Виктор Боков - Стихи

[1970–1975]

Реквием

Вот и меня вы хороните. Всё!Кончилась жизнь — голубая аллея.Катится солнечное колесо,Но я уже не ученик Галилея.

Бьёт в камышах разъярённый сазан,Плещет в садке золотистая глыба.Я про неё уже где-то сказал,Вы продолжайте — хорошая рыба!

Голос знакомый летит из леска,Радугой песенной радуя лето.Иволга милая! Как мне близкаВлажная, нежная, нежная флейта.

Как я любил твой несложный распев,Птичьего горла мгновенное сжатье.Как я любил! И прошу теперь всех —Кто-нибудь эту любовь продолжайте!

Нет меня! Нет меня! Только стихи,Неумирающий солнечный лучик,Рвутся в тот круг, где стоят женихи,И выбирают, которая лучше.

Плакать хотите — поплачьте чуть-чуть,Но не особенно всё же старайтесь.Поберегите слезу — этот путьКаждого ждёт, будет час, собирайтесь!

Но не зову я вас в холод могил,В царство могильного, тёмного моха,Я завещаю, чтоб каждый любилЖизнь до последнего стука и вздоха!

Вот и зарыт я. И сдвинулся дёрн.Как хорошо мне лежать под травою.Мальчик! Труби в пионерский свой горн,Пусть мои радости будут с тобою!

[1970–1975]

" Будь такой же хороший, какой ты в стихах! — "

— Будь такой же хороший, какой ты в стихах! —Мне сказала девчонка одна впопыхах.

И ушла. И остался один я в лесу.И с тех пор всё какое-то бремя несу.

Где ты, девушка? Где? И в каком ты краю?Я всю жизнь выполняю лишь просьбу твою.

[1970–1975]

В серый денёк

Падает снег нерешительно, нехотя.Засомневался я: надо ли ехать-то?

Надо ли двигаться в дальнюю сторону?Срочно готовиться к поезду скорому?

Сложены крылья, душе не летается.Спит вдохновенье, талант угнетается.

Суть наша так от природы зависима —Форте исчезло, звучит пианиссимо.

Я не поеду! Залягу в берложину.Сколько и так уже хожено-брожено.

Езжено, бегано, лётано, плавано,Планово и бестолково-беспланово.

Комната чистая, печка натоплена.Сон — это явь, это жизнь, не утопия!

Здравствуй, подушка, пуховая схимница,Я засыпаю, мне грех этот снимется!

[1970–1975]

" Ночь надвинула чёрный плат. "

Ночь надвинула чёрный плат.Зной упал в отзвеневший донник.Тьма густая, прими, я твой брат,Твой царевич и твой разбойник!

Кто таится на тёмном лугу?Чьи шеломы за речкой Истра?Успокойся! Поспи на стогу,Подыши, наберись богатырства!

Кто там ветви отвёл и притих?Кто смеётся средь ночи не к месту?!Не волнуйся! Наверно, женихУговаривает невесту!

Значит, в мире любовь и добро,Лад, согласье, зачатья, рожденья.Ох, как добрые люди давноСовершают своё восхожденье.

Всё отвесней гора, путь далёкНад пространствами мировыми…В тёмном хлеве проснулся телокИ в потёмках наткнулся на вымя.

А кормилица сено жуёт,Думу думает над половой,Что телок её переживётВсе невзгоды и станет коровой.

[1970–1975]

Утешение

На деревьях не иней,А белая грусть.Ты не плачь, дорогая,Я скоро вернусь.

Ты не плачь!Я твою горевую слезуЧерез дальние далиС собой увезу.

Успокойся! Мы любим.Мы живы. Мы — мы,Две снежинкиНа чёрных ресницах зимы.

1968

Разговор с поэтом Михаилом Львовым

Всё мне видеть довелось —Лето жаркое и осень,Травы, влажные от рос,Губы, горькие от слёз,Руки, крепкие от вёсел.

Я за много лет бедыНавидался, натерпелся,Я не с яблонь рвал плоды —Чернобыла, лебедыИ полыни всласть наелся.

Я и знал, что жизнь — борьба,Рай и не был мне обещан,Хорошо, что нет горбаОт твоих, моя судьба,И зашеин и затрещин.

Я не плачу, не реву,Не бегу к реке топиться,Круглосуточно живуИ друзей к себе зову,Чтобы счастьем поделиться.

А оно — любовь мояК людям, к зверям, к малой пташке,К токованию ручья,К ликованию лучаНа моей простой рубашке!

1968

" Поэзия! К тебе я обращаюсь, "

Во мне огонь священный не гаси!Я, как земля, всю жизнь свою вращаюсьВокруг твоей единственной оси.

Ты свыше мне дана не для корысти,Не для забавы и пустых пиров.На мачтах провода твои провислиГудящим током выстраданных слов.

Поэзия! Твои златые горыПревыше, чем Казбек и чем Эльбрус.Поэзия! Ты женщина, с которойЯ никогда, нигде не разведусь!

Поэзия! Ты мать моя вторая,С тобой нигде мне не было тесно.Ты, как она, мне часто повторяла:— Пастух трубит! Вставай. И спать грешно!

Не пряники в печи твоей пекутся,Там хлеб исконно русский подовой.Ломоть отрежь — и запахи польются,Пахнёт укропом, тмином и травой.

На всех моих путях и перекрёсткахТы мне была, поэзия, верна.Канат, что нас связал, не перетрётся,Он в Вологде сработан изо льна.

Поэзия! Иди ко мне вечерять,Я рыбы наловил, уху варят.Веди в мой дом свою большую челядь,Томящуюся в пыльных словарях.

1967

" И я когда-то рухну, как и все, "

И я когда-то рухну, как и все,И опущу хладеющую руку,И побегут машины вдоль шоссеНе для меня — для сына и для внука.

Мой цвет любимый, нежный иван-чай,Раскрыв свои соцветья в знойный полденьКогда его затронут невзначай,Мои стихи о нём тотчас же вспомнит.

А ты, моя любовь? Зачем пытатьТаким вопросом любящего друга?!Ты томик мой возьмёшь, начнёшь читатьИ полю ржи, и всем ромашкам луга.

А если вдруг слеза скользнёт в траву,Своим огнём земной покров волнуя,Я не стерплю, я встану, оживу,И мы опять сольёмся в поцелуе!

1966

" Вот и дожили до четверга. "

Вот и дожили до четверга.Ты и я, как и все горожане,А за эту неделю снегаСтали глубже и урожайней.

От больших снегопадов своихНебо очень и очень устало.Серый тон во все поры проник,Небо бледное, бледное стало.

Невысок у него потолок,И в оконной моей амбразуре,Дорогая, который денёкНе хватает лучей и лазури.

Приезжай! И обитель мояИ засветится, и озарится,И разбудит, взбодрит соловьяВдохновляющая жар-птица.

1966

" Гомер не знал о пылесосе, "

Гомер не знал о пылесосе,Он пыль руками выбивал,Но в каждом жизненном вопросеНе меньше нас он понимал.

Адам и тот имел понятья,Умел сомненья разрешить,Он думал, а какое платьеДля Евы к празднику пошить.

Ликующий дикарь с дубиной,Уйдя с охоты, вдруг смирел,И, пробираючись к любимой,Бросал дубину, брал свирель.

У самых древних, самых дикихНе пусто было в черепах,И было поровну великихИ в наших и в других веках.

Отсюда вывод — будь скромнее,И знай, что в древности седойВсе люди были не темнее,Чем те, что пиво пьют в пивной!

1965

" Что поэту даётся от бога? "

Что поэту даётся от бога?Очень мало и очень много!Сердце чувствующее, живое,Не лукавое, не кривое,Пламенеющее, горящее,Словом, самое настоящее.Он не барин, не соглядатай,Он рабочий с рябым лицом,Добровольно идёт в солдатыБить неправду горячим свинцом.Пулемёт его содрогается,Сутки целые отдыха нет.Только так ему полагается,А иначе поэт — не поэт!Что за это в награду даётся,Кроме ссадин и синяков?Ничего! Но поэт остаётся,Как живая легенда веков!

1965