Бобры. Письма и сны. Книга 2 - Костя Белоусов

кипит!

Она без дела дня не просидит:

Чуть свет — она в соседнем парке

Отстёгивает поводок собаки;

Зимой — на лыжах средь сосёнок

Мелькает шапкой как зайчонок;

Летом — на озере ныряет,

Корзиной полной собирает

Грибы да ягоды! Смартфон ей не помеха,

А только века нынешнего — эхо.

Она и времени-то не подчинена

И от него в кармане ключ нашла!

А вроде как и все ходила в школу,

С друзьями покупала пепсиколу,

Читала летом список полный,

Имела в сетях ник «Свободный».

На музыкальных средах отрывалась,

С парнями поздно вечером встречалась,

Потом вдруг поступила в универ,

И мне её поставили в пример:

Мол вот, цветёт и пахнет девка,

А ты сидишь все дни, как репка!

Давай, сынишка, улыбнись!

«Проснись и пой» и подтянись!

Да, не похожи почему-то

С сестрёнкой получились мы:

Она светла и простодушна,

А я — всё больше я, не мы.

В школу — один, из школы — тоже,

Улыбка всё никак не может

Ни мне, ни близким показаться,

И вновь скорей бы оказаться

На берегу морском пустом!

Быть может, там построить дом

И в одиночку мерить дни,

Бродя босым по отмели.

Сестра читала мне рассказы,

Хотела всё, хотела сразу!

Чтобы воспрял я к жизни яркой,

Чтобы запрыгал на скакалке!

А что, если и мне светло?

А что, если и мне тепло?

Пускай с улыбкою проблемы –

Я не хочу искать замены

Для моря моего!

Сестре я так и выдал прямо,

Что пусть похож на истукана

Снаружи я, когда хожу,

Я летом книгу напишу

И в ней представлю чётко,

Что бЕрега без лодки

Может томиться сердце

И видом этим греться!

И да, сестру свою люблю

И на физру к ней прихожу

Всегда с большим желаньем,

Как будто на свиданье

С Солнцем.

Про Луну

Тебе я расскажу,

Когда спадёт жара

И дня, и Вали.

Да и писать уже устали

Пальцы.

Часть третья. Материнская луна

Влияние Луны для нас не очевидно,

Оно — не колокола вечевого звон.

Всё проникая и всегда всесильно,

Оно прядёт нить жизни испокон.

Оно сокрыто от неопытного глаза

И тайн полно на тёмной стороне,

Словно китайская диковинная ваза

Со спрятанным иероглифом на дне.

Сиянья льющаяся ртуть чарует,

Как нимф лесных вечерний хоровод,

И всё, что видишь ты, тебе дарует,

Как звёзды дарит ночью небосвод.

Тот дар — скорей возможность приобщенья,

От обладанья жадного стократ далёк,

И разделив с Луной молчащее общенье,

Ты понят можешь стать, не одинок.

Твой голос, в темноте звучащий,

Она как солнца отражает свет,

И в пустоте вопрос висящий

Находит в её отсвете ответ.

Пустой проекцией она не станет,

Пока не остановит бег волна,

И обнимать тебя не перестанет,

И не обманет, как капризная весна!

Спокойна, вспыльчива, печальна, весела,

Открыта, скрытна и таинственна.

Запальчива, сиятельна, ревнива,

Достоинства полна и вместе с тем игрива!

Мамуля, мама, мамочка, с тобой и без тебя

Две жизни будут разные, и разный буду я.

Ты — кто в забытом возрасте себя дарила мне,

И в горести, и в радости, во сне и не во сне.

Заботами укутанный, и в северный мороз,

Я шёл с тобою рядом, цветя букетом роз.

Во всём тебе доверчивый, без лишних почему,

Я был всегда послушный слову твоему.

Твоего одобрения я каждый раз искал,

Когда душой неопытной поступок совершал.

Сменялись лунамесяцы на небе и земле,

Волшебною кудесницей уж не казалась мне

Та, кто меня лелеяла, баюкала, ждала,

И сказки мне читала и на обед звала!

Теперь обедал в школе я и к маме подходил,

Когда дневник с оценками на подпись приносил,

Или когда звала она, и не на первый раз,

И чаще всё таился я от маминых от глаз.

И времени качели были теперь свои

У мамы и у сына вдоль по оси Земли.

Ну почему не спрашивал, как день свой провела?

Ах мама, мама, мамочка, как там твои дела?

Какими словомыслями сегодня правишь ты?

И близко ли далёко ли от детской от мечты?

Какие планы строишь ты? Какие твои сны?

Какую книгу новую сейчас читаешь ты?

Ах мама, мама, мамочка, ну почему молчу

И вижу во вращении жизнь только свою?

А ты молчишь о своём мире, о снах и о мечтах,

Как будто бы Морфей качает жизнь твою на волнах.

Ещё ведь помню, как юнцом,

Я за кулисами с отцом

Тебя почти не узнавал,

Когда сквозь грим твои читал

Черты.

Совсем другая была ты!

Совсем не мама,

А мадама,

С собачкою и чемоданом!

А как в египетских глазах

Я узнавал твоих отсветы

И слал тебе свои приветы!

А ты ловила и играла,

И публика ждала финала

Очередного представленья,

А я ждал дома продолженья,

Когда реальность позабыв,

Ты воскрешала снова миф,

За раковиной стоя!

И с папою не споря,

Пусть час назад тебе полмира

Были подвластны,

И Багирой

Ты торговала жизнь мою,

А я сидел крутил юлу.

Вот так миры времён других

Мешались с нашими,

Как стих

Мешает пятна слов,

Под уханье ночное сов.

Быть может, я задам вопрос?

Быть может, ты ответишь?

Быть может, ты меня ещё

К своей судьбе прилепишь?

Ах мама, мама, мамочка,

Ты знаешь: я грущу,

И руку твою нежную

Я и сейчас ищу.

Четвёртая часть. Папина власть

Уж так у нас сложилось,

Что вместе очутились

Такие разные миры,

Что могут быть объединены,

Пожалуй, лишь во сне

Или на сцене.

Могли ль военный и актриса

Под небом голубым ужиться?

Порядок, строгость и закон

Игры заполучить поклон?

Военный чемоданчик

И южный город Нальчик?

Трёхмесячные сборы,

Столичные гастроли?

Быть может красота и переодеванье,

Выученная речь, как мира заклинанье,

Нашли своих попутчиков

В актрисе и поручике?

Друг друга разглядели

И вместе поседели,

Став друг для друга зрителем,

И тайн своих хранителем?

Детей увлёк за шагом шаг

Сложившийся порядок,

В котором постоянным был

Лишь жизни распорядок.

Менялись городки, на картах незаметные,

И новые соседи, выУченно приветные.

Учителя, товарищи, погоны,

Театров залы и фойе перронов.

Мы, дети, как багаж, сопровождали странников,

Своею волею родной земли изгнанников.

Их ось шла ровно посредине,

И были они неделимы.

Как вычленить отца из этой пары?

Разве что под аккорд гитары!

Песня отца и сына

Не длЯ переборов нежных

Крепкие эти пальцы,

И под мотивы песен

Чудак лишь танцует