл Тейлор Кольридж. С картины Питера Вандей-ка, 1795 г.

О стихах Донна

На кляче рифм увечных скачет Донн,Из кочерги – сердечки вяжет он.Его стихи – фантазии разброд,Давильня смысла, кузница острот.

Труд без надежды

Природа вся в трудах. Жужжат шмели,Щебечут ласточки, хлопочут пчелы –И на лице проснувшейся землиИграет беглый луч весны веселой.Лишь я один мед в улей не тащу,Гнезда не строю, пары не ищу.

О, знаю я, где край есть лучезарный,Луг амарантовый, родник нектарный.Как жадно я б к его волнам приник! –Не для меня тот берег и родник.Уныло, праздно обречен блуждать я:Хотите знать суть моего проклятья?Труд без надежды – смех в дому пустом,Батрак, носящий воду решетом.

Имя, написанное на воде (О Джоне Китсе)

Не каждому поэту выпадает проснуться знаменитым – или просто дожить до признания своих трудов. Джона Китса после его смерти скорей жалели, чем ценили, и место ему было отведено где-то во вторых рядах английских поэтов-романтиков. По-настоящему Китса открыли лишь прерафаэлиты, и понадобился еще не один десяток лет прежде, чем он был введен в Пантеон английской литературы. В 1818 году Ричард Вудхаус, преданный друг поэта, писал в частном письме: «При жизни (если Господь благословит его дожить до старости) он сравняется с лучшими из поэтов нынешнего поколения, а после смерти займет среди них первое место». Пророчество сбылось – увы! – лишь в своей второй половине. Жизнь Китса была слишком коротка. Он родился в семье простого конюха, который, женившись на дочке хозяина, возвысился до владельца конного двора – и разбился насмерть, упав с лошади, когда Джону едва исполнилось девять лет. Мать вторично вышла замуж и через шесть лет умерла, оставив четверых детей (из которых Джон был старшим) круглыми сиротами. Юноша окончил школу и был отдан опекуном в ученье к аптекарю, а позднее – на медицинские курсы. Но врачом не стал, хотя и успешно сдал экзамен в 1816 году.