И повсюду космос. Избранные стихотворения и поэмы - Виктор Александрович Соснора

улице Зодчего Росси дождь – моросило.

                   Фильм рифмовали:

красногвардейские шлемы, с ребрышками

                    статистки… залп!

Вот и в квартире, в храме линолеум-шоколада

умер сосед по фамилии Поздненько. Федор Ильич.

Кто он? Стрелял из револьвера клопов.

                     Был телевизор.

Преподавал математику школы. Не лыс.

Что он? Ценил цветы в целлофане (боялся —

                       замерзнут),

изумлялся, что дешево (что искусственные —

                        не знал).

Кто он? Знал гравитацию: если бы люди

                  ростом пять метров,

что бы для них – курицыно яйцо?

Не извинялся, стеснялся. Если бы мы мертвеца

                      вопросили:

– Ты умер?

Он бы смутился: – Да нет, так, немножечко

                       похолодел.

Лгал ли он? Был бедолага? «Маленький»?

                      «Труженик»?

«Смертный»?

Умер. Н. Гоголь шинель не отбирал.

Красный фонарь (как я боялся!) – он разгадал.

                        Однажды

окошко

он осмотрел. И сказал: ты смотришь со стула.

                        Ты встань.

Встал я: в корпусе цвета желе параллельном,

                      по вертикали

на всех этажах (всех – пять!) горело – пять фонарей!

В доме есть лестница. У лестниц есть лифты.

У лифтов – красный сигнал, что лифт

                     неисправен, – он

объяснил.

Я не смеялся. Я был благодарен: он опроверг

                          мои муки.

Спасибо за правду. Поздненько, Федор Ильич.

Моей машинке

Нищецы Неба, баловцы Библий, церковцы Цели, —

за хлебок хлеба как нам пульс били по сердцам

                          цепью,

по перстам Таинств, по губам Божьим – двум! —

                          по тем

Царствам! —

Где ж ты был – не был, кровенос боя, Зверь мой

                      швейцарский?

В больнице

1

Что читает вслух ворона

для дерев?

Лошади пасутся на веревке

во дворе.

Без одежд, как девы-жрицы клада

(в ноздрю – серьгу!)

о губами, лунными от хлада

клевер стригут.

Диски звезд – классическая форма

(как ты, с кем?)

Фонарь стоит в фарфоровом

котелке.

В одеялах я – мораль-улитка:

диагноз дан.

Медсестра, как мумия, мурлыкает.

Спит. Диван.

Что тебе, моё в медузах тело:

тут ли ты, не тут?

Темя – ты лишь пульс души, лишь тема

температур.

Пересмешник, церковка паскудства,

и не так я, время, умирал…

Лошади – пожалуйста! – пасутся!

Я боюсь. Два глаза у меня.

2

Я сижу в сумасшедшем доме.

Я записываю на соломе:

«Нет гетер, кораблей, расчески.

Нет баллад. На стеклах решетки.

Одеяльце-то поросячье.

А сказали, что здесь – предсчастье.

Где же счастье?» – я говорю.

И глазами уже горю.

«В смерти ли? Но там – не у дел.

Не глаголят. Никто. Нигде.

Демоны в антимир замуруют.

Двойники с анти-я зарифмуют».

Я чело к стеклам поднимаю.

Я записываю, но понимаю:

Мир мой – здесь. Я мое – на соломе.

Это – зрелость. Ее семена.

Я сижу в сумасшедшем доме.

И никак не сойти с ума.

Легкая песенка на мосту

Как зверь в звездах – уже заря.

Ресницы роз у фонаря.

Вот девушка. С душой. Одна, —

все движется. О не обман.

Вот юноша. Не педераст, —

и он с душой. И не предаст.

Но лучше бы: вот водоем,

чтоб эти двое бы – вдвоем!

Я б отгадал глоток их мук.

Был бы сочувствен мой мяук.

А так – ни с кем и ни о ком

грущу с глазами: где мой Холм?

Бессмертье в тумане

Радужные в тумане мыльные пузыри – фонари.

Спичку зажжешь к сигарете – всюду вода,

                 лишь язычок в трех

пальцах – звезда.

Тикают по циферблатам цикады… пусть их,

                  их цель… Пульс и

капель!

В небе – нет неба. Август арктический,

                   или оптический

очи-обман?.. Ночь и туман.

Хор или ноль?.. Ходит, как нож с лезвием чей-то

                    ничей человек.

Целый век.

Ходит, складной (с кляпом? каникулы?)

           и никак самого себя не сложить.

(Как в слезах! Как в глазах!). Стало жить невмоготу…

Но наготу ни лезвия не боится

  и что ему чьи-то «нельзя», но не готов ноготок.

Как научился (на «у» или числа?) так не уметь —

                      не умереть?

Или надеется, знает (незнаемый!) все про любовь…

                        и кровь?..

И… – вновь?

Или бессмертье – больше близ смерти?..

                …Голос мой! Логос мой!

Разговор со свечой

Подражание древним

Если ночь не в ночь, —

    ни луна, ни фонарь,

я хожу на холм

    со своей свечой.

Вопрос: – Зачем?

    Мой ответ: – Меч аз есмь.

Вопрос: – Почему?

    Мой ответ: – У меча пять роз:

белизна свадеб

    герб соловья

черный чай любви

    ребус страниц

еще стакан, —

    вот вам пять…

Теперь ты свеча

    отвечай:

– Сколько жизни лет?

    – Жизни – сто.

– Завтра –