Дмитрий Щедровицкий - Из восьми книг

1980

С неопровержимостью цветка,С арагонской радужностью ткани —В небо растворенная рукаВсех твоих провидческих исканий!В самобытной горечи морей,В мужестве дуэли ураганной —Укрепи, восстанови, согрейРазумом покинутые страны!Пусть в гигантской кроне, как в руке,Синевою пристальной упьютсяМудрецы – из тыквы, налегке,Короли – из битвы, как из блюдца,И крестьяне замки возведутИз нестройных ежедневных пахот,И потомкам вынесут на судЗолотых веков зеленый запах...

1980

И небо зарделось о ней об одной —Оставшейся там, за кирпичной стеной.За проволокой Руфь, словно роза меж терний —Кровавой звездой во вселенной безмерной.Народы и страны – потомки святой —Раскрылись, как раны, дымясь пустотой.Той пагубы ради – никто не родился.Мессия во взгляде ее заблудился.Ни ада, ни рая. В забвении – рай.Резвись, забывая, и в мячик играй...

1980

Я, быть может, последний,Кто вас помнит, хранит ваши лицаВ крыльях памяти, в перьях напева, —Скрипы лестницы летнейВ стеклах полдня мечтали продлиться,Но стемнело безмолвно, без гнева.И последние нотыВтянет воздух ночной и холодныйВ забытье прорастаний посмертных. —Только в сердце у ЛетаРаздвигается город бесплотныйТоржеством вакханалий несметных...

1980

О Лао-цзы, мой друг любимый,Сказавший правду столь давно:«Лишь хрупкое – неколебимо,Все прочное – обречено!»Весь океан со звездной башни,Наверно, не крупней слезы,Но мы – внизу, нам очень страшно...Хоть слово крикни, Лао-цзы!

1980

Не хватило дыханья, и к двери пришлось прислониться,И блуждала душа по окрестным проулкам, покаЕй в любви признавался надменный атлант белолицый,Что поддерживал своды предсмертного особняка.И последней листвой тополя призывали – остаться,Но в эфир потянуло, в густой, симфонический мрак,Где в дурном разногласье клокочущих радиостанцийПесню детства тянул, опоздав на полвека, «Маяк»...

1980

Только пастбище белого стадаДуш пугливых и кратких в пути:От разлада до снежного сада —Город полуприкрытого взглядаИз-под озера сна, взаперти.Так и вспомнятся строгие стены,Оплетенные клейкой травой,Эти площади – выплески пены,Растворяющие постепенноВ цепкой поросли выговор свой.Здесь мы бегали в детстве когда-то,Водной гибели не осознав,По путям Грановитой палаты,По годам, по Стране-Без-Возврата,Сжатой желтым узорочьем трав...

1980

Был вечер – нестройного лета итог.Кончал мотылек свой последний витокНад лугом. И в лиственный ворох,Как звуки, вплетались обрывки цветов,И сохли кусты разговоров,Говоренных в долгие светлые дни,Когда во вселенной – куда ни взгляни —Слетаются эльфы на танцы,Склоняется небо к аббатствуКлюни Без долгих дождливых нотаций...Но длился исход доброты и тепла,И Божья рука не сквозь море вела,Не к обетованным нагорьям,А к собственным душам, сожженным дотлаГрехом первородства и горем,К осеннему ропоту, к снам наяву.Ты видишь – забыв о земле, я плывуПо хмурому морю избранья,Склоняя недожитой жизни главуНа иволги голос ранний.Ты знаешь, конец мой не будет жесток,Поскольку багровый склонился цветокНад пропастью памяти...Где-то Ведет Моисей племена на Восток,И длится палящее лето...

1980

Принимались учить нас,Исходя из готических мер,Шельмовали античность,Эпикура – распутства пример,С нами в прятки играли,Заставляли глаза закрыватьВ разожженные дали:За словами вставал Бухенвальд —

Лес безлистого бука,Незабытых, надмирных обид.Кровью тени аукай —Лишь на кровь отзовется Аид.Вот по кровлям, по доскамГулкий шепот, ветвясь, поскакал —Это Моцарт с ЧайковскимВ нашу честь пьют последний бокал.Вот он пуст и расколот —Удлиненной глазницы хрусталь.

Нары светятся. ГородВознесенных число наверстал....Продолжали учить нас,Исходя из аттических мер,Трактовали античность,Эпикура – бессмертья пример...

1980

IV

ИЗ КНИГИ «ПРИТЯЖЕНИЕ» (1981–1983 гг.)

Сей храм строился coрок шесть лет...

Иоан. 2, 20

Храм строился. Раскатный куполТревоги века покрывал,И небосвод его ощупал,И с первых слов своим назвал.

Но сорок лет, по слову Божью,Он рос и украшался.Мир Москвы листался у подножья:Разносчик страхов семенил

У стен агентства страхового,И годы падали с лотка.Обрывки сна пороховогоПыталась досмотреть река,

От шума увернувшись.Смутно Во сне дрожали мятежи.А город рос ежеминутно,И Время ножницы-ножи

Точило, колесо вращаяС печальным скрежетом.Над ним Любимый с детства запах чаяГлушил густой фабричный дым.

И вровень с дымом, всем доволен,На тьму мелькающих именГлядел с одной из колоколенМальчишка перед Судным Днем...

1981

Быть всеми, всюду и всегда,Лишь исчезать и длиться,Как проливается водаИ как мелькает птица,

Как чертит дым тугим кольцомСгоревшие поленья,Как повторяется лицоВ десятом поколенье.

Быть всеми, всюду и всегда,Лишь длиться, исчезая,Не оставляя ни следаУ мира в белом зале,

В огромных зеркалах шестиВселенских измерений...Но нет – черемухой цвести,Как в Третий День творенья!..

1981

Из кухни пахнет смертью. Я встаю,К стеклу тянусь: напрасные усилья!Все поколенье в августе скосилиНа корм кометам. Все уже в раю.Я задыхаюсь – пойманный, последнийИ пробуждаюсь. В мире хорошоИ холодно. Почти проходит шок.Но все же тянет смертью из передней.В окне Луна огромна, как в Египте,Бежим поспешно, кони по пятам...Но нет – не спать, не оставаться там...А тянет в сон. Из дома надо выйти,А лестница – неверная жена —Петляет, предает, уходит влево —В приливы допотопного напева.Не ночь, а пепел. Площадь сожжена,И я один – живой. Но нет, похоже —Не я, а мальчик сверху, мой сосед.Он – полустертых слушатель кассетПо вечерам – до этой ночи дожилОдин. Над ним – Медведица Большая,И он идет с бродяжного сумойУмолкших песен... Все же голос – мой.Я спящую эпоху вопрошаюО дне, когда созреют семена,Посеянные Богом. Но дойдет лиДо звезд недвижных мой подвижный оклик?И есть ли звездам дело до меня?...

1981

Жаворонков желтый крикЖмется к выжженной земле,Надевает НебосводЧерный грозовой парик,По вопящей мгле полейСкачет капель хоровод —Это танец духов злобных,Корневых, огнеподобных,Молнией ниспадших в глушь, —Это пляс погибших душ!..

1981

Ты – Сокрытый в зрачке мотылька.Из Тебя – голубиная стая.Из Тебя выбегает рекаИ трава прорастает.Нет ни лет, ни следов, ни причин —Только Ты предо мною.Из Тебя, как из солнца лучи,Возникает земное.И творенье – не где-то вдали,Не в туманностях белых...Мы не плыли. Мы по морю – шли.Мы и буря, и берег.

1981

Темно. Россия великаНа все равнинные векаНочного полушарья.И лебедь – лентой в облака,И коршун – черной шалью.Средь молний бешеной игрыДух округляется в шарыВ ночи зигзагов диких.Висят московские дворы.Безмолвствует Языков.

1981

Здесь тепла и дыханья – на донышке,Только глянешь – уйдет без следа...Так зачем же из дальней сторонушкиТак и тянет, и тянет сюда?Из весны светлоглазой, невянущей —В эту серую, кожа да кость,Из округи, где други-товарищи —В этот лед, где непрошеный гость?...Но и в райских кустах пламенеющихХоровод всепрощающих душРазомкнётся, отпустит, и мне ещеПовезет – посетить эту глушь:Та же участь сутулится темная,Тот же месяц в слепой высоте,И лютует зима неуемная,Унося охладелых детей...

1982

Я спал в вагоне, проезжаяСедьмую тысячу лугов,Осин, отпрянувших от шпал. —Они вопили, исчезая,Их крики слышал я, хоть спал, —Заштатных луговых богов.В мой сон вступала мысль: а где жеОни шумят, когда в ничтоНаправлен строй стволов литых?Они живут одной мечтой!Конец их жизни, их надежде,Коль взгляд мой не объемлет их!..И я надменно проезжаю —И в пустоте, где ни души,Поочередно оживляюЛеса, озера, камыши...Мой сон. Над озером – туман.Вдруг я в тумане различаюКруженье маленьких фигур:То духи? Зрения обман?Они взлетают на бегу...Как я не видел их вначале?...Но словно спала пеленаС просторов обжитых, огромныхЯ вижу тысячи существ:Вода их танцами полна,Они в воздушных спят хоромах,За их мельканьем лес исчез...Я мчусь по глади сна, как парус,И духи дуют на меня, —Я мал, я немощен без них...Вот снова в стеклах лес возник.Я у вагонного окна.Я понял все – и просыпаюсь...

1982