Александр Кушнер - Вечерний свет

«Что случилось? — спросил я его вдову…»

Что случилось? — спросил я его вдову,Неполадка какая-то в организме?Иль тяжелой поездка была в Москву?— Нет, — сказала, — он просто устал от жизни.

Говорил он мне это не раз, не два,Не рисуясь, обдуманно и устало.Мне бы вдуматься в эти его слова!Я значенья им как-то не придавала.

А ведь всё было так хорошо. УспехПоздновато пришел, но пришел, спасибо.Говорил про унынье, что это грех,За окном ему нравились клен и липа.

Я в окно посмотрел: что за благодать!Солнце, дерево, в листья зарылся ветер, —Боже мой, разве можно от них устать?Значит, можно устать. От всего на свете.

«Очки должны лежать в футляре…»

Очки должны лежать в футляре,На банку с кофе надо крышкуНадеть старательно, фонарикЗапрятан должен быть не слишкомГлубоко меж дверей на полке,А Блок в шкафу с Андреем БелымСтоять, где нитки — там иголки,Всё под присмотром и прицелом.

И бедный Беликов достоинНе похвалы, но пониманья.Каренин тоже верный воин.В каком-то смысле мирозданьеОни поддерживают тоже,Дотошны и необходимы,И хорошо, что не похожиНа тех, кто пылки и любимы.

«Представляешь, там пишут стихи и прозу…»

С. Лурье

Представляешь, там пишут стихи и прозу.Представляешь, там дарят весной мимозуТем, кого они любят, — сухой пучокС золотистыми шариками, раскосый,С губ стирая пыльцу его и со щек.

Представляешь, там с крыльями нас рисуют,Хоровод нам бесполый организуютТак, как будто мы пляшем в лучах, поем,Ручку вскинув и ножку задрав босую,На плафоне резвимся — не устаем.

Представляешь, там топчутся на балконеНочью, радуясь звездам на небосклоне, —И всё это на фоне земных обидИ смертей, —                       с удивленьем потустороннимАнгел ангелу где-нибудь говорит.

«Разговор ни о чем в компании за столом…»

Разговор ни о чем в компании за столомУтомляет, какие-то шутки да прибаутки:Так в спортзале с ленцой перебрасываются мячом,Так покрякивают, на пруду собираясь, утки.

Хоть бы кто-нибудь что-нибудь стоящее сказал,Вразумительное, — возразить ему, согласиться!Для того ли наполнен и выпит до дна бокал,Чтобы вздор этот слушать весь вечер, — ведь я не птица.

Я хотел бы еще раз о жизни поговорить,О любви или Шиллере — как обветшал он, пылкий,Потому что два века не могут не охладитьРомантический пыл, — и к другой перейти бутылке.

«Услужлив, узок, как пенал…»

Услужлив, узок, как пенал,Хитер, усидчивостью взял,Погладить моську рад чужую.Сказала Софья, он смолчал:Шел в комнату, попал в другую.

И нам в конце концов плевать,Какую сделает опятьОн подлость, — сырость в нем и плесень —Но фраза — что за благодать!Одна из лучших в старой пьесе.

С ней, прихотливой, легче жить.О чем жалеть? Зачем грустить?И всем ее рекомендую.Умрешь — и вспомнишь, может быть:Шел в комнату — попал в другую.

Немецкая сказка

Это в старой сказке было важно,Что в чужом томится котелкеНа плите и хлюпает протяжно,Что несут в котомке, в узелке.

Что у них подсохло, что намоклоИ о чем под вечер говорят.Не хочу смотреть в чужие окна,Видеть женский торс или наряд.

Это там, в тени средневековойУзких улиц, в чудной теснотеЗа чужой покупкой и обновойВзгляд следил, потворствуя мечте.

Сватовство, кокетство, волокитство,Мотовство, ребячество и блуд.У меня большого любопытстваК людям нет, все как-нибудь живут.

Хороши пространства и просторы,В отношеньях легкий холодок.Я люблю, когда на окнах шторыИ людей не видит даже Бог.

Портрет

Не заноситься — вот чемуПортрет четвертого ФилиппаНас учит, может быть, емуЗа это следует спасибоСказать; никак я не поймуЛюдей подобного пошиба.

Людей. Но он-то ведь король,А короли какие ж люди?Он хорошо играет рольБесчеловечную по сути.Ты рядом с ним букашка, моль,Он смотрит строго и не шутит.

Всё человеческое прочьУбрал Веласкес из портрета.Усы, как веточки точь-в-точь,Уходят вверх, — смешно же это?Нет, не смешно! И ночь есть ночь,Дневного ей не надо света.

И власть есть власть, и зло есть зло,Сама тоска, сама надменность.Из жизни вытекло тепло,Забыта будничность и бренность.Он прав, когда на то пошло.Благодарю за откровенность!

«Дождь не любит политики, тополь тоже…»

Дождь не любит политики,                                             тополь тоже,Облака ничего про нее не знают.Ее любят эксперты и аналитики,До чего ж друг на друга они похожи:Фантазируют, мрачные, и вещают,Предъявляют пружинки ее и винтики,Видно, что ничего нет для них дороже.

Но ко всем новостям, завершая новости,Эпилогом приходит прогноз погоды,И циклоны вращают большие лопасти,Поднимается ветер, вспухают воды,Злоба дня заслоняется мирозданием,И летит, приближаясь к Земле, кометаТо ль с угрозою, то ли с напоминанием,Почему-то меня утешает это.

«Отгородясь от мира ясенем…»

Отгородясь от мира ясенем,Кипящим за моим окном,Как будто с чем-то не согласен яИ помышляю об ином,Но под живой его защитою,Как за зеленою стеной,Я не срываюсь, не завидую,Не рвусь, как воин, в вечный бой.

Я счастлив лиственным кипением,Зеленым дымом без огня.И Блок, наверное, с презрениемПосматривает на меня,Но вечный бой, и гнев, и взвинченностьВедут к такой большой беде,Что лучше слабость, половинчатость,Несоответствие мечте.

На Большом проспекте

Большой проспект году в сорок седьмомПредставь себе — и станет страшноватоНе потому, что старый гастрономВернется, а давно исчез куда-то,Не потому, что вырубленный скверЗашелестит опять, ведь это чудно,Не потому, что мальчик-пионерТебя смутит — узнать его нетрудно,Не потому, что праздничный портрет:Усы, мундир, погоны на мундире,Два этажа собою занял, светЗатмив кому-то на три дня в квартире,А потому, что все, почти что все,Идущие по делу и без делаВ загадочности взрослой и красеЛениво, быстро, робко или смелоВ привычной для проспекта полумгле,Он узок, как гранитное ущелье, —Их никого нет больше на земле,Нет никого, какое ж тут веселье?

«Разве мы виноваты в почтовых своих адресах…»

А. В. Кулагину

Разве мы виноваты в почтовых своих адресах,В том, что улицы наши имеют такие названья?В городке под Москвой — Карла Либкнехта, словно впотьмахВыбирали его неизвестно кому в назиданье.

Коминтерна, и Стойкости, улица Красных Ткачей,И проспект Октября, и, ужасно подумать, Культуры!Что мы сделали здесь из единственной жизни своей?Ночью звезды недаром над нами так скупы и хмуры.

И стесняется глупого адреса наш адресат,Выводя аккуратно и четко его на конверте,Но с таким отвращеньем, как будто и впрямь виноват,Что преследовать будет его этот адрес до смерти.

Новая Земля