Ананасы в шампанском - Игорь Северянин

был черный.

                               Английский. На голове —

Сквозная фетэрка. В левкоях вся. И в померанцевых

                                                      лучах зари.

Вы шли печальные. Как я. Как я! Журчали ландыши

                                                в сырой траве.

Не испугалась я, – я поняла: она мгновенье,

                                              а вечность – я.

И улыбнулась я под плач цветов, такая светлая.

                                                   Избыток сил

В душе почувствовав, я скрылась вглубь.

                 Весь вечер пела я. Была – дитя,

Да, ты шел с женщиной. И только ей ты

                          неумышленно взор ослезил.

В очарованьи

Быть может оттого, что ты не молода,

Но как-то трогательно-больно моложава,

Быть может оттого я так хочу всегда

С тобою вместе быть; когда, смеясь лукаво,

Раскроешь широко влекущие глаза

И бледное лицо подставишь под лобзанья,

Я чувствую, что ты – вся нега, вся гроза,

Вся – молодость, вся – страсть; и чувства

                                                  без названья

Сжимают сердце мне пленительной тоской,

И потерять тебя – боязнь моя безмерна…

И ты, меня поняв, в тревоге, головой

Прекрасною своей вдруг поникаешь нервно, —

И вот другая ты: вся – осень, вся покой…

В кленах раскидистых

В этих раскидистых кленах мы наживемся всё лето,

В этой сиреневой даче мы разузорим уют!

Как упоенно юниться! ждать от любви амулета!

Верить, что нам в услажденье птицы и листья поют!

В этих раскидистых кленах есть водопад вдохновенья.

Солнце взаимного чувства, звёзды истомы ночной…

Слушай, моя дорогая, лирного сердца биенье,

Знай, что оно пожелало не разлучаться с тобой!

Ты говоришь: «Я устала…» Ты умоляешь: «О, сжалься!

Ласки меня истомляют, я от блаженства больна»…

Разве же это возможно, если зеленые вальсы

В этих раскидистых кленах бурно бравурит Весна?!

Эскиз вечерний

Она идет тропинкой в гору.

Закатный отблеск по лицу

И по венчальному кольцу

Скользит оранжево. Бел ворот

Ее рубашечки сквозной.

Завороженная весной,

Она идет в лиловый домик,

Задумавшийся над рекой.

Ее душа теперь в истоме,

В ее лице теперь покой.

Озябший чай и булки с маслом

Ее встречают на столе.

И на лице ее угаслом

К опрозаиченной земле

Читаю нежное презренье,

Слегка лукавую печаль.

Она откидывает шаль

И обдает меня сиренью.

Весенняя яблоня

Акварель

Перу И. И. Ясинского посвящаю

Весенней яблони, в нетающем снегу,

Без содрогания я видеть не могу:

Горбатой девушкой – прекрасной, но немой —

Трепещет дерево, туманя гений мой…

Как будто в зеркало – смотрясь в широкий плёс,

Она старается смахнуть росинки слёз,

И ужасается, и стонет, как арба,

Вняв отражению зловещего горба.

Когда на озеро слетает сон стальной,

Бываю с яблоней, как с девушкой больной,

И, полный нежности и ласковой тоски,

Благоуханные целую лепестки.

Тогда доверчиво, не сдерживая слёз,

Она касается слегка моих волос,

Потом берет меня в ветвистое кольцо, —

И я целую ей цветущее лицо…

На реке форелевой

На реке форелевой, в северной губернии,

В лодке сизым вечером, уток не расстреливай:

Благостны осенние отблески вечерние

В северной губернии, на реке форелевой.

На реке форелевой в трепетной осиновке

Хорошо мечтается над крутыми веслами.

Вечереет холодно. Зябко спят малиновки.

Скачет лодка скользкая камышами рослыми.

На отложье берега лён расцвел мимозами,

А форели шустрятся в речке грациозами.

Элегия

Я ночь не сплю, и вереницей

Мелькают прожитые дни.

   Теперь они,

   Как небылицы.

В своих мечтах я вижу Суду

И дом лиловый, как сирень.

   Осенний день

   Я вижу всюду.

Когда так просто и правдиво

Раскрыл я сердце, как окно…

   Как то давно!

   Как то красиво!

Я не имею даже вести

О той, которой полон май;

   Как ни страдай, —

   Не будем вместе.

Я к ней писал, но не достоин

Узнать – счастлива ли она.

   Прошла весна,

   Но я… спокоен.

О, я не требую ответа,

Ни сожаления, ни слёз,

   Царица грёз

   Елисавета!

Биеньем сердца молодого,

Стремленьем любящей души

   Хочу тиши

   Села родного.

Я на мечте, своей гондоле,

Плыву на Суду в милый дом,

   Где мы вдвоем

   Без нашей воли.

Меня не видишь ты, царица,

Мечтаешь ты не обо мне…

   В усталом сне

   Твои ресницы.

Январь

Январь, старик в державном сане,

Садится в ветровые сани, —

И устремляется олень,

Воздушней вальсовых касаний

И упоительней, чем лень.

Его разбег направлен к дебрям,

Где режет он дорогу вепрям,

Где глухо бродит пегий лось,

Где быть поэту довелось…

Чем выше кнут, – тем бег проворней,

Тем бег резвее; всё узорней

Пушистых кружев серебро.

А сколько визга, сколько скрипа!

То дуб повалится, то липа —

Как обнаженное ребро.

Он любит, этот царь-гуляка,

С душой надменного поляка,

Разгульно-дикую езду…

Пусть душу грех влечет к продаже:

Всех разжигает старец, – даже

Небес полярную звезду!

Фиалка

Морозову-Гоголю

Снежеет дружно, снежеет нежно,

Над ручейками хрусталит хрупь.

Куда ни взглянешь – повсюду снежно,

И сердце хочет в лесную глубь.

   Мне больно-больно… Мне жалко-жалко…

   Зачем мне больно? Чего мне жаль?