Райнер Рильке - Книга образов

Ты — словно образ, что бросает

на алтари пустые свет,

и только руки простирает

и ветхим пламенем венчает,

и только чудо совершает,

когда чудес давно уж нет.

Перевод А. Биска

XI

Далёко город. Я один.

Ручей скользит звеня,

и нагоняет шум вершин

истому на меня.

Весь лес — во сне, весь мир — вовне,

а на сердце светло.

И одиночество ко мне

кладет на грудь чело.

Перевод С. Петрова

XII

Люблю позабытых в сенях Богородиц,

которые кротко кого-то ждут,

люблю, как в венках и мечтах на колодец

русые девушки тихо идут.

Люблю, когда дети глазами ширяют

изумленно на звездную высоту,

и дни, когда песней они одаряют,

и ночи, когда бывают в цвету.

Перевод С. Петрова

XIII

Как часто в смене душных будней

мечтаю о блаженном сне:

пусть поцелуем непробудным

он лоб тихонько тронет мне.

И звездный свет пускай струится —

он от дневных свободен пут,

и новым зыбкие границы

пускай в сказанье перейдут.

Перевод Т. Сильман

XIV

И разве то зовете вы душой,

что в вас звенит так тонко и неровно,

чтоб смолкнуть, как бубенчик шутовской?..

Что славы ждет с протянутой рукой?..

Что смерть приемлет в тусклой мгле часовни?

Душа ли это?

А я гляжу в ночи на майский цвет,

во мне как будто вечности частица

стремится вдаль, в круговорот планет,

она трепещет, и кричит им вслед,

и рвётся к ним, и хочет с ними слиться…

Душа вся в этом…

Перевод Т. Сильман

XV

Сухие елки дышат хрипло,

как воротник, пушится снег,

на сучьях блесток поналипло,

и смотрят вслед дороге скриплой

оконца из-под сонных век.

В печи искристым треснет громом

полено так, что дрогнет дом.

Часы идут шажком знакомым,

а день, как вечность, белым комом

растет и пухнет за окном.

Перевод С. Петрова

XVI

В бору сосновом снежно, глухо.

Оттуда вечер — на село

и тихо подставляет ухо

под окна, где еще светло.

И замирает каждый дом.

Старухе в кресле что-то снится,

мать — как домашняя царица,

боятся мальчики резвиться.

Послушать, что в избе творится,

пробрался вечер, а все лица

глядят на темень за окном.

Перевод С. Петрова

XVII

Солнце чахнет — лазурный лужок цветет.

По зяби, словно на волнах,

бабы поля переходят вброд.

Там, где рельсов поблескивает поворот,

у будки, один на все лето, цветет

долгой думой подсолнух.

Перевод С. Петрова

XVIII

Ты, старая часовня,

пред пылью твоей стою.

Весна, тебе неровня,

церковь строит свою.

Пусть женщин в туманном свете

окутал фимиам,

но в сад помчались дети

к птицам и цветам.

Перевод А. Биска

XIX

Как будто пред болью разлуки,

их взгляд утомленный блуждал.

«Как шелк твои белые руки».-

«Как странно ты это сказал…»

Калитка в саду не скрипела,

но кто-то неслышно вошел,

и розы дрожат оробело

в тревожном предчувствии зол.

Перевод А. Биска

XX

Парк! В старых липах явись мне! Или

ты потерялся уже навсегда,

тот, где с тишайшею мы бродили

возле священного пруда.

Лебеди, гордым подобно доннам,

над водой серебристою склонены,

и, словно сказанье о граде надонном,

розы всплывают из глубины.

В парке цветы большеглазы, как дети,

в том, где мы с нею стоим вдвоем,

улыбаемся и в предзакатном свете,

сами не зная кого, но ждем…

Перевод С. Петрова

XXI. КАСАБЬЯНКА

Церквушка со ржавым фронтоном

совсем занеслась в облаках,

а к ней кипарисы с поклоном,

ере иноки в серых шлыках.

В алтарной пыли святые

томятся за поставцом,

В глазницу окон пустые

заря их дарит венцом.

Перевод С. Петрова

XXII

Всегда бледна, всему чужда,

грустишь о царстве белых лилий,

которые с тобой дружили, -

но вы расстались навсегда.

Из мира, где живут в пыли,

из мира подневольной муки

ты рвешься в край, в котором руки

твои как лилии цвели…

Перевод Т. Сильман

XXIII

Пажа ты хочешь, королева;

назначь меня твоим пажом.

Во власти древнего напева

в мой белый замок мы пойдем.

И там, за старыми лесами,

я сам — король и, всех нежней,

приду — за тысячью дверями

для королевы петь моей.

Перевод А. Биска

XXIV

Как сны мои тебя зовут!

Они кричат беззвучным криком,

в своем отчаянье великом

они мне сердце разорвут.

Надежды нет. Осталось мне

лишь одинокое сомненье,

души больной оцепененье

в холодной, белой тишине.

Перевод Т. Сильман

XXV

А будут угрожать позором,

когда ты болью сражена,-

ты погляди на них с укором

и улыбнись им, о жена!

Уже ты в мир чудес шагнула,

щедра и телом и душой,

и бесконечность захлестнула

тебя волной.

Перевод Т. Сильман

XXVI

Мать:

«Звала ты меня, дорогая?

Нет, ветер шепнул, пролетя.

Я знаю, дорога крутая

ведет к тебе, дитя.

Звезды я достигла вечерней,

но путь к тебе, дочка, далек…»

В долине, в затихшей таверне,

последний погас огонек.

Перевод А. Биска

Из сборника «РАННИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ»

I

Мечтанья — это значит: все изведай

и будь бездомным в буйной смене дней.

Желанья — еле слышные беседы

часов бегущих с вечностью твоей.

И это — жизнь. Но вот из были мнимой

твой самый одинокий час встает,

и в немоте своей неизъяснимой

навстречу вечности течет.

Перевод Т. Сильман

I

И вот тоска: забыться без тревоги

и потерять во времени приют.

И вот желанья: только диалоги

седых веков и маленьких минут.

И это — жизнь. И вдруг из мглы вчерашней

из всех минут тишайшая всплывет

и с новою улыбкой, всех бесстрашней,

пред вечностью замрет.

Перевод А. Биска

II

Вновь сады эти в дружбе со мною:

их цветы на клумбах бледны,

их дорожки под желтой листвою

ждут пришествия тишины.

А на озере в вечном круженье

лебедь плавает по волнам.

На сверкающем оперенье

принесет он луны отраженье

к уходящим в тень берегам.

Перевод Т. Сильман

III

Я — дома между грезою и днем,

где дрема одолела ребятишек,

где старики беседуют все тише,

когда камин пригреет их огнем.

Я — дома между грезою и днем,

где звон вечерний, как привет

прощальный,

а у колодца девушке печальной

зачем-то все тоскуется о нем.

И в липе, милом дереве моем,

недели летние опять проснулись,

от сна ветвями снова отряхнулись

и бодрствуют меж грезою и днем.

Перевод С. Петрова

IV

Хотел бы садом быть — в тени глубокой

все вновь там расцветают сновиденья,

одни — в мечтательности одинокой,

другие — в сладкогласьи единенья.

Словами я настигну их, летящих,

как шорохом вершин, как вод журчаньем,

и в грезы одурманенных и спящих

проникну ясновидящим молчаньем.

Перевод Т. Сильман

IV

Я стану садом, чтобы у фонтанов

мечты к цветам взлетались в свежий ворох,

одни — в задумчивость бесшумно канув,

Другие же — в беззвучных разговорах.

Вслед их шагам слова шептать им стану,