Даниил Хармс - Том 1. Авиация превращений

Все

Декабрь 1926 г.

Первая половина 1930-х

«Дремлет стол скамья и стул…»

Дремлет стол, скамья и стулДремлет шкап, сундук и печьИ Петров свечу задулИ глядит куда бы лечь.

Ай Петров Петров ПетровЛучше стой всю ночь стоймяЕсли шуба твой покров,То постель тебе скамья.

первая половина 1930-х

«Иван Петрович падал в воду…»

Иван Петрович падал в воду.Упал, исчез, но нет, покаВиднелись там всему народуЗатылок, руки и бока.

<Середина 1930-х>

«Стоит за дверью мой лакей…»

Стоит за дверью мой лакейС цветочком на носуНеси мне завтрак поскорейИзвольте принесу

<первая пол. 1930-х>

«Одна минута пробежала…»

Одна минута пробежалаРаздался в замке страшный крикСтальное лезвие кинжалаЕго повергло в этот миг.

<первая пол. 1930-х>

«седьмого мая был прекрасный день…»

Седьмого мая был прекрасный деньдеревья в мелких листиках ужебросали теньвесёлый шум летел со скотного двора.стояла в воздухе жара.

<Первая половина 1930-х>

«Так я молил твоей любви…»

Так я молил твоей любвиСмеялся пел и плакал горько,Но ты за все мои мольбыМне обещала дружбу только.

<Первая половина 1930-х>

«Эх, голубка, песень ваша…»

Эх, голубка, песень вашаНе звучала много летЭх, голубка! Эх, мамаша!Спели б вы для нас куплет.

<Первая половина 1930-х>

Середина 1930-х

«Мне стариков медлительный рассказ противен…»

Мне стариков медлительный рассказ противен.Пока тягучее скрипит повествованье,Начало фразы в памяти бледнеет,И всё, что будет наперёд, уму понятно.Старик всегда, особенно разинув рот,Пытается ненужную фамилию припомнить,То спотыкается на букву ы,То выпучит глаза — молчит,И кажется, что он способен задохнуться.То вдруг, подхваченный потоком старческого вдохновенья,Летит вперёд, местоименьями пересыпая речь.Уже давно «они» кого-то презирают,Кому-то шлют письмо, флакон духов и деньги.Старик торопится и гневно морщит брови,А слушатель не знает, кто «они».

<Середина 1930-х>

«В окно гляжу на суету людскую…»

В окно гляжу на суету людскуюИ думаю: зачем спешитьВ покое сладостном тоскую —Мне право так приятней жить

«Возьмите незабудку…»

Возьмите незабудкуНа память обо мне.Тогда собачью будкуУвидите во сне.

А в будке человечкиНа лавочке сидятОгонь играет в печкеИ искры вверх летят.

<Середина 1930-х>

«Дни летят как ласточки…»

Дни летят, как ласточки,А мы летим, как палочки.Часы стучат на полочке,А я сижу в ермолочке.А дни летят, как рюмочки,А мы летим, как ласточки.Сверкают в небе лампочки,А мы летим, как звездочки.

«Дорогой начальник денег…»

Дорогой начальник денегНадо в баню мне сходить.Но, без денег, даже веникНе могу себе купить.

<Середина 1930-х>

«В этом ящике железном…»

В этом ящике железноместь и булка есть и хлеббыло б делом неполезнымих оставить на столе б.ибо крысы ибо мышиибо разные скотыпо законам данным свышесъели б всё без красотыи в укусах кумачёвыхвсе изъедены в клопахвсё семейство ювачёвых быосталось на бобахНо не это важно. Мне ведьнадо рифмой заманятак устроить чтобы в девятьразбудили вы меня.

<Середина 1930-х>

«Лес, в лесу собака скачет…»

Лес, в лесу собака скачет,Твердой лапой с твёрдым когтемна коре прямой сосныставит знак.И если волки бродят стаямии лижут камни спящие во мхуи ветер чёрными носами обнюхиваютСобака поднимает шерсть и воети на врага ворчит и пятится.

<Середина 1930-х>

1936

Подслушанный мною спор Золотых Сердец о бешемели

Мчался поезд, будто с гор,в окна воздухи шумели.Вдруг я слышу разговор,бурный спор о бешемели.

Ночь. Не видно мне лица,только слышно мне по звуку:Золотые всё сердца!Я готов подать им руку.

Я поднялся, я иду,я качаюсь по вагону, —если я не упаду,я найду их, но не трону.

Вдруг исчезла темнота,в окнах станция мелькнула,в грудь проникла теснота,в сердце прыгнула акула.

Заскрипели тормоза,прекратив колес погони.Я гляжу во все глаза:я один в пустом вагоне.

Мне не слышно больше слово какой-то бешемели.Вдруг опять, как средь лесов,ветры в окна зашумели.

И вагоны, заскрипев,понеслись. Потух огонь.Мчится поезд, будто лев,убегает от погонь.

18 февраля 1936

Вариации

Среди гостей в одной рубашкеСтоял задумчиво Петров.Молчали гости. Над каминомЖелезный градусник висел.Молчали гости. Над каминомВисел охотничий рожок.Петров стоял. Часы стучали.Трещал в камине огонек.И гости мрачные молчали.Петров стоял. Трещал камин.Часы показывали восемь.Железный градусник сверкал.Среди гостей, в одной рубашкеПетров задумчиво стоял.Молчали гости. Над каминомРожок охотничий висел.Часы таинственно молчали.Плясал в камине огонек.Петров задумчиво садилсяНа табуретку. Вдруг звонокВ прихожей бешено залился,И щелкнул англицкий замок.Петров вскочил, и гости тоже.Рожок охотничий трубит.Петров кричит: «О Боже, Боже!»И на пол падает убит.И гости мечутся и плачут.Железный градусник трясут.Через Петрова с криком скачутИ в двери страшный гроб несут.И в гроб закупорив Петрова,Уходят с криками: «готово».

15 августа 1936

Сон двух черномазых дам

Две дамы спят, а впрочем нет,не спят они, а впрочем нет,конечно спят и видят сон,как будто в дверь вошел Иван,а за Иваном управдом,держа в руках Толстого том«Война и мир», вторая часть…А впрочем нет, совсем не то,вошёл Толстой и снял пальто,калоши снял и сапогии крикнул: Ванька, помоги!Тогда Иван схватил топори трах Толстого по башке.Толстой упал. Какой позор!И вся литература русская в ночном горшке.

19 августа 1936

«Бегут задумчивые люди…»

Бегут задумчивые людиКуда бегут? Зачем спешат?У дам раскачиваются груди,У кавалеров бороды шуршат.

<1933–1936>

1937

«Григорий студнем подавившись…»

Григорий студнем подавившисьПрочь от стола бежит с трудомНа гостя хама рассердившисьХозяйка плачет за столом.Одна, над чашечкой пустой,Рыдает бедная хозяйка.Хозяйка милая, постой,На картах лучше погадай-ка.Ушёл Григорий. Срам и стыд.На гостя нечего сердиться.Твой студень сделан из копытИм всякий мог бы подавиться.

20 февраля 1937