Игорь Губерман - Гарики

* * * * * *

Евреи даже в светопредставление, Скоро нам срока скостят, сдержав поползновения рыдать, все забудут и простят, в последнее повисшее мгновение Будет чист, как херувим, успеют еще что-нибудь продать. даже старый хер Рувим.

* * * * * *

Нет ни в чем России проку, За все на евреев найдется судья. странный рок на ней лежит: За живость. За ум. За сутулость. Петр пробил окно в Европу, За то, что еврейка стреляла в вождя. а в него сигает жид. За то, что она промахнулась.

* * * * * *

Наскучив жить под русским кровом, В годы обагренные закатом, евреи - древние проныры неопровержимее всего сумели сделать голым словом делает еврея виноватым в железном занавесе дыры. факт существования его.

* * * * * *

Евреи лезут на рожон Век за веком: на небе луна, под ругань будущих веков: у подростка томленье свободы, они увозят русских жен, у России тяжелые годы, а там - родят большевиков. у еврея - болеет жена.

- 41

Изверившись в блаженном общем рае, Себя зачислить в стены плача но прежние мечтания любя, должна Кремлевская стена: евреи эмигрируют в Израиль, фортуны русской неудача чтоб русскими почувствовать себя. на ней евреев имена.

* * * * * *

И газом, и мехами и углем Летит еврей, несясь над бездной, торгует Русь по щедрости природы; от жизни трудной к жизни тяжкой, а также - стратегическим сырьем и личный занавес железный еврейской исчезающей породы. везет под импортной рубашкой.

* * * * * *

Евреи продолжают разъежаться, Евреи слиняли за долей счастливой, под свист и улюлюканье народа, а в русских пространствах глухих и скоро вся семья цветущих наций укрылись бурьяном, оделись крапивой останется семьею без урода. могилы родителей их.

* * * * * *

Письма грустные приходят Евреям придется жестоко платить от уехавших мошенников: за то, что посмели когда-то у евреев на свободе дух русского бунта собой воплотить мерзнут шеи без ошейников. размашистей русского брата.

* * * * * *

В извечно текущих меж наций Усердные брови насупив, раздорах, дебатах и спорах еврей, озаряемый улицей, опасней всего забываться - извечно хлопочет о супе, еврею на русских просторах. в котором становится курицей.

* * * * * *

От злобы, ненависти, гнева - В российской нежной колыбели, так душно в воздухе сыром, где каждый счастлив, если пьян, что ветер справа, ветер слева - евреи так ожидовели, и над евреем грянет гром. что пьют обильнее славян.

- 42

Пока мыслителей тревожит, Сквозь бытия необратимость меня волнует и смешит, евреев движет вдоль столетий что без России жить не может их кроткая неукротимость на белом свете русский жид. упрямства выжить на планете.

* * * * * *

Раскрылась правда в ходе дней, Мы всюду на чужбине, и когда туман легенд развеяв: какая ни случится непогода, евреям жить всего трудней удвоена еврейская беда среди других евреев. бедою приютившего народа.

* * * * * *

Растит и мудрецов и палачей, Я сын того таинственного племени, не менее различен и разбросан, не знавшего к себе любовь и жалость, народ ростовщиков и скрипачей, которое горело в каждом пламени закуренная Богом папироса. и сызнова из пепла возрождалось.

* * * * * *

Не золото растить, сажая медь, При всей нехватке козырей не выдумки выщелкивать с пера, в моем пред Господом ответе а в гибельном пространстве уцелеть - весом один: я был еврей исконная еврейская игра. в такое время на планете.

- 43

ОБГУСЕВШИЕ ЛЕБЕДИ

- 44

БЕЛЕЕТ ПАРУС ОДИНОКИЙ

Это жуткая работа! К нападенью все готово! Ветер воет и гремит; На борту ажиотаж: два еврея тянут шкоты, - Это ж Берчик! Это ж Лева! как один антисемит. - Отмените абордаж! А на море, а на море! - Боже, Лева! Боже, Боря! Волны ходят за кормой; - Зай гезунд! - кричит фрегат; жарко Леве, потно Боре, А над лодкой в пене моря очень хочется домой. ослепительный плакат: Но летит из урагана "Наименьшие затраты! ЧЕРНЫЙ ФЛАГ И ПАРУСА: Можно каждому везде! восемь Шмулей, два Натана, Страхование пиратов у форштевня Исаак. от пожаров на воде". И ни Бога нет, ни черта! И опять летят как пули, Сшиты снасти из портьер; сами дуют в паруса яркий сурик вдоль по борту: застрахованные Шмули, "ФИМА ФИШМАН, ФЛИБУСТЬЕР". обнадеженный Исаак. Выступаем! Выступаем! А струя - светлей лазури. Вся команда на ногах: Дует ветер. И какой! и написано "ЛЕ ХАИМ" Это Берчик ищет бури, на спасательных кругах. будто в буре есть покой.

- 45

БОРОДИНО ПОД ТЕЛЬ-АВИВОМ

Над местом боя солнце стынет, Во снах существую и верю я, из бурдюков течет вода, и дышится легче тогда; в котле щемяще пахнет цимес, из Хайфы летит кавалерия, как в местечковые года. насквозь проходят города. Ветеринары боевые Мне снится то ярко, то слабо, на людях учатся лечить, кошмары бессонницей мстят; бросают ружья часовые, на дикие толпы арабов Талмуд уходят поучить. арабские толпы летят. Повсюду с винным перегаром

Под пенье пуль, перемешался легкий шум;

взметающих зарницы "Скажи-ка, дядя, ведь недаром..."

кипящих фиолетовых огней, поет веселый Беня Шуб.

ездовый Шмуль

впрягает а колесницу Бойцы вспоминают минувшие дни

хрипящих от неистовства коней. и талес, в который рядились они.

Для грамотных полощется, волнуя,

ликующий обветренный призыв: А утром, в оранжевом блеске,

"А идише! В субботу не воюем! по телу как будто ожог;

До пятницы захватим Тель-Авив!" отрывисто, властно и резко Уже с конем в одном порыве слился тревогу сыграет рожок. нигде не попадающий впросак из Жмеринки отважный Самуилсон, И снова азартом погони из Ганы недоеденный Исаак. горящие лица блестят; У всех носы, изогнутые властно, седые арабские кони и пейсы, как потребовал закон; на толпы арабов летят. свистят косые сабли из Дамаска, поет "инрерд!" походный саксофон. Мы братья по пеплу и крови.

Черняв и ловок, старшина пехоты Отечеству верно служа,

трофейный пересчитывает дар: мы - русские люди,

пятьсот винтовок, сорок пулеметов но наш могендовид

и обуви пятнадцать тысяч пар. пришит на запасной пиджак.

- 46

КУХНЯ И САНДАЛИЙ

Все шептались о скандале. Кто-то из посуды вынул Берчикин сандалий. Но удары так и сыпет. Пахло самосудом. Он повсюду знаменит,

Кто-то свистнул в кулак, в честь его в стране Египет

кто-то глухо ухнул; назван город Потс-Аид.

во главе идет Спартак Он упал, поднялся снова,

Менделевич Трухман. воздух мужеством запах; Он подлец! А мы незнали. "Гиб а кук! - рыдали вдовы. Он зазвал и пригласил Не топчите Сруля в пах!"... в эту битву за сандалий Но - звонок, и тишина... самых злостных местных сил. И над павшим телом

И пошла такая такая свалка, участковый старшина

как у этих дурачков. Фима Парабеллум.

Никому уже не жалко

ни здоровья, ни очков. ...Сладкий цимес - это ж прелесть! За углом, где батарея, А сегодня он горчит. перекупщик Пиня Вайс В нем искусственная челюсть рвал английского еврея деда Слуцкера торчит. Соломона Экзерайс. Все разбито в жуткой драке,

Обнажив себя по пояс, по осколкам каждый шаг,

как зарезанный крича, и трусливый Леня Гаккель

из кладовой вышел Двойрис из штанов достал дуршлаг.

и пошел рубить с плеча. За оторваную пейсу Он друзьям - как лодке руль. кто-то стонет, и дрожит; Эта гордость наша. На тахте у сводни Песи От рожденья имя - Сруль, Сруль растерзанный лежит. а в анкете - Саша. Он очнулся и сказал:

Он худой как щепочка, "Зря шумел скандальчик:

щупленький как птенчик, Я ведь спутал за сандал

сзади как сурепочка, жаренный сазанчик".

спереди как хренчик.

- 47

ПРО ТАЧАНКУ

Ты лети с дороги, птица! Курим, пьем, играем в карты, Зверь с дороги - уходи! любим женщин сгоряча, Видишь - облако клубится? обещанием инфаркта Это маршал впереди. колет сердце по ночам.

Ровно вьются портупеи, Но закрой глаза плотнее,

мягко пляшут рысаки; отвори мечте тропу...

Все буденновцы - евреи, Едут конные евреи

потому что - казаки. по ковыльному степу... Подойдите, поглядите, Бьет колесами тачанка, полюбуйтесь на акцент: конь играет, как дельфин; маршал Сема - наш водитель, а жена моя - гречанка! внепартийный фармацевт. Циля Глезер из Афин!

Бой копыт, как рокот грома,

алый бархат на штанах; Цилин предок - не забудь!

в синем шлеме - красный Шлема, он служил в аптеке.

стройный Сруль на стременах... Он прошел великий путь Конармейцы, конармейцы из евреев в греки... на неслыханном скаку сто буденновцев при пейсах, Дома ждет меня жена; двести сабель на боку. Плача варит курицу.

А в седле трубач горбатый Украинская страна,

диким пламенем горит, Жмеринская улица.

и несет его куда-то,

озаряя изнутри. Так пускай звенит посуда, Он сидит, смешной и хлипкий, разлетаются года, наплевавший на судьбу, потому что будут, будут, он в местечке бросил скрипку будут битвы, таки да! он в отряд принес трубу.

Будет пыльная дорога

И ни звать уже, ни трогать, по дымящейся земле,

и сигнал уже вот-вот... с Красным Флагом синагога

Он возносит острый локоть в белокаменном селе.

и растет, растет, растет... Ну, а мы? Мы ж потомки! Дилетант и бабник Мойше Рюмки сходятся, звеня, барабан ударит в грудь; будто брошены котомки будет все! И даже больше у походного огня. на немножечко чуть-чуть...