Стихи - Сола Монова

Образ — по фигуре, по годам…

Как же мне угнаться, горемычной,

За такими стильными мадам?

Я ничтожна в тонком мире моды,

Я не посещала фэшин-вик,

Потому одета по погоде:

Валенки, ушанка, пуховик!

#Волшебный_портсигар

Гимназисту Скворцову с четверга на пятницу приснился престранный сон. Будто носил он, Николай Скворцов, в кармане брюк необычайный предмет, похожий на отцовский портсигар. Предмет этот был прямоугольным, металлическим с одной стороны и стеклянным с другой, излучал странный свет, и если Скворцов касался его пальцем таким образом, словно давил муравьёв, получались невиданные чудеса.

Чудо первое — по этому портсигару можно было вызвать дедушку Демьяна Даниловича, который еще зимой отбыл в Париж, и клянчить денег на новый портсигар Фаберже. Дедушка, впрочем, ужасно злился, мол, гимназистам дорогих портсигаров носить не полагается — непременно отберут беглые матросы, и денег не давал.

Чудо второе — портсигар содержал бесчисленное количество фотографических карточек курсисток в одних лишь панталончиках или без них вовсе. Чтобы карточки менялись, нужно было возить по стеклу пальцем. Но стоило в стекло ткнуть резко, как на секунду появлялся рисунок алого сердца, правда, без стрелы.

Это означало, что курсистка гимназисту понравилась. Были в портсигаре и карточки взрослых дам, и молодых селянок, и даже кадеты, переодетые девками, видимо, для смеха.

Скворцов лупил по стеклу пальцем, и дамы тут же получали письма, что, мол, «гимназист Скворцов оценил ваши прелести».

Некоторые, видимо, из гордости, писем этих вовсе не читали, но были и те, что не только читали, а ещё и отвечали недвусмысленными предложениями тайных встреч в меблированных комнатах.

Чудо третье — в портсигаре был бесплатный синематограф. Тут преобладали революционеры и бранящиеся извозчики. Это чудо понравилось Скворцову более остальных. Понравилось настолько, что он и сам вспомнил грязные словечки дворника Серафима, и наговорил в портсигар всё, что он думал об игре в салки. Почему в салки — Скворцов не понимал, но так было нужно.

Чудо четвёртое — с помощью портсигара можно было инкогнито отправлять гнусные письма другому гимназисту — Ваське Орлову, страшному задаваке и ябеде. Васька тут же отвечал на письма с обидой и возмущением, что приводило Скворцова в восторг.

Чудо пятое. У других гимназистов были такие же портсигары и у матушки, и у кухарки Авдотьи тоже. И все они смотрели карточки курсисток, ходили в синематограф к революционерам, следили друг за другом, но аккуратно, чтобы не ткнуть пальцем в стекло и не обнаружить себя.

Одним словом, портсигар был замечательным и открывал массу возможностей для озорства.

Скворцов написал несколько гнусных писем Орлову, пообменивался любезностями с падшими женщинами и трижды просмотрел фильму о том, как поруганная девка выбежала на площадь и так жалостливо молилась, что ей за полчаса накидали милостыни на каменный дом с флигелем.

Следующая фильма была о разоблачении поруганной девки, для чего были вызваны разные свидетели, всё сплошь атеисты.

Зрительский зал синематографа рос на глазах, и кто-то из публики выкрикнул, что за час набежал цельный миллион народу.

На этом самом увлекательном месте сна что-то пошло не так. Свет, исходящий из портсигара, замигал и, показав обгрызенное яблоко, погас. Тьма. Ни света, ни карточек, ни поруганной девки…

За столь малый срок Скворцов уже настолько прикипел ко всему этому грязному великолепию, что никак не мог расстаться с ним. Что только не делал Скворцов, чтобы вызвать этот свет, он читал над портсигаром «Отче наш», он носил портсигар в часовую мастерскую и к бабке Пелагее, что умела заговаривать зубную боль, — всё тщетно, тогда Скворцов размахнулся и запустил портсигаром в кирпичную стену…

Проснулся Скворцов с температурой. Послали за доктором, который не нашёл, в сущности, никаких признаков болезни, поставил пиявок и откланялся.

Скворцов лежал в постели и смотрел в потолок, когда горничная Верка принесла ему горячего киселя.

Он не выдержал и как мог вкрадчиво рассказал про сон. Верка задумалась, поправила чепчик и сказала, что ежели такое чудо было бы возможным, то она бы обязательно нашла в портсигаре карточку барышни Митрофановой Софьи Ильинишны и непременно бы выслала эту карточку китайской модистке, про которую слышала от кухарки. И чтобы та модистка сшила бы ей, Верке, такое же точно французское платье, как у барышни, но всего за три копейки, поскольку сукно в Китае совсем дешёвенькое. В том платье поехала бы она, Верка, в свою деревню, пошла бы на Пасху в церковь, и пусть бы все бабы подумали, что у неё появился городской жених из купеческих.

Скворцов вздохнул, почесал затылок и подумал, что тупая баба любую хорошую затею опошлит. Он ещё раз вздохнул и крепко уснул.

Но на этот раз ему приснились котики.

#Герда_из_Амстердама

Здравствуй, Кей. Это Герда из Амстердама.

Хочется верить, что ты ещё помнишь меня…

Как поживает та роковая дама,

Что увезла тебя с площади на санях?

С ней ты, конечно, выглажен и причёсан,

Если не лев, то как минимум светский лис.

Помнится, ты писал, что летом пересечёмся,

Двести прошло, а мы так и не пересеклись.

Кто виноват? Кто из нас обещал беречь «нас»?

Может быть, ты? Ах, прости, у тебя дела:

Ты собираешь из кубиков слово «вечность»,

Но королева двух кубиков не дала…

Я избавляюсь от горестных сожалений:

Раз не вернулся, то, стало быть, — не моё.

Всюду разбойники, вороны и олени,

А ты охлаждаешь кубиками «Мойот»…

Только не надо считать, что ты просто жертва, —

Тёплый «Мойот» в животе разгоняет желчь,

А мне остаётся для остроты сюжета

Замок разрушить, а королеву сжечь.

Не представляю, как я проникаю в замок

И застаю вас в постели в объятьях сна…

Кстати, о вечности, — я собираюсь замуж,

Не за советом — хочу, чтоб ты просто знал.

Парень старается — будут камин с диваном,

Двое детей, а не просто в шкафу скелет…

Я назову их Гансом и Христианом.

В общем — до связи. Ещё через двести лет.

#Гимнасточка

Эй, красавчик-банкир,