Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2

Ознакомительный фрагмент

409[13]

Бог

1

 Те, что для Бога между крыш, как в чаще, дворцы возво-дят с роскошью разящей, в наитии наивной простоты ждутблаг земных из рук Его молчащих. Но руки Бога скудны и пусты: дают бедно и отни-мают чаще... И как бы Он служил для суеты разнуздан-ной, пресыщенной и спящей! Бог – это книга. Каждый приходящий в ней от-крывает белые листы. Дела его вне цели и просты.

2

 Антенны крест сменяет – золотой, и плещет ряса,призывая в бой, пока ученый бойни обличает, испуганныйпоследнею войной. Так, распыляясь, вера иссякает. Над взбешенной ослепшею толпой идут плакаты –реют и... линяют. И липнет кровь, и раздается рой. История, изверясь, забывает, когда душистый теплыйпрах земной носил Богов – хранил их след босой. Но гул земной Кого-то ожидает в тот странный час,в который наступает по городам предутренний покой.

3

 «Все ближе Я – непризнанный хозяин, и мой приходне нов и не случаен. Я тот, чей вид один уже пьянит,чей разговор о самом мелком – таен. Творец не слов, но жизни, Я сокрыт от тех, чейвзгляд поверхностно скользит. В движеньи улиц, ярмароки чаен мое дыханье бурей пролетит. И в том, кто стал от пустоты отчаян, кто вечнотелом болен и несыт, Я оживу, от мудрецов утаен... Где зарево над городом стоит, где миг с тобою ра-достно нечаян, Я знаю – ждет надежда и язвит!»

410[14]

Памяти Бориса Буткевича

Твоя судьба, великий трагик – Русь,в судьбе твоих замученных поэтов.Землей, намокшей в крови их, клянусь:ты не ценила жизней и сонетов. Пусть тех нашла свинцовая пчела,пусть в ураганах подломились эти –судьбой и скорбью вечною былапричина смерти истинной в поэте.

 Черт искаженных – исступленный вид!–твоих жестоких знаков и волненийне перенесть тому, кто сам горит,сам исступлен волнами вдохновений... Не только душ, но их вместилищ – тел,горячих тел – ты тоже не щадила. Я трепещу, что высказать успелвсе, что молчаньем усмирит могила. В тот год, когда, разбужена войной,в коронной роли земли потрясала, –ты эти зерна вместе с шелухой,в мрак мировой рассыпав, растоптала...

 В чужую землю павшее зерно,раздавленное русскою судьбою!И утешенья гнева не данонам, обреченным на одно с тобою. Наш гнев устал, – рождаясь вновь и вновь,он не встречает прежнего волненья,и вместо гнева терпкая любовьвстает со дна последнего смиренья.

411[15]

Дни мои... я в них вселяю страх –взгляд мой мертв, мертвы мои слова.Ночью я лежу в твоих руках;ты зовешь, целуешь этот прах,рядом с мертвым трепетно жива.

Греешь телом холод гробовой,жжешь дыханьем ребра, сжатый рот.Без ответа, черный и прямойя лежу, и гулкой пустотойнадо мною ночь моя плывет.

И уносит пустотой ночной,точно черные венки водой,год за годом, и встает пустапамять, тьмой омытая... Зимойтак пуста последняя верстана пути в обещанный покой.

412[16]

Дрожа, струится волнами бумага,к руке слетает меткая рука.Течет стихов молитвенная влага,как плавная воздушная река.

Стучать весь день, и золотой и синийот солнечных, от раскаленных тем,разыгрывать на клавишах машинысимфонии торжественных поэм.

А за окном, где опустили выиихтиозавры-краны над мостом,живут машины в воздухе стальные,кишат на камнях, сотрясая дом.

Их скрежетом, ворчаньем, голосаминаполнен мир – большой стальной завод,где вечный дух певучими стихамисквозь лязг машинных валиков течет.

413[17]

Дрожишь над этой жизнью – а зачем?Трепещешь боли, горя – а зачем?..Ведь все равно непобедима жизнь–Твоей судьбе ее не изменить.

Кричи в агонии; я жить хочу...В тоске моли: я умереть хочу...Умри... живи... непобедима жизнь –Твоим словам ее не изменить.

Подобен мир нетленному лучу.Умри, ослепни, стань безумен, нем –он так же будет петь, сиять, трубить:непобедима и бессмертна жизнь!

414[18]

Белые стихи

Для глаз – галлиполийских роз,сирийских сикомор венки...Но жалит в ногу скорпиономэдема чуждого земля.

Здесь чуждый рай, там ад чужой:стозевный вей, фабричный пал...На заводских покатых нарахи сон – не сон в земле чужой.

Раб – абиссинский пьяный негр,бежавший с каторги араби ты – одним покрыты потом...и хлеб – не хлеб в земле чужой.

Черства изгнания земля...Пуста изгнания земля...Но что считает мир позором,то не позор в земле чужой.

Вы, глыбы непосильных нош,ты, ночь бездомная в порту,в вас много Вечного Веселья –Бог – только Бог в земле чужой.

415[19]

Пугливы дни безмолвною зимой.Чуть вспыхнет лед на окнах, уж страницышевелят сумерки. На книге оттиск свой –– круг керосиновый – закрыла лампа. Лицаразделены прозрачным колпаком.Шатаясь, ветер подпирает дом,скребет ногтем задумчиво карнизы.Наверно снятся голубые бризыему, бродяге северных болот.Что ж, день, зевнем, перекрестивши рот,закрыв лицо листом газетным ломким,уткнемся где-нибудь от всех в сторонке –на старом кресле и, вздохнув, уснем.Пускай за нас дрожит в тревоге дом –развалина, упрямое строенье;пусть напрягает старческое зренье,чтоб разглядеть сквозь эту тишь и глушь,не скачет ли уже по миру Муж,испепеляя – огненным копытомвойны последней – земли и граниты,в пар превращая гривы пенных води в горсть золы – земной огромный плод.

416[20]

Солнце

1

В мире – о ночи и дни,прах, возмущенный грозой!–часто с безумной земливидел я лик огневой.

Дымный Невидимый Знойшел золотою стопой,шел над землею в огне,шел, обжигая по мне.

Видел его, как слепой,веки закрыв, только дымвидя его золотой.

Все мы слепые твои,Всеослепляющий Дым.Молча на камнях сидим,камнях, согретых тобой,

лица подставив своиправде твоей огневой.

417[21]

Солнце

1

Благодатной тревогойколеблемый миробольщал мою душу.Скрежет и войс хаосом смешанных днейвоздали ей громкую песнь,облистали безумным огнем.

Но мечик июньского солнца просек                                              золотые пылинки,отсекпрядь волос у виска,и я, вздрогнув, проснулся: в детской                                       над книгой,где я уснул в солнечном детствемоем.

418[22]

2

В эти опустошенные дник краю неба все снова и снова под-                                          ходит,смотрит на землюзачать новую жизнь после второ-                                         го потопа,когда не воды стремились на землю,                               а ничто, пустота.

Исполни же миром немеркнущим:новой любвибеззаповедной, внегрешнойи бездобродетельной также,имя которой просто и только                                         любовь.

419[23]