Аполлон Григорьев - Избранные произведения

(Между 1846 и 1859)

Беранже. Падучие звезды

«Ты, дед, говаривал не раз…Но вправду, в шутку ли — не знаю,Что есть у каждого из насЗвезда на небе роковая…Коль звездный мир тебе открытИ глаз твой тайны в нем читает,Смотри, смотри: звезда летит,Летит, летит и исчезает…»

— Хороший умер человек:Его звезда сейчас упала….В кругу друзей он кончил век,У недопитого бокала.Заснул он с песнею, — и спит,И в сладких грезах умирает.— Смотри, смотри: звезда летит,Летит, летит и исчезает!

— «Дитя, то быстрая звездаНоворожденного вельможи…Была пурпуром обвитаМладенца колыбель — и что же?Она пуста теперь стоит,И лесть пред нею умолкает…»— Смотри, смотри: звезда летит,Летит, летит и исчезает.

— «Зловещий блеск, душа моя!Временщика душа скатилась:С концом земного бытияИ слава имени затмилась…Уже врагами бюст разбит,И раб кумир вот прах свергает!..»— Смотри, смотри: звезда летит,Летит, летит и исчезает!

— «О плачь, дитя, о, горько плачь!Нет бедным тяжелей утраты!С звездою той угас богач…В гостеприимные палатыБыл братье нищей вход открыт,Наследник двери затворяет!»…— Смотри, смотри: звезда летит,Летит, летит и исчезает.

— «То-мужа сильного звезда!Но ты, дитя мое родное,Сияй, смиренная всегдаОдной душевной чистотою!Твоя звезда не заблестит,О ней никто и не узнает…Не скажет: вон звезда летит,Летит, летит и исчезает!»

(Между 1845 и 1859)

Беранже. Самоубийство

Их нет, их нет! Еще доселе тлитсяНа чердаке жаровни чадный дым…Цвет жизни их едва успел раскрытьсяИ подкошён самоубийством злым.Они сказали: «Мир объят волнами. —Корабль старинный, он не будет цел..Матросы в страхе, кормчий побледнел, —Скорей же вплавь искать спасенья сами!»И, смело путь пробивши в мир иной,Они туда ушли рука с рукой.

Больные дети! слышали давно лиВы над собой напевы детских лет?Пусть рано вы вкусили тяжкой доли,Но подождите: будет и рассвет!Они сказали: «Пусть пора проходит:Не нам сбирать здесь жатву, другим…И не для нас светило дня восходит…»И, смело путь пробивши в мир иной,Они туда ушли рука с рукой.

Больные дети! Вы оклеветалиЗемную жизнь, не вызнавши вполне,Вы в горькой чаше бытия на днеЛюбви святого перла не видали!Они сказали: «Серафимов сон —Любовь! — ей песни пела наша лира…Рассеян сон, алтарь наш осквернен,Мы видели падение кумира…»И, смело путь пробивши в мир иной,Они туда ушли рука с рукой.

Больные дети! Но, взмахнув руками,Вы, как орлы, могли с гнезда вспорхнуть…И в вышине, кружась над облаками,Пробить к светилу славы вольный путь…Они сказали: «Лавр истлеет прахом,И прах развеет по ветру вражда,И нас везде найдет она, кудаНе подняли б нас крылья вольным взмахом…»И, смело путь пробивши в мир иной,Они туда ушли рука с рукой.

Больные дети! Гнет печальной жизниВо имя долга вы б могли сносить…Вы мать нашли бы нежную в отчизне,Она могла вас знаменем прикрыть.Они сказали: «Знамя это кровьюОбагрено, напрасно пролитой,Но куплено ли счастье кровью той?Иной мы любим родину любовью…»И, смело путь пробивши в мир иной,Они туда ушли рука м рукой.

Больные дети! Может быть, хуленьяНашептывал в час смертный ваш язык…Но светит луч во тьме ожесточенья,отец любви страданий внемлет крик…Они сказали: «Пусть же остаетсяСвятынею господне имя нам:Не будем ждать, пока душевный храмСомнением в основах потрясеся…»И, смело путь пробивши в мир иной,Они туда ушли рука с рукой.

Отец любви! Прости им ослепленье…Душевных мук был эхом ропот их,Не ведали они, что в круг твореньяМы посланы не для себя одних.О, для чего я не пророк, чтоб людямЯ мог поведать голосом живым:«Любить и быть полезными другимДля наслажденья собственного будем…»Но, смело путь пробивши в мир иной,Они туда ушли рука с рукой!

(Между 1845 и 1859)

Беранже. Наполеоновский капрал

Марш, марш — вперед! Идти ровнее!Держите ружья под приклад…Ребята, целиться вернее,Не тратить попусту заряд!Эх! я состарился на службе,Но вас я, молодых солдат,Старик капрал, учил по дружбе…Ребята, в ряд! не отставать,Не отставать,Не унывать,Вперед — марш, марш! не отставать!

Загнул не в час дурное словоМне офицерик молодой…Его я — хвать, дружка милова…Мне значит: смерть! закон прямой!С досады смертной, с чарки ромуРуки не мог я удержать;

Погасла трубка… Затянуся,Черт побери в последний раз!Дошли до места… Становлюся…Но не завязывать мне глаз!За труд прощения прошу я,Чур только низко не стрелять…Веди нас бог в страну родную;Ребята, в ряд! не отставать,Не отставать,Не унывать,Вперед, марш — марш! не отставать!

(Между 1845 и 1859)

Беранже. Воспоминания народа

Под соломенной крышейОн по преданиям живет,И доселе имя вышеЧтит едва ли чье народ.И, старушку окружаяВечерком, толпа внучат«Про былое нам, родная,Расскажи, — ей говорят. —Пусть для нашего он краяБыл тяжел, — что нужды в том?Да, что нужды в том?Вспоминает, золотая,Всё народ об нем!»

— «Проезжал он здесь с толпоюЧужестранных королей…Молода я и собоюНедурна была — ей-ей!Поглядеть хотелось больно:Стала я невдалеке…Был он в шляпе треугольной,В старом сером сюртуке…Поравнялся лишь со мною,„Здравствуй!“ — ласково сказал…Так вот и сказал…»— «Говорил, значит, с тобоюОн, как проезжал?»«А потом в Париже вскореЯ была… Пошла в собор…В Нотрэ-Дам, в большом соборе,Был и он, и целый двор.Праздник был тогда великий,Все в наряде золотом…Раздавались всюду клики:„Милость божия на нем!“Был он весел; поняла я:Сына бог ему послал,Да сынка послал…»— «Экий день тебе, родная,Бог увидеть дал!»

— «Но когда в страну роднуюЧужестранцев бог наслалИ один за дорогуюОн за родину стоял…Раз, вот эдакой порою,Стук в ворота… К воротамВыхожу: передо мною —Он стоит, смотрю: он сам!„Боже мой! война какая!“ —Он сказал — и тут вот сел»…— «Как! сидел он тут, родная?»— «Тут вот и сидел!

„Дай мне есть“, — сказал… Подать я —Подала что́ бог послал…У огня сушил он платье,Кушал — а потом он спал…Как проснулся, не могла яСлез невольных удержать…Он же точно утешая,Обещал врагов прогнать.А горшок тот сберегла я,Из которого он ел,Суп простой наш ел…»«Цел горшок тот, цел, родная?Говори ты: цел?»

— «Отвезли его в безвестный,Дальний край: свою главуОн сложил не в битве честной —На пустынном острову.Даже — верить ли? — не знали…Всё ходил в народе слух:Скоро, скоро из-за дали,Грозный он нагрянет вдруг…Тоже, плача, всё ждала я,Что его нам бог отдаст,Родине отдаст…»— «Бог за слезы те, родная,Бог тебе воздаст!»

(Между 1845 и 1859)

Мюссе. Люси

Друзья мои, когда умру я,Пусть холм мой ива осенит…Плакучий лист ее люблю я,Люблю ее смиренный вид,И спать под тению прохладнойМне будет любо и отрадно.

Одни мы были вечером… я подлеНее сидел… она головкою склониласьИ белою рукой в полузабвеньиПо клавишам скользила… точно шепотИль ветерок по тростнику скользилЧуть-чуть — бояся птичек разбудить.Дыханье ночи, полной неги томной,Вокруг из чащ цветочных испарялось;Каштаны парка, древние дубыС печальным стоном листьями шумели.Внимали ночи мы: неслось в окноПолуоткрытое весны благоуханье,Был ветер нем, пуста кругом равнина…Сидели мы задумчивы, одни,И было нам пятнадцать лет обоим;Я на Люси взглянул… была онаБледна и хороша. О, никогдаВ очах земных не отражалась чищеНебесная лазурь… Я упивался ею.Ее одну любил я только в мире,Но думал я, что в ней люблю сестру…Так вся она стыдливостью дышала;Молчали долго мы… Рука моя коснуласьЕе руки — и на челе прозрачномСледил у ней я думу… и глубокоЯ чувствовал, как сильны над душойИ как целительны для язв душиДва признака нетронутой святыни —Цвет девственный ланит и сердца юность.Луна, поднявшись на небе высоко,Вдруг облила ее серебряным лучом…В глазах моих увидела онаПрозрачный лик свой отраженным… кротко,Как ангел, улыбнулась и запела.Запела песнь, что трепет лихорадки,Как темное воспоминанье, вырывалИз сердца, полного стремленья к жизниИ смерти смутного предчувствия… ту песню,Что перед сном и с дрожью Дездемона,Склоняяся челом отягощенным,Поет во тьме ночной, — последнее рыданье!Сначала звуки чистые, полныПечали несказанной, отзывалисьТомительным каким-то упоеньем;Как путник в челноке, на волю ветраОтдавшись, по волнам несется беззаботно,Не зная, далеко иль близко берег,Так, мысли отдаваясь, и онаБез страха, без усилий по волнамГармонии от берегов летела…Как будто убаюкиваясь песнью…

(1852)