Антология - Европейские поэты Возрождения

Улингер

Веселый рыцарь на конеСкакал по дальней стороне,Сердца смущая девамПленительным напевом.

Он звонко пел. И вот однаЗастыла молча у окна:«Ах, за певца такогоЯ все отдать готова!»

«Тебя я в замок свой умчу.Любви и песням научу.Спустись-ка в палисадник!» —Сказал веселый всадник.

Девица в спаленку вошла,Колечки, камушки нашла,Связала в узел платьяИ — к рыцарю в объятья.

А он щитом ее укрылИ, словно ветер быстрокрыл,С красавицей влюбленнойПримчался в лес зеленый.

Не по себе ей стало вдруг:Нет никого — сто верст вокруг.Лишь белый голубочекУселся на дубочек.

«Твой рыцарь, — молвит голубок, —Двенадцать девушек завлек.Коль разум позабудешь —Тринадцатою будешь!»

Она заплакала навзрыд:«Слыхал, что голубь говорит,Как он тебя порочитИ гибель мне пророчит?»

Смеется Улингер в ответ:«Да это все — пустой навет!Меня — могу дать слово —Он принял за другого.

Ну, чем твой рыцарь не хорош?Скорей мне волосы взъерошь!На траву мы приляжемИ наши жизни свяжем».

Он ей платком глаза утер:«Чего ты плачешь? Слезы — вздор!Иль, проклятый судьбою,Покинут муж тобою?»

«Нет, я не замужем пока.Но возле ели, у лужка, —Промолвила девица, —Я вижу чьи-то лица.

Что там за люди? Кто они?»«А ты сходи на них взгляни,Да меч бы взять неплохо,Чтоб не было подвоха».

«Зачем девице нужен меч?Я не гожусь для бранных встреч.Но люди эти вродеКружатся в хороводе».

Туда направилась онаИ вдруг отпрянула, бледна:В лесу, на черной ели,Двенадцать дев висели.

«О, что за страшный хоровод!» —Кричит она и косы рвет.Но крик души скорбящейНикто не слышит в чаще.

«Меня ты, злобный рыцарь, здесь,Как этих девушек, повесь,Но не хочу снимать яПеред кончиной платья!»

«Оставим этот разговор.Позор для мертвых — не позор.Мне для моей сестрицыНаряд твой пригодится».

«Что делать, Улингер? Бери —Свою сестрицу одари,А мне дозволь в наградуТри раза крикнуть кряду».

«Кричи не три, а тридцать раз, —Здесь только совы слышат нас.В моем лесу от векаНе встретишь человека!»

И вот раздался первый крик:«Господь, яви свой светлый лик!Приди ко мне, спаситель,Чтоб сгинул искуситель!»

Затем раздался крик второй:«Меня от изверга укрой,Мария пресвятая!Перед тобой чиста я!»

И третий крик звучит в бору:«О брат! Спаси свою сестру!Беда нависла грозно.Спеши, пока не поздно!»

Ее мольбу услышал брат.Созвал он всадников отряд, —На выручку сестрицыЛетит быстрее птицы.

Несутся кони, ветр свистит,Лес вспугнут топотом копыт.До срока подоспелиОни к той черной ели.

«Что пригорюнился, певец?Выходит, песенке — конец.Сестру свою потешу —На сук тебя повешу!»

«Видать, и я попался в сеть.Тебе гулять, а мне — висеть.Но только без одежиМне помирать негоже!»

«Оставим этот разговор.Позор для мертвых — не позор.Камзол твой и кирасуОтдам я свинопасу!»

И тотчас головою внизРазбойник Улингер повисНа той же самой ели,Где пленницы висели.

Брат посадил в седло сеструИ прискакал домой к утруС сестрицею родимой,Живой и невредимой.

Беглый монах

Я песню новую своюГотов начать без страха.А ну, споемте про швеюИ черного монаха.

Явился к повару монах:«Давай скорей обедать!Что в четырех торчать стенах?Хочу швею проведать!»

Вот он поел да побежал,Плененный белой шейкой.Всю ночь в постели пролежалС красоткой белошвейкой.

Меж тем колокола гудят,Зовут монахов к мессе.«Эх, что сказал бы мой аббат,Когда б узнал, что здесь я?»

Он пред аббатом предстает,Потупив долу очи.«Мой сын, изволь-ка дать отчет,Где был ты этой ночью?»

И говорит ему чернец:«Я спал с моею милкойИ пил вино, святой отец,Бутылку за бутылкой!..»

Весь день томительно гудятКолоколов удары.Монахи шепчут: «Бедный брат,Побойся божьей кары!»

И говорит чернец: «Друзья,Погибнуть мне на месте,Но мне милей моя швея,Чем все монахи вместе!»

Кто эту песенку сложил,Ходил когда-то в рясе,В монастыре монахом жил,Да смылся восвояси.

Была б ты немного богаче…

Однажды я на берег вышла,По тропке спустилась к реке.Вдруг вижу: челнок подплывает,Три графа сидят в челноке.

Вот граф, молодой и прекрасный,В бокал наливает вина.«Красавица, светик мой ясный,Ты выпить со мною должна».

Глядит на меня, чуть не плача,И шепчет, склонясь надо мной:«Была б ты немного богаче,Моей бы ты стала женой».

«Не смейтесь над девушкой честной.Зачем мне ваш графский дворец!Бедняк из деревни окрестнойМеня поведет под венец».

«А коль жениха не дождешьсяНи в том и ни в этом году?»«Тогда я монахиней стану,Тогда я в обитель уйду».

С тех пор миновало полгода,Зима наступила, и вотПриснилось ему, что голубкаМонахиней в келье живет.

Стрелой к монастырским воротамЛетит он на быстром коне…Открылось окошечко: «Кто там?»«Любовь моя, выйди ко мне!»

И девушка в белом нарядеВыходит к нему на порог.Отрезаны длинные пряди,И взгляд ее грустен и строг.

Он ей не промолвил ни слова,Он ей не сказал ничего.Но сердце от горя такогоРазбилось в груди у него.

Горемыка Швартенгальз

В пути заметил я трактирИ постучал в ворота.«Я горемыка Швартенгальз.Мне пить и есть охота!»

Хозяйка отворила дверь.Я плащ и шляпу скинул,Налил вина — да стал глазетьИ кружку опрокинул.

Она тут потчевать меня,Что барина какого.Да только денег не возьмешьИз кошелька пустого.

Хозяйка сердится, бранит —Чуть не оглох от крика.Постель не стелит, гонит прочь:«Иди в сарай поспи-ка!»

Что делать, братцы! Лег я спатьВ сарае возле дома.Эх, незавидная кровать —Колючая солома.

Проснулся утром — смех и грех, —Дрожу, от стужи синий.Вот так хоромы! На стенеЗасеребрился иней.

Ну что же, взял я в руки меч,Пошел бродить по свету.С пустым мешком пошел пешком,Коль не дали карету.

А на дороге мне сынокКупеческий попался,И кошелек его тугойПо праву мне достался!

Портной в аду