Ольга Берггольц - Говорит Ленинград

Ознакомительный фрагмент

…Я сказала, что радиофильм «Девятьсот дней» создан вместо книги «Говорит Ленинград», – я неправильно сказала. Такая книга нужна, и она еще будет. А я вспомнила о ней и о той далекой ночи, потому что мой сборник «Говорит Ленинград» составлен целиком из моих радиовыступлений, начиная с декабря 1941 года по июнь 1945-го, и каждое из них предварялось словами: «Говорит Ленинград…» Эта статья – широко дополненное вступление к сборнику, который первый раз вышел в 1946 году.

Я работала в радиокомитете с начала войны, и в мою книжку «Говорит Ленинград», разумеется, отобрано лишь немногое из того, что я писала для вещания (я писала почти ежедневно и для всех отделов), а сама книжка – только малая часть той небывалой сердечной беседы людей одной судьбы, которую они вели между собою по радио целые годы – в дни штурма, в дни голода, в дни наступления, в первые дни победы. Я счастлива, что и мне выпала честь принять участие в этой неповторимой непрерывной, честнейшей беседе воинов и тружеников Ленинграда, что очень многие мои стихи были написаны для радио – для Большой Земли на эфир, для моих сограждан. Даже «Февральский дневник» писала я в феврале сорок второго года для радио ко Дню Красной Армии, потому-то и построен он как лирический разговор с ленинградцами.

Работа в Ленинградском радиокомитете во время блокады дала мне безмерно много и оставила неизгладимый след в жизни моей. Всегда с чувством глубочайшей благодарности, уважения и любви буду вспоминать я эти нелегкие годы и весь трудолюбивый, скромный, поистине героический коллектив Ленинградского радиокомитета…

…Я знаю, слишком знаю это зданье.И каждый раз, когда иду сюда,все кажется, что вышла на свиданьесама с собой, такой же, как тогда.

Но это больше чем воспоминанье.Я не боюсь самой себя – вчерашней.На все отвечу, если уж пришла, –вот этой серой, беспощадной, страшной,глядящей из блокадного угла.

Я той боюсь, которая однаждына Мамисонеискрящимся днемглядела в мир с неукротимой жаждойи верила во всем ему, во всем…Но это больше чем воспоминанье –я не о ней.Я о гранитном зданье.

Здесь, как в бреду, все было смещено:здесь умирали, стряпали и ели,а те, кто мог ещевставать с постелей,пораньше утром,растемнив окно,в кружок усевшись,перьями скрипели.Отсюда передачи шли на город –стихи, и сводки,и о хлебе весть.Здесь жили дикторы и репортеры,поэт, артистки… всех не перечесть.

Они давно покинули жилищатам, где-то в недрах города,вдали;они одни из первых на кладбищапоследних родственников отвезлии, спаяны сильней, чем кровью рода,родней, чем дети одного отца,сюда зимой сорок второго годасошлись – сопротивляться до конца.

Здесь, на походной койке-раскладушке,у каменки, блокадного божка,я новую почувствовала душу,самой мне непонятную пока.

Я здесь стихи горчайшие писала,спеша, чтоб свет использовать дневной…Сюда, в тот день,когда я в снег упала,ты и привел бездомную – домой.

…Я посвятила свою книжку «Говорит Ленинград» прекрасной памяти Якова Бабушкина, погибшего под Нарвой в боях по ликвидации блокады; памяти работников радиокомитета Николая Верховского, Всеволода Римского-Корсакова, Леши Мартынова, поэта Владимира Волженина, умерших от голода в феврале сорок второго года; памяти нашей военной радиокорреспондентки Ани Васильевой, убитой на фронте в командировке, – памяти всех работников и сотрудников Ленинградского радиокомитета, отдавших свои жизни за наш город.

Они были настоящими солдатами и людьми. Они любили Ленинград, труд, искусство, жизнь. Они сделали для победы все, что могли… Им так хотелось увидеть ее! Недаром в самые черные дни так часто и взволнованно, думая о сегодняшнем времени, твердил Яша Бабушкин:

Крикну явот с этой,с нынешней страницы: – Не листай страницы!Воскреси!

1946–1967

«Живы, выдержим, победим!»

Дорогие товарищи!

Послезавтра мы будем встречать Новый год. Год тысяча девятьсот сорок второй.

Еще никогда не было в Ленинграде такой новогодней ночи, как нынешняя. Мне незачем рассказывать вам, какая она. Каждый ленинградец знает об этом сам, каждый чувствует сейчас, вот в эту минуту, ее небывалое дыхание… И все-таки, вопреки всему, да будет в суровых наших жилищах праздник!

Ведь мы встречаем тысяча девятьсот сорок второй в своем Ленинграде – наша армия и мы вместе с ней не отдали ее немцу, не дали ему вторгнуться в город. Наш город в кольце, но не в плену, не в рабстве.

Это уже безмерно много.

Да, нам сейчас трудно… Вот уже пятый месяц враг пытается убить в нас волю к жизни, сломить наш дух, отнять веру в победу. Но мы верим… нет, не верим – знаем – она будет! Ведь немцев уже отогнали от Москвы, ведь наши войска отбили обратно Тихвин. Победа придет, мы добьемся ее, и будет вновь в Ленинграде и тепло, и светло, и даже… весело… И, может быть, товарищи, мы увидим наш сегодняшний хлебный паек, этот бедный, черный кусочек хлеба, в витрине какого-нибудь музея… И мы вспомним тогда наши сегодняшние – декабрьские – дни с удивлением, с уважением, с законной гордостью.

Позвольте же мне, дорогие товарищи, перед наступающим Новым годом прочитать вам два стихотворения. Они называются «Письма на Каму». Первое «Письмо на Каму» написано в сентябре этого года, в дни, когда враг пытался штурмом овладеть нашим городом.

Я знаю – далеко на Каметревожится, тоскует мать.Что написать далекой маме?Как успокоить? Как солгать?

Она в открытках каждой строчкой,страшась и всей душой любя,все время молит:«Дочка, дочка,прошу, побереги себя…»

О, я любой ценою радатревогу матери унять.Я напишу ей только правду.Пусть не боится за меня.

«Я берегу себя, родная.Не бойся, очень берегу:я город наш обороняюсо всеми вместе, как могу.Я берегу себя от плена,позорнейшего на земле.Мне кровь твоя, чернея в венах,диктует: гибель, но не плен!Не бойся, мама, я не струшу,не отступлю, не побегу.Взращенную тобою душунепобежденной сберегу.Не бойся, нет во мне смятенья,еще надолго хватит сил:победоносному терпеньюнедаром Ленин нас учил.Не бойся, мама, – я с друзьями,а ты люби моих друзей…»

…Так я пишу далекой маме.Я написала правду ей.

Я не пишу – и так вернее, –что старый дом разрушен наш,что ранен брат, что я старею,что мало хлеба, мало сна.И главная, быть может, правдав том, что не все узнает мать.Ведь мы залечим эти раны,мы всё вернем себе опять.И сон – спокойный, долгий, теплый,и песни с самого утра,и будет в доме, в ясных стеклахзаря вечерняя играть…

И я кричу знакомым людям: – Пишите правду матерям.Пишите им о том, что будет.Не жалуйтесь, что трудно нам…

И второе письмо на Каму, написанное теперь, в декабре:

…Вот я снова пишу на далекую Каму.Ставлю дату: двадцатое декабря.Как я счастлива, что горячо и упрямоштемпеля Ленинграда на конверте горят.Штемпеля Ленинграда! Это надо понять.Все защитники города понимают меня.

Ленинградец, товарищ, оглянись-ка назад,в полугодье войны, изумляясь себе:мы ведь смерти самой поглядели в глаза.Мы готовились к самой последней борьбе.

Ленинград в сентябре, Ленинград в сентябре…Златосумрачный, царственный листопад,скрежет первых бомбежек, рыданье сирен,темно-ржавые контуры баррикад.

Только все, что тогда я на Каму писала,все, о чем я так скупо теперь говорю, –ленинградец, ты знаешь, – было только началом,было только вступленьем к твоему декабрю.

Ленинград в декабре, Ленинград в декабре!О, как ставенки стонут на темной заре,как угрюмо твое ледяное жилье,как врагами изранено тело твое…

Мама, Родина светлая, из-за кольцаты твердишь:«Ежечасно гордимся тобой».Да, мы вновь не отводим от смерти лица,принимаем голодный и медленный бой.

Ленинградец, мой спутник,мой испытанный друг,нам декабрьские дни сентября тяжелей.Все равно не разнимемслабеющих рук:мы и это, и это должны одолеть.

Он придет, ленинградский торжественный полдень,тишины, и покоя, и хлеба душистого полный.О, какая отрада,какая великая гордостьзнать, что в будущем каждому скажешь в ответ: – Я жила в Ленинградев декабре сорок первого года,вместе с ним принималаизвестия первых побед.…Нет, не вышло второе письмона далекую Каму.Это гимн ленинградцам – опухшим, упрямым, родным.Я отправлю от имени их за кольцотелеграмму: «Живы. Выдержим. Победим!»

29 декабря 1941