Я была в твоей шкуре. Долгая дорога в сторону жизни - Татьяна Маркова

Случай на дороге

Кажется, это было воскресенье. Мы возвращались из загородной поездки. Шли последние приготовления перед долгожданной защитой кандидатской, которую Артур в муках рожал почти семь лет. Шеф мужа в дачном интерьере оказался простым и весёлым, а огромный пирог с черникой – настоящим хитом сезона. Артур был в настроении, сероглазая «Волга» радовала плавным ходом, Джо Дассен неспешно напевал «Aux Champs-Elysees». Мы были молоды, бездетны и полны грандиозных планов. Внезапно начавшаяся майская гроза только усиливала предвкушение близкого успеха.

Дорога скорее угадывалась, чем просматривалась. Мы ползли почти ощупью, прижавшись вплотную к обочине. Разумнее было бы остановиться и переждать, пока дождь утихнет, но Артур торопился домой – выгулять Мышку. Мышка прибилась к нам три года назад на автомобильной парковке. Помесь таксы со спаниелем, умная и кроткая, она в отличие от меня была ещё и молчалива, чем заслужила безраздельную любовь хозяина. Я старалась не уступать ей в кротости. Вот и сейчас, не желая спорить с мужем, подрёмывала, уютно устроившись на заднем сиденье. Неделя предстояла хлопотливая: защита была на носу, банкет решили устроить дома, а мне всё время нездоровилось.

Вдруг машина резко затормозила. Среди сплошной пелены дождя свет фар выхватил одинокую фигурку, стоящую на обочине. Я открыла глаза и увидела молодую женщину. Волосы её прилипли ко лбу, платье совершенно промокло. Она прижимала к себе ребёнка, закутанного в платок. Опустив до половины боковое стекло, Артур перегнулся через сиденье.

– Вас подвезти?

Женщина что-то тихо ответила, стекло поднялось, и мы поехали дальше.

– Почему она не села в машину? – подала я голос, окончательно проснувшись.

– У неё не было чем заплатить, – буднично ответил Артур.

– Останови.

Я рывком открыла дверь и, давясь слезами, выплеснула из себя вместе с двумя кусками черничного пирога всё накопившееся смирение.

До дома доехали молча. Мышка, как всегда, тихо ждала под дверью. Артур бросился к ней, нежно поглаживая, взял на руки и понёс на улицу. «Пора разводиться», – вяло подумала я, засыпая прямо на стуле в передней. Мне приснилась мадонна с младенцем на руках. Она жалостливо смотрела на меня и что-то пыталась сказать. Проснувшись, я ощутила новый приступ тошноты и поняла, что беременна.

Развод пришлось отложить. Жизнь продолжала катиться по намеченному маршруту. Артур блестяще защитил диссертацию и получил ожидаемое место доцента. На Покров родился сын Илюша, тихий мальчик с грустными серыми глазами. Мне больше не снилась насквозь промокшая женщина с ребёнком на пустой обочине.

И в одночасье всё сломалось. У Илюши обнаружили опухоль мозга.

Мария услышала лай, оторвалась от блокнота. По пляжу гонялась за огромной чайкой забавная собачонка. Промелькнула стайка подростков. Прошли две темнокожие женщины в длинных чёрных одеждах и белых чепцах. Она тоже поднялась, сделала пару шагов и очнулась вдруг в белой палате с потолком, уходящим в небо. Запахло содержимым детских пелёнок… Женщины с маленькими детьми на руках молчаливо дожидаются обследования. Они в чёрных до бровей платках. Робкая надежда прячется в уголках их тёмных с восточным разрезом глаз. У Марии надежды почти нет – риск потерять ребёнка во время операции слишком велик.

Две белые двери. За ними – операционная. Мария ничего не чувствует, просто стоит. Стоит долго. Время провалилось. Теперь она лежит на полянке в лесу и смотрит в небо. Оно высоко, там, где кроны деревьев почти смыкаются. Около уха что-то жужжит и стрекочет. Запах краснокоричневой липучки, травы и земляники. Она жмурится от солнца и поворачивает голову. Навстречу ей бежит Илюша в голубом костюмчике в тёмно-синюю полоску. Мария встаёт на колени и протягивает к нему руки. Вдруг по рукам к кончикам пальцев начинают двигаться тёплые потоки. Пальцы покалывает. Она встаёт в полный рост. Потоки движутся всё сильнее. Пальцы так наэлектризованы, что кажется: ещё немного – и между ними засверкает молния. Двери открываются. Мария понимает, что операция закончена. Её сын жив, а значит, жива и её надежда. Через год надежда сменяется отчаянием – злая опухоль, не удалённая полностью, снова начинает расти. Муж и свекровь требуют повторной операции. Мария противится. Врачи ничего не обещают…

Ранняя Пасха

Обезьянник, куда милицейский патруль доставил Марию, был пуст. В отделении стояла тишина, как в больнице после обеда. В голове свербела одна-единственная мысль: как она могла такое совершить?

Вот она выходит из метро в темноту мартовского промозглого утра. Душа неподвижна, в дрёме. Это действуют две таблетки снотворного. Приняла впервые в жизни – обязательно было нужно хоть ненадолго уснуть перед воскресным дежурством в больнице. И ей удалось провалиться в серое ватное облако сна. Наутро в голове так и остался рыхлый клок ваты.

Хмуро и зябко. Под ногами кое-где блестит ледок. «Не дам снова мучить ребёнка». Решение пришло так естественно, что Мария даже удивилась. Ускорив шаг, она еле слышно затянула: «Я несла свою беду по весеннему по льду…».

Электронные часы над входом в детское отделение застряли на цифре семь. В палате для тяжелобольных полумрак. Две кроватки пустые, на третьей, у окна, спит, сопя через трубочку в горле, шестилетний Ромка. Напротив него полулежит в подушках её Илюша. Взгляд упирается в свекровь. Она подносит ко рту Илюши маленькую ложечку и показывает ему крашеное яйцо. Сквозь вату в голове до Марии доносится собственный голос:

– Елена Арнольдовна? Сегодня же не ваш день?

– Вон отсюда! Ты не мать, раз не даёшь делать операцию, – шипит свекровь и бесцеремонно отталкивает её от кроватки.

А вот этого делать нельзя. Щелчок – и что-то происходит со зрением. Оно сужается до красного китайского термоса с цветочками, стоящего на тумбочке.

Удар – вскрик – хлопанье дверью. Мария медленно кладёт помятый термос на место, садится на стул и начинает спокойно кормить сына завтраком.

Дверь обезьянника открывается, и её ведут по длинному коридору к кабинету с табличкой: «Начальник отделения милиции полковник Шкодо Б. Г.».

Пожилой мужчина с неожиданно добродушным лицом перебирает лежащие на столе бумаги.

– Заявление потерпевшей, свидетельское показание мужа, медицинское заключение. Ну что, голубушка, – делает он паузу и поднимает глаза, – проголодалась? Вон, бери чай, кекс. Дочка принесла.

– Солёный какой, – пытается улыбнуться Мария, пробуя сдобный духовитый кулич.

– Да не плачь ты. Таких мамаш из Бурденко часто приводят. Кого домой отправляем, кого в психушку. Уголовное дело о – «…нанесении тяжких телесных повреждений» – заводить не будем. Пусть родственнички гражданский иск подают. Беги в больницу к сыночку своему. Пасха.

Улица встретила Марию празднично зажжёнными фонарями. «Христос воскрес! – поняла она и вдруг