Иван Бунин - Том 1. Стихотворения

<1903–1905>

Вершина*

Леса, скалистые теснины —И целый день, в конце теснин,Громада снеговой вершиныИз-за лесных глядит вершин.

Селений нет, ущелья дики,Леса синеют и молчат,И серых скал нагие пикиНа скатах из лесов торчат.

Но целый день, — куда ни кинуВдоль по горам смущенный взор, —Лишь эту белую вершинуПовсюду вижу из-за гор.

Она полнеба заступила,За облака ушла венцом —И все смирилось, все застылоПред этим льдистым мертвецом.

<1903–1905>

Тропами потаенными*

Тропами потаенными, глухимиВ лесные чащи сумерки идут.Засыпанные листьями сухими,Леса молчат — осенней ночи ждут.

Вот крикнул сыч в пустынном буераке…Вот темный лист свалился, чуть шурша…Ночь близится: уж реет в полумракеЕе немая, скорбная душа.

<1903–1905>

В открытом море*

В открытом море — только небо,  Вода да ветер. ТяжелоИдет волна, и низко кренит  Фелюка серое крыло.

В открытом море ветер гонит  То свет, то тень — и в облакаСквозит лазурь… А ты забыта,  Ты бесконечно далека!

Но волны, пенясь и качаясь,  Идут, бегут навстречу мне —И кто-то синими глазами  Глядит в мелькающей волне.

И что-то вольное, живое,  Как эта синяя вода,Опять, опять напоминает  То, что забыто навсегда!

<1903–1905>

Под вечер*

Угрюмо шмель гудит, толкаясь по стеклу…В окно зарница глянула тревожно…Притихший соловей в сирени на валу  Выводит трели осторожно.

Гром, проворчав в саду, скатился за гумно;Но воздух меркнет, небо потухает…А тополь тянется в открытое окно  И ладаном благоухает.

<1903–1905>

Сквозь ветви*

Осень листья темной краской метит:Не уйти им от своей судьбы!Но светло и нежно небо светитСквозь нагие черные дубы,

Что-то неземное обещает,К тишине уводит от забот —И опять, опять душа прощаетПромелькнувший, обманувший год!

<1903–1905>

Келья*

День распогодился с закатом.Сквозь стекла в старый кабинетЛьет солнце золотистый свет;Широким палевым квадратомОкно рисует на стене,А в нем бессильно, как во сне,Скользит трепещущим узоромТень от березы над забором…Как грустно на закате мне!

Зачем ты, солнце, на прощанье,В своем сиянье золотом,Вошло в мой одинокий дом?Он пуст, в нем вечное молчанье!Я был спокоен за трудом,Я позабыл твое сиянье:Зачем же думы о быломИ это грустное весельеВ давно безлюдной, тихой келье?

<1903–1905>

Судра*

Жизнь впереди, до старости далеко.Но вот и я уж думаю о ней…О, как нам будет в мире одиноко!Как грустно на закате дней!

Умершие оставили одежды —Их носит бедный Судра. Так и мнеОставит жизнь не радость и надежды,А только скорбь о старине.

Мы проживем, быть может, не напрасно;Но тем больнее будет до концаС улыбкою печальной и безгласнойВлачить одежды мертвеца!

<1903–1905>

Огонь*

Нет ничего грустней ночногоКостра, забытого в бору.О, как дрожит он, потухаяИ разгораясь на ветру!

Ночной холодный ветер с моряВнезапно залетает в бор:Он, бешено кружась, бросаетВ костер истлевший хвойный сор —

И пламя вспыхивает жадно,И тьма, висевшая шатром,Вдруг затрепещет, открываяСтволы и ветви над костром.

Но ветер пролетает мимо,Теряясь в черной высоте,И ветру отвечает гуломВесь бор, невидный в темноте,

И снова затопляет тьмоюСвет замирающий… О, да!Еще порыв, еще усилье —И он исчезнет без следа,

И явственней во мраке станетЗвон сонной хвои, скрип стволовИ этот жуткий, все растущий,Протяжный гул морских валов.

<1903–1905>

Небо*

В деревне капали капели,Был теплый солнечный апрель.Блестели вывески и стекла,И празднично белел отель.

А над деревней, над горами,Раскрыты были небеса,И по горам, к вершинам белым,Шли темно-синие леса.

И от вершин, как мрамор чистых,От изумрудных ледниковИ от небес зеленоватыхТянуло свежестью снегов.

И я ушел к зиме, на север.И целый день бродил в лесах,Душой теряясь в необъятныхЗеленоватых небесах.

И, радуясь, душа стремиласьРешить одно: зачем живу?Зачем хочу сказать кому-то,Что тянет в эту синеву,

Что прелесть этих чистых красокСловами выразить нет сил,Что только небо — только радостьЯ целый век в душе носил?

<1903–1905>

На винограднике*

На винограднике нельзя дышать. ЛозаПожухла, сморщилась. Лучистый отблеск моряИ белизна шоссе слепят огнем глаза,А дача на холме, на голом косогоре.

Скрываюсь в дом. О, рай! Прохладно и темно,Все ставни заперты… Но нет, и здесь не скрыться:Прямой горячий луч блестит сквозь щель в окноИ понемногу тьма редеет, золотится.

Еще мгновение — и приглядишься к ней.И будешь чувствовать, что за стеною — море.Что за стеной — шоссе, что нет нигде теней,Что вся земля горит в сияющем просторе!

<1903–1905>

Океаниды*

В полдневный зной, когда на щебень,На валуны прибрежных скал,Кипя, встает за гребнем гребень,Крутясь, идет за валом вал,—

Когда изгиб прибоя блещетЗеркально-вогнутой грядойИ в нем сияет и трепещетОт гребня отблеск золотой,—

Как весел ты, о буйный хохот,Звенящий смех Океанид,Под этот влажный шум и грохотЛетящих в пене на гранит!

Как звучно море под скаламиДробит на солнце зеркалаИ в пене, вместе с зеркалами,Клубит их белые тела!

<1903–1905>

Стон*

Как розовое море — даль пустынь.Как синий лотос — озеро Мерида.«Встань, сонный раб, и свой шалаш покинь:Уж озлатилась солнцем пирамида».

И раб встает. От жесткого одраИдет под зной и пламень небосклона.Рассвет горит. И в пышном блеске РаВдали звучат стенания Мемнона.

<1903–1905>

В горной долине*

Бледно-зеленые грустные звезды…  Помню темнеющий лес,Сырость и сумерки в горной долине,  Холод осенних небес.

Жадно и долго стремился я, звезды,  К вам, в вышину…Что же я встретил? Нагие граниты,  Сумерки, страх, тишину…

Бледны и грустны вы, горные звезды:  Вы созерцаете смерть.Что же влечет к вам? Зачем же так тянет  Ваша бездонная твердь?

<1903–1905>

Ормузд*