Михаил Кузмин - Глиняные голубки (Третья книга стихов)

Повсюду вы: то на полянке

(О, первый и блаженный миг!).

Как к вашему лицу смуглянки

Не шел напудренный парик!

Как был смешон я, как неловок

(И правда, ну какой я паж!),

Запутался среди шнуровок

И смял ваш голубой корсаж!

А помните, уж было поздно

И мы катались по пруду.

"Навек", - сказали вы серьезно

И указали на звезду.

Панье в зеленых, желтых мушках

Напоминало мне Китай,

Ваш профиль в шелковых подушках,

Прощайте, ах, прощай, прощай!

Мой одинокий гроб отметим

Строкой короткой, как девиз:

"Покоится под камнем этим

Любовник верный и маркиз",

1913

10

БАЛЕТ (Картина С. Судейкина)

С. Судейкину

О царство милое балета,

Тебя любил старик Ватто!

С приветом призрачного лета

Ты нас пленяешь, как ничто.

Болонский доктор, арлекины

И пудры чувственный угар!

Вдали лепечут мандолины

И ропщут рокоты гитар.

Целует руку... "Ах... мне дурно!

Измены мне не пережить!

Где бледная под ивой урна,

Куда мой легкий прах сложить?"

Но желтый занавес колышет

Батман, носок и пируэт.

Красавица уж снова дышит,

Ведь этот мир - балет, балет!

Амур, кого стрелой ужалишь,

Ты сам заметишь то едва,

Здесь Коломбина, ах, одна лишь,

А Арлекинов целых два.

Танцуйте, милые, играйте

Шутливый и любовный сон

И занавес не опускайте,

Пока не гаснет лампион.

1912

11

ПРОГУЛКА (Картина С. Судейкина)

С. Судейкину

Оставлен мирный переулок

И диссертации тетрадь,

И в час условленных прогулок

Пришел сюда я вновь страдать.

На зов обманчивой улыбки

Я, как сомнамбула, бегу,

И вижу: там, где стали липки,

Она сидит уж на лугу.

Но ваше сердце, Лотта, Лотта,

Ко мне жестоко, как всегда!

Я знаю, мой соперник - Отто,

Его счастливее звезда.

Зову собачку, даже песик

Моей душой не дорожит,

Подняв косматый, черный носик,

Глядит, глядит и не бежит.

Что, праздные, дивитесь, шельмы?

Для вас луна, что фонари,

Но мы, безумные Ансельмы,

Фантасты и секретари!

1912

12

По реке вниз по Яику

Плывут казаки-молодчики,

Не живые - мертвые,

Плывут, колыхаются,

Их ноздри повырваны,

Их уши обрублены,

Белое тело изранено,

Алые кафтаны изодраны,

Государевы ль люди,

Боровы ли приспешники,

За вольность и за старинку

Живот положившие?

На берегу стоит старица,

Трупья клюкой притягивает,

Мила внучка выглядывает:

"Где ты, милый внучек мой,

Где ты, Степанушка?

Не твои ли кудри русые,

Очи соколиные,

Брови соболиные,

Не твое ли тело белое?"

[1900]

13

Надо мною вьются осы...

Тяжки, тяжки стали косы...

Голова тяжела!

Обошла я все откосы

Ветерка не нашла...

Не нашла.

Распласталась в небе птица,

Лень в долину мне спуститься,

Где протек ручеек.

Кто же даст воды напиться?

Милый брат, он далек...

Он далек.

Не придет, не сядет рядом.

Все гуляет он по грядам,

И одна я, одна.

Солнце, встало ты над садом,

Душу пьешь всю до дна...

Всю до дна.

Солнце двинется к закату...

Я пойду навстречу к брату

(Так знаком этот путь!),

Опершися на лопату,

Он прижмет к сердцу грудь,

К сердцу грудь.

Милый братец мой, когда же

Отдохну от скучной пряжи

Снов докучных моих?

И на облачном на кряже

Встанет тих наш жених,

Наш жених?

1912

14

Защищен наш вертоград надежно

От горных ветров и стужи,

Пройти к нему невозможно:

Путь чем дальше, тем уже.

Корабельщикам сада незаметно:

Никакой реки не протекает.

И с горы искать его тщетно:

Светлый облак его скрывает.

Благовонен розоватый иней

На яблонях, миндалях и вишнях

И клубит прямо в купол синий

Сладкий дух, словно "Слава в вышних",

А летом заалеют щеки

Нежных плодов, райских:

Наливных, золотых, китайских,

Как дары царицы далекой.

Зимы там, как видно, не бывает

Все весна да сладкое лето.

И осенней незаметно приметы,

Светлый облак наш сад скрывает.

1912

15

МАРИЯ ЕГИПЕТСКАЯ

М. Замятниной

Ведь Марию Египтянку

Грешной жизни пустота

Прикоснуться не пустила

Животворного креста.

А когда пошла в пустыню,

Блуд забыв, душой проста,

Песни вольные звучали

Славой новою Христа.

Отыскал ее Зосима,

Разделив свою милоть,

Чтоб покрыла пред кончиной

Уготованную плоть.

Не грехи, а Спаса сила,

Тайной жизни чистота

Пусть соделает Вам легкой

Ношу вольного креста.

А забота жизни тесной,

Незаметна и проста,

Вам зачтется, как молитва,

У воскресшего Христа,

И отыщет не Зосима,

Разделив свою милоть:

Сам Христос, придя, прикроет

Уготованную плоть.

1 апреля 1912

II

305-307. БИСЕРНЫЕ КОШЕЛЬКИ

1

Ложится снег... Печаль во всей природе.

В моем же сердце при такой погоде

Иль в пору жарких и цветущих лет

Печаль все о тебе, о мой корнет,

Чью прядь волос храню в своем комоде.

Так тягостно и грустно при народе,

Когда приедет скучный наш сосед!

Теперь надолго к нам дороги нет!

Ложится снег.

Ни смеха, ни прогулок нет в заводе,

Одна нижу я бисер на свободе:

Малиновый, зеленый, желтый цвет

Твои цвета. Увидишь ли привет?

Быть может, ведь и там, в твоем походе

Ложится снег!

2

Я видела, как в круглой зале

Гуляли вы, рука с рукой;

Я слышала, что вы шептали,

Когда, конечно, вы не ждали,

Что мной нарушен ваш покой.

И в проходной, на геридоне

Заметила я там письмо!

Когда вы были на балконе,

Луна взошла на небосклоне

И озарила вас в трюмо.

Мне все понятно, все понятно,

Себя надеждой я не льщу!..

Мои упреки вам не внятны?

Я набелю румянца пятна

И ваш подарок возвращу.

О кошелек, тебя целую;

Ведь подарил тебя мне он!

Тобой ему и отомщу я:

Тебя снесу я в проходную

На тот же, тот же геридон!

3

Раздался трижды звонкий звук,

Открыла нянюшка сундук.

На крышке из журнала дама,

Гора священная Афон,

Табачной фабрики реклама

И скачущий Багратион.

И нянька, наклонив чепец,

С часок порылась. Наконец

Из пыльной рухляди и едкой,

Где нафталин слоями лег,

Достала с розовою меткой

Зеленый длинный кошелек.

Подслеповатый щуря глаз,

Так нянька начала рассказ:

"Смотри, как старый бисер ярок,

Не то что люди, милый мой!

То вашей матушки подарок.

Господь спаси и упокой.

Ждала дружка издалека,

Да не дошила кошелька.

Погиб дружок в дороге дальней,

А тут приехал твой отец,

Хоть стала матушка печальней,

Но снарядилась под венец.

Скучала или нет она,

Но верная была жена:

Благочестива, сердобольна,

Кротка, прямая детям мать,

Всегда казалася довольна,

Гостей умела принимать.

Бывало, на нее глядим,

Ну, прямо Божий Херувим!

Волоски светлые, волною,

Бела, - так краше в гроб кладут.

Сидит вечернею порою

Да на далекий смотрит пруд.

Супруг же, отставной гусар,

Был для нее, пожалуй, стар.

Бывало, знатно волочился

И был изрядный ловелас,

Да и потом, хоть и женился,

Не забывал он грешных нас.

Притом, покойник сильно пил

И матушку, наверно, бил.

Завидит на поле где юбки,

И ну, как жеребенок, ржать.

А что же делать ей, голубке,

Молиться да детей рожать?

Бледней, худее, что ни день,

Но принесла вас целых семь.

В Николу, как тебя крестили,

Совсем она в постель слегла

И, как малиной ни поили,

Через неделю померла.

Как гроб был крышкою закрыт,

Отец твой зарыдал навзрыд;

Я ж, прибирая для порядка,

Нашла в комоде медальон:

Волос там светло-русых прядка,

А на портрете прежний, "он".

С тех пор осиротел наш дом..."

Отерла тут глаза платком

И крышкою сундук закрыла.

"Ах, няня, мать была святой,

Когда и вправду все так было!

Как чуден твой рассказ простой!"

"Святой? Святой-то где же быть,

Но барыню грешно забыть.

Тогда ведь жили все особо:

Умели сохнуть по косе

И верность сохранять до гроба,

И матушка была как все".

Сентябрь 1912

III

308-315. ПЕСЕНЬКИ

1

В легкой лени

Усыпленья

Все ступени

Наслажденья

Хороши!

Не гадаешь,

Замирая,

Где узнаешь

Радость рая

В той тиши.

Нам не надо

Совершенья,

Нам отрада

Приближенья...

Сумрак густ.

Без заката

Зори счастья.

Тихо, свято

То причастье

Милых уст.

1912

2

Солнце - лицо твое, руки белы,

Жалят уста твои жарче пчелы.

Кудри шафрановы, очи - смелы,

Взгляд их быстрей и острее стрелы.