Георгий Голохвастов - Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма

Глава двадцать третья

Начальник стражи на вышке дозорнойДонес, что в море корабль-великанНесется птицей чудовищно-черной,Как призрак грозный, в пути на Ацтлан.

Запели трубы тревожно в Ацтлане.Возможность боя предвидя заране,Поднялся город, властитель морей.Проснулась гавань. Снялись с якорейВ спокойных водах суда боевые;Тугие снасти дрожат, как живые,И просят мачты со стрелами рей,Чтоб ветер вновь паруса их разбросил;А строй гребцов, изловчившись взмахнутьШестью рядами закинутых весел,Лишь знака ждет, чтобы ринуться в путь.Как первый пояс столичной защиты,Готовясь к брани, полно суетыКольцо наружной стены; с высотыЗвенят под шагом размеренным плиты,Бряцают звонко мечи и щиты;В тяжелых шлемах и латах гоплитыВступили в башни, взошли на мосты.Незримо, в узких бойницах откосныхТаятся луки; спокойно стрельцыНаводят стрелы; их жал смертоносных,Ища добычи, трепещут концы.И ряд угрюмый машин камнеметныхС тягучим лязгом колес и цепейГрозит засыпать пришельцев залетныхДождем смертельным разящих камней.

А там, где волны, над ярусом ярус,Встают и в бездну спадают; бурля,Бесстрашно реет напрягшийся парус,И веет стяг на корме корабля.Склоняясь на борт в губительном крене,Корабль то ломит валы, как таран,То мчится в белой раздробленной пене,Как дух зловещий, на светлый Ацтлан.Дивится город безумцев отваге;Толпы теснятся, стараясь прочестьНа черном, ветром терзаемом стягеВраждебных целей и замыслов весть.

Но чу! Меж башен над устьем каналаУпала цепь, преграждавшая входОт взморья в город. На голос сигналаПриветом дружным ответил народ,Когда на гребни мятущихся вод

Судов дозорных проворная стаяЛегко скользнула в ненастную мглу:Ладьи Ацтлана, с валами взлетая,Спешат, как чайки, навстречу орлу.

Летят. Домчались. Вот в брызгах и пенеВкруг гостя смело бегут по волнам;Обрывки криков, в поспешном обменеПриветствий первых, доносятся к нам.

Назад к Ацтлану ладья вестоваяБежит, пучину отважно взрывая,И кормчий мира приносит слова;Как искра, мчится в Ацтлане молва:«Везет страны андрофагов посольствоЦарю от князя привет и дары.Все двери — настежь! Гостям — хлебосольство,Послу — радушье: готовьте пиры!»

Манимы славой всемирного порта,В виду великой столицы царяПришельцы быстро крепят якоря.Завернут парус. С высокого бортаС трудом опущен в кипение волнБольшой, из дуба долбленого челн.Коры столетней корявы морщины,И грубо-тяжки четыре весла;В пахучих шкурах курчавой овчиныГребцы, и слуги, и стража посла.Посланец правит кренящимся дубом;Он грозен видом; осанка строга,Огонь и сила в лице его грубом;Играет ветер откинутым чубом,И в ухе тускло мерцает серьга.

Ацтлан! Дивясь величавой картине,В Ацтлан толпой мореходы спешат.Пред ними, строгий, на гордой вершинеГоры Священной стоит Зиггурат.

В тенистой роще за белой оградойПасется мирно рогатое стадоМолочно-белых священных быков;На горном склоне среди цветниковБлестит дворец орихалковой крышей;А вкруг, в садах утопая густых,Раскинут Город Ворот Золотых,Хранитель Вод, Заповеданных Свыше.

Прекрасен город, и жизнь в нем шумна, —Смешенье красок и спутанность звуков.Внутри вся гавань судами полна;И шум, и крик у зияющих люков,Где груз привозный в мешках и тюкахРабы разносят на мощных плечах.Как дуги туго натянутых луков,Вздымаясь, арки крутых акведуковИдут чрез город к вершине Горы.Повсюду стены построек пестрыТрехцветным камнем: он белый, и черный,И ярко-красный. Меж зданий просторныПроходы улиц прямых и дворыВокруг жилищ легионов наемных.Везде движенье, и стук колесниц,И громкий топот людской на подъемныхМостах у башен с рядами бойниц.

Как в латы, стены одеты в металлы:На первой, внешней, из олова слой,Из меди желтой оковка второй,На третьей, главной, — загадочно-алыйЛучистый сплав, орихалк золотой.Вдоль стен кругами замкнулись каналы;Плывут галеры, снуют паруса,Мелькают весла, звучат голоса.В открытых храмах бряцают кимвалы;Сантал дымится, и с ним в небесаЗемли хвалою восходят хоралы.Аллеи сфинксов. Громады дворцов.Аллеи статуй: царей и жрецовВеликих лики; на их пьедесталыНарод цветы возлагает всегда.Звенят фонтаны пред зданьемСуда; Оплот Закона, от лет обветшалый.Глядит угрюмо. И день изо дняДолжны здесь, правду и милость храня,Судить старшин городских трибуналыЛюдские тяжбы; здесь шепот дельцовИ быстрый говор крикливых истцов;Клянут и плачут здесь люди, и вялыйБесстрастный голос, кончая их спор,Читает громко сухой приговор.

А дальше бойкой торговли кварталы;Наполнен город толпами людей;Шумят базары среди площадей,С товаром ходким открыты подвалы;В разгаре купля, продажа, обмен.В проулках тесных, в палатках у стенМонетой звонкой бряцают менялы:Тут распри, дрязги и резкая брань;И прочь от шума, под портики баньПрохлада манит. Бассейнов овалыЗовут узором цветных изразцов:В них свежих сил наберется усталыйВ воде прохладной, а светлые залы —Приют поэтов и кров мудрецов.

Но день пройдет. Янтари и опалыЗаря рассыплет, горя полчаса;Созвездий вечных зажгутся кристаллы,Сады и рощи обрызнет роса;И вдруг, почуяв покой небывалый,Ацтлан утихнет, дремотой объят.Тогда каналы ясней отразятДворцов колонны и храмов порталы;Огни унижут перила террас;С шатрами лодки в условленный час,Расправив весла, покинут причалы,И страстный голос ночного певцаРазнежит песнью влюбленный сердца.

В Ацтлане гости. И сызнова шумныйРазгул в роскошных хоромах вождя;Вновь песни, крики и хохот безумныйЛикуют, язвы греха бередя.Толпа гостей разделилась на части,Ища забвенья в похмельи и страсти.Приезжий варвар с угрюмым вождемВ палате пиршеств остались вдвоем.

И гость пред рогом с широким раструбом,Налитым крепким заморским вином,Уже качает нависнувшим чубомИ словно дремлет в дурмане хмельном,Но сам, украдкой, внимательным глазомГлядит кругом, навалившись на стол.И чутким ухом лукавый посолСледит за громким застольным рассказомНа трудном, чуждом ему языке.А вождь хмелеет при каждом глотке.

Забыв о госте, мечтает хозяин,Один, но вслух, о промчавшихся днях,О славе битв в отдаленных краях,О странных нравах далеких окраин,О ласках женщин всех стран и племен,И, втайне страстью своей увлечен,Он славит, дико глазами сверкая,Атлантских женщин; они всех другихПрекрасней в мире, и только средь нихМогла чудесно родиться такая,За чье лобзанье готов он сейчасОтдать объятья красавиц всех рас…Посол, казалось, уснул, поникая;Лишь взор зажегся на миг… и погас.

Глава двадцать четвертая

Находки радость венчает исканья,Как сладость меда — усердие пчел!

Средь пыльных хартий во Храме ПознаньяВ глубокой нише сегодня нашелЯ древний, темный и ветхий пергамент;Червем источен, он весь испещренЦветною тушью условных письмен.Поблекли краски, и выцвел орнамент.Но скрытый смысл потаенных значков,Как вещий голос из мрака веков,А яркость истин, как пламень в напиткеСвященной Сомы. Лампада светла;Лучи дрожат на развернутом свитке;И я, склонившись на мрамор стола,Читаю знаки на высохшей коже,Вникая в мудрость… Всё глубже и строжеВеличье тайн: безымянный пророкДает мне жданный, столь нужный урок.

«Живущим — мир! А миру — написанье,Как заповедь, как верная скрижальТех вечных тайн, к которым прикасанье

Для смертного и счастье, и печаль.Вчера, в мой срок молитвы ежедневнойМолился я. Светло синела даль.

Но трижды гром прошел в лазури гневно,Раскрылся неба царственный чертогИ трижды Голос звал меня напевно,

Как будто звонко кликал дальний рог:“Очнись! Воспрянь! Внимай!” И атмы взоромУвидел я, что в Лике Солнца — Бог.

Потоком лился свет. И, переборомЕго лучей, незримые перстыЗавесы ткали полог, на котором

Видения нездешней красотыНапечатлялись, словно отраженьеНезримого в пучинах пустоты.

Горящий факел приводя в движенье,Писала им бесплотная рука.В дотоле непостижном постиженье

Мне открывалось. За строкой строка.Цвели Семи Заветов откровеньяИ таяли, как тают облака.

Блаженные, блаженные мгновенья!Паря с Вселенским Солнцем наравне,Душа пила восторг самозабвенья.

Тогда-то мне, не въявь и не во сне,А в грезе сладостной меж сном и бденьем,На лотосе явился в вышине

Сам светлый Бог нежизненным виденьем!И я, прозрев, постиг бессмертья суть.Но — скрылось всё… Стремительным паденьем

Для духа был в наш мир возвратный путь.И вот, объят я трепетом и страхом:На святость тайн не смея посягнуть,

Бессилен я орлиных крыльев взмахомПоднять на труд зиждительства мечту;Я не дерзну над здешним тленным прахом

Низвергнуть древней Смерти тяготуИ Бытие воздвигнуть не престоле,Создав природы Божьей полноту.

Лишь Действенность при Мудрости и ВолеМеж Смертью и Бессмертьем грань сотрет,Когда все три дохнут в одном Глаголе!..

И давит душу виденного гнет!Я в глубь пещер, ища успокоенья,Уйду из мира. Дням утратив счет,

Предамся там покою отчужденья,Вручу себя безмолвию и тьме,Великий Образ дивного виденья

Храня до смерти в сердце и уме.Но, отходя, пред миром именуюЯ истину, сложив в земном письме

Семи Заветов песню неземную,Бессмертью гимн, какого струны лирПоднесь не знали, славя жизнь иную!..Благословенье миру! Людям — мир!»

Слова, как жемчуг, низал я с раскрытиемЗначенья глифов. И тайнопись мнеВсё то дарила теперь в тишине,Что было встарь вдохновенным наитьемДано другому в пророческом сне:

«Нам заповеданы семь драгоценных и вечных Заветов,Семь совершенств бытия — семь золотых степеней:В трудном пути восхожденья из сумрака к Свету всех СветовИщущий должен зажечь семь негасимых огней.

В степени первой Завет Целомудрия, сущий от века:Праотец общий Хаос Девством предвечно рожден.Девственность — риза спасенья, покров и оплот человека,В ней для греховных страстей — плен погребальных пелен.В тихом бесстрастии Девства не смерти немая дремота,В нем созидающих сил жизнеобильный покой;Белый цветок чистоты не цветенье в застое болота,В грезах невинности, он — лотос, вспоенный рекой.Так же, как завязь сулит нам плода ароматностъ и сочность,Девство незримо в себе семя Бессмертья блюдет.Тайну крещенья Живою Водой бережет Непорочность,Жизни росою кропя мира коснеющий гнет.Радуйтесь, девственно-чистые!

Степень вторая — Слиянье. В Слияньи — Завет от Хаоса.Дети отца одного, духом единые все,Мы в себялюбии черном мертвы, как цветы сенокоса,В саване личного, мы — зерна в усохшем овсе.Надо, чтоб каждый душою сливался с Вселенной-Титаном,Чтоб мирозданье в себе каждый вмещал, как титан:Мелкая капля воды нераздельно слита с океаном,В капле ничтожной одной весь отражен океан.В чуде Слияния — радость, и к жизни чрез смерть возвращенье:В куколке умер червяк — бабочка скинет кокон…Светлый Слиянья покой — это Мертвой Водою крещенье,В сладком забвеньи его — бденье, и греза, и сон.Радуйтесь, с миром слиянные!

Заповедь степени третьей в стяжаньи незыблемой Веры, —В ней для заблудшихся чад — Матери древней Завет.Гаснут иллюзии мира пред Верой, как бреда химеры,Призраки тают страстей, глохнет соблазнов навет.Вера не рабство, а подвиг; и тлена глухая неволяВдруг размыкает пред ней плен тяготы вековой;С Богом сближает нас Вера; пред Верой бессмертия доляЯвью становится здесь, близкою правдой живой.Вера уносит наш дух к небесам в огневом окрыленьи;Вера — как молнии взлет, Вера — крещенье Огнем:Жгуч очистительный пламень; и в красном его опаленьиЖадно и радостно мы вздохом бессмертья вздохнем.Радуйтесь, Веры светильники!

В степень четвертую вступит душа в ореоле Познанья.Мудрость — великий Завет мудроблагого Отца,Светом предвечным крещенье слепого людского сознанья!Мудрость — начало всего, в Мудрости — всё, до конца.Мудрость наш парус надежный и бдительный руль за кормою,В высь путеводный маяк, цепь указующих вех;В Мудрости светоч грядущей победы над смертною тьмою,В Мудрости — лучших отбор, в Мудрости — равенство всех;Царского сана мы в ней достигаем по праву признанья;Власть нам над миром дана, мощь в усмиреньи стихий.Высшую Правду постигнув в лазурном чертоге Познанья,Путник, покоясь душой, в силе и славе почий!Радуйтесь, светочи Мудрости!

Пятая степень — Обитель Любви, где любовьюСыновней Ярче зари просиял нам милосердья Завет.В мире Любовь тем прекрасней, чем люди темней и греховней:Благостен пламень Любви, чист Всепрощения свет.Блещет любовь, словно Солнце, в глубокой ночи мирозданья,Всех согревает извне, всё освещает внутри;Брызнув теплом, озаряет всесильным лучом состраданьяСумерки каменных душ, жалких сердец пустыри.Братство в Любви бескорыстной. Без страха, чужда суесловью,Всюду ответит Любовь зову страданий людских:В чуде Любви завершенной — святое крещение Кровью,Лучшая жертва ее — в смерти за ближних своих…Радуйтесь, смерть победившие!

Степень шестая — расцвет осязания, зренья и слуха,Пыль вдохновений святых, мысли недремлющей жар:Гением нас осеняет Завет благодатного Духа,Шлет над материей власть, шлет созидания дар.В творчестве — гордость Свободы, живое крещенье Эфиром;Знает безумца душа солнц небывалых загар;Дерзко она, вне пространства и времени, реет над миром,Там, где Хаоса разлит серо-серебряный пар.Гений творит бытие. И угоден он Богу в гореньи!Бог в человеке узреть хочет Титана-Творца:Разум вселенский один воссияет в Творце и в твореньи.Примут зиждительства труд два полноправных Лица.Радуйтесь, духом свободные!

Так, целомудренный, всею душой приобщен к мирозданью,Веры и мудрости полн, горней любовью одет,Творчеством славен, взойдет за достойно заслуженной данью:Степень седьмая пред ним — брезжит Бессмертия Свет…»

Душа, пылая восторгом духовным,Рвалась из мира. Но здесь, под строкойБыл вкось пергамент зигзагом неровнымОборван наспех дрожащей рукой;С последним словом над зубчатым краемПрервалась вдруг откровения речь:Писавший, явно сомненьем терзаем,Почел за благо навеки пресечьНам путь к Познанью. Успели утечьС тех пор столетья. Пещерой безгласнойЗавет похищен. И к тайне ключаИскали люди и ищут напрасно,Во прахе смертном оковы влача…

Но, маг последний, в годины упадкаЯ верю в луч за враждебною тьмой:Должна для мира раскрыться загадкаО высшем даре Ступени Седьмой!

Глава двадцать пятая