Игорь Губерман - Гарики на все времена (Том 1)

Ознакомительный фрагмент

206

В тюрьме почти насквозь раскрыты мы,как будто сорван прочь какой-то тормоз;душевная распахнутость тюрьмы —российской задушевности прообраз.

207

У безделья — особые горестии свое расписание дня,на одни угрызения совестиуходило полдня у меня.

208

Тюремный срок не длится вечность,еще обнимем жен и мы,и только жаль мою беспечность,она не вынесла тюрьмы.

209

Среди тюремного растленияживу, слегка опавши в теле,и сочиняю впечатления,которых нет на самом деле.

210

Я часто изводил себя ночами,на промахи былого сыпал соль;пронзительность придуманной печалипритушивала подлинную боль.

211

Доставшись от ветхого прадеда,во мне совместилась исконнобрезгливость к тому, что неправедно,с азартом к обману закона.

212

Спокойно отсидевши, что положено,я долго жить себе даю зарок,в неволе жизнь настолько заторможена,что Бог не засчитает этот срок.

213

В тюрьме, от жизни в отдалении,слышнее звук душевной речи:смысл бытия — в сопротивлениивсему, что душит и калечит.

214

Не скроешь подлинной природыпод слоем пудры и сурьмы,и как тюрьма — модель свободы,свобода — копия тюрьмы.

215

Не с того ль я угрюм и печален,что за год, различимый насквозь,ни в одной из известных мне спаленмне себя наблюдать не пришлось?

216

Держась то в стороне, то на виду,не зная, что за роль досталась им,есть люди, приносящие бедуодним только присутствием своим.

217

Все цвета здесь — убийственно серы,наша плоть — воплощенная тленность,мной утеряно все, кроме верыв абсолютную жизни бесценность.

218

В жестокой этой каменной обителисвихнулась от любви душа моя,И рад я, что мертвы уже родители,и жаль, что есть любимая семья.

219

В двадцатом — веке черных гениев —любым ветрам доступны мы,и лишь беспечность и презрениеспасают нас в огне чумы.

220

Тюрьма, конечно, — дно и пропасть,но даже здесь, в земном аду,страх — неизменно верный компас,ведущий в худшую беду.

221

Моя игра пошла всерьез —к лицу лицом ломлюсь о стену,и чья возьмет — пустой вопрос,возьмет моя, но жалко цену.

222

Тюрьма не терпит лжи и фальши,чужда словесных украшенийи в этом смысле много дальшеушла в культуре отношений.

223

Мы предателей наших никак не забудеми счета им предъявим за нашу судьбу,но не дай мне Господь недоверия к людям,этой страшной болезни, присущей рабу.

224

В тюрьме нельзя свистеть — приметатого, что годы просвистишьи тем, кто отнял эти лета,уже никак не отомстишь.

225

Здравствуй, друг, я живу хорошо,здесь дают и обед, и десерт;извини, написал бы еще,но уже я заклеил конверт.

226

Как странно: вагонный попутчик,случайный и краткий знакомый —они понимают нас лучше,чем самые близкие дома.

227

Как губка втягивает воду,как корни всасывают сок,впитал я с детства несвободуи после вытравить не смог.Мои дела, слова и чувствасвободны явно и вполне,но дрожжи рабства бродят густов истоков скрытой глубине.

228

Я лежу, про судьбу размышляя опятьи, конечно, — опять про тюрьму:хорошо, когда есть по кому тосковать;хорошо, когда нет по кому.

229

В тюрьме о кладах разговорытекут с утра до темноты,и нежной лаской дышат воры,касаясь трепетной мечты.

230

Тюрьма — не животворное строение,однако и не гибельная яма,и жизней наших ровное струениежурчит об этом тихо, но упрямо.

231

Сын мой, будь наивен и доверчив,смейся, плачь от жалости слезами;времени пылающие смерчилучше видеть чистыми глазами.

232

Смерть соседа. Странное эхоэта смерть во мне пробудила:хорошо умирать, уехавот всего, что близко и мило.

233

Какие бы книги России сынысоздали про собственный опыт!Но Бог, как известно, дарует штанытому, кто родился без жопы.

234

Тому, кто болен долгим детством,хотя и вырос, и неглуп,я полагал бы лучшим средствомс полгода есть тюремный суп.

235

Скудной пайкой тюремного кормажить еврею совсем не обидно;без меня здесь процентная нормане была бы полна, очевидно.

236

Под каждым знаменем и флагом,единым стянуты узлом,есть зло, одевшееся благом,и благо, ряженое злом.

237

Здесь очень подолгу малейшие раныгниют, не хотят затянуться, болят,как будто сам воздух тюрьмы и oxpai-содержит в себе разлагающий яд.

238

Жизнь — серьезная, конечно,только все-таки игра,так что фарт возможен к вечеру,если не было с утра.

239

Мне роман тут попался сопливый —как сирот разыскал их отец,и, заплакав, уснул я, счастливый,что всплакнуть удалось наконец.

240

Беды меня зря ожесточали,злобы и в помине нет во мне,разве только облачко печалив мыслях о скисающем вине.

241

Сея разумное, доброе, вечное,лучше уйти до пришествия осени,чтобы не видеть, какими увечнымизерна твои вырастают колосьями.

242

Под этим камнем я лежу.Вернее, то, что было мной,а я теперешний — сижууже в совсем иной пивной.

243

Вчера, ты было так давно!Часы стремглав гоняют стрелки.Бывает время пить вино,бывает время мыть тарелки.

244

Страшна тюремная свирепость,а гнев безмерен и неистов,а я лежу — и вот нелепость —читаю прозу гуманистов.

245

Я днями молчу и ночами,я нем, как вода и трава;чем дольше и глубже молчанье,тем выше и чище слова.

246

Курю я самокрутки из газеты,боясь, что по незнанию страниця с дымом самодельной сигаретывдыхаю гнусь и яд передовиц.

247

Здесь воздуха нет, и пощады не жди,и страх в роли флага и стимула,и ты безнадежно один на одинс Россией, сгущенной до символа.

248

Не зря из жизни вычтены годана сонное притушенное тление,в пути из ниоткуда в никудаблаженны забытье и промедление.

249