Шмакодявка - Сергей Марксович Бичуцкий

– Вот и я не думал, – после некоторого молчания произнёс старик. – Всё некогда было. Куда-то стремился, что-то делал, что-то кому-то доказывал, на кого-то обижался, кого-то, как мне казалось, любил, а потом его же и ненавидел непонятно за что. Ты понимаешь? И удивляет меня одно: почему я раньше никогда не думал об этом? Но в результате оказывается, Витя, что вспомнить, в общем-то, и нечего.

Вся жизнь моя – какой-то один сплошной дурдом. И главный вопрос «для чего жил» так и остался без ответа. Не знаю, Витя, для чего жил. Смысла в моей жизни не было. Цели. Понимаешь? И это меня пугает.

– Зря ты так, Петрович. Все так живут. Ну, не все, конечно, но большинство.

Чайковскими, Пушкиными или Королёвыми могут быть единицы.

– Я не об этом. Я о том, что жил во лжи, опирался на ложные понятия и считал, что так и должно быть.

– Поясни.

– Я обо всём этом начал задумываться, когда разошёлся с женой. Тоже, кстати говоря, поучительная история. Я во время перестройки, так же, как и большинство из тех, кто занялся бизнесом, ударился во все тяжкие. Вся жизнь превратилась в одно единственное стремление добывания денег. Вспоминая это время, до сих пор удивляюсь той власти, которую надо мной имели деньги. У меня кроме денег, алкоголя и женщин, других интересов не было. Пропали. Абсолютно. Я прекрасно помню, что очень дорожил семьёй и детьми, но, бросившись как в омут в этот мир наживы, я совершенно забыл о семье. Я просто–напросто перестал о ней думать. То есть, те чувства, которые были для меня крайне важны, как-то сами собой исчезли из моей жизни. Более того, я перестал думать о чём-то другом кроме денег вообще. Помню, как-то сидел я в гостинице, в номере люкс, попивая шампанское и, вспомнив о семье, позвонил домой. Когда узнал от жены, что живут они впроголодь, очень удивился, считая, что я достаточно много посылал им денег, совершенно забыв, что деньги я посылал три месяца назад. Представляешь? На три месяца совершенно как бы выпал из жизни. Забыл, что где-то живут родные мне люди, которые любят меня и нуждаются в моей помощи.

– Я, Петрович, с трудом могу себе такое представить.

– Я и сам, скажи мне раньше кто-нибудь, что такое возможно, вряд ли бы этому поверил, но факт остаётся фактом. Более того, я скажу тебе, что эта забывчивость стала нормой жизни. Я мало-помалу совершенно охладел к жене и детям. Даже приезжая на короткое время домой, стал искать предлоги для того, чтобы уехать куда-нибудь вновь. Жена долго терпела, но развязка, конечно же, наступила. Удивительная и позорная, – признался Петрович и замолк. Помолчав какое-то время, как бы очнувшись, продолжил:

– Мы тогда жили уже в другой квартире. Родительскую двухкомнатную с доплатой обменяли на трёхкомнатную в центре. Я тогда ещё не совсем с катушек слетел и мог ещё думать и заботиться о семье. Вот и дачу эту построил, и «Нива» с тех же времён. Но обстановка дома была такая напряжённая, что я не мог подолгу находиться вместе с женой. Она вроде бы ничего такого не говорила, но её немой укор просто пронизывал всю нашу квартиру. Стал я частенько прикладываться к стакану, чтобы как-то заглушить это чувство вины перед ними. Чуть ли не каждый день. Однажды позвонил дядя Дима, с которым мы связь после переезда не потеряли, и предложил сходить на охоту. Я к тому времени приобрёл десятизарядную «Сайгу». Не потому, что она мне была нужна, а просто из-за престижности. Оружие мощное, но мы-то не на кабанов охотились. А на этот раз, дядя Дима предложил именно на кабанов и пойти. Согласился сразу. Никаких сил оставаться дома не было. Хоть на Луну, только бы подальше от её молчаливого укора. Уехали на следующий день. Кстати говоря, на этой «Ниве» и поехали. Километров двести отмотали. Приезжаем к знакомому егерю. Прямо в лесу жил. Дом большой. Хозяйство добротное. Устроились. Вечером в баньке попарились. На грудь по обычаю приняли, да спать улеглись. С утра собрались и двинули в лес. Егерь повёл. Кому ещё? Шли примерно около часа. Дошли до кабаньих троп. Тут егерь велел нам разделиться. Меня послал вправо, а дядю Диму влево. Мы и разошлись. Иду я по лесу. На тропу кабанью не выхожу. Учует зверь чужой запах, никогда не придёт. Карабин в руках. Метрах в сорока малинник. Выхожу на полянку перед малинником. Слышу треск. Ломится кто-то через заросли. Остановился и застыл от неожиданности. И вдруг, вместо кабана, из малинника вываливается медведь. Вывалился и, увидев меня, застыл. Сколько мы так стояли друг напротив друга, я и вспомнить не могу. Казалось, замерли не только мы с медведем, но и само время. Но медведь вдруг начинает рычать и становится на задние лапы. Становится на задние лапы и начинает, переваливаясь из стороны в сторону, идти ко мне. Дальше, как в тумане. Ощущение того ужаса, который я испытывал в тот момент, не передать никакими словами. Как будто не со мной всё происходило. Вскинул я карабин и ну, палить. Стреляю, а он идёт. Стреляю, а он идёт. Ты представляешь? Я в него палю, а ему хоть бы что. Покачнётся иной раз, да и только. Восемь раз выстрелил, пока не положил его, представляешь? И ведь не дробью какой-то. Карабин. Патроны. А он идёт и идёт. Представляешь? Тут мои товарищи прибегают.

– Что случилось? Почему стрелял? – спрашивают, а я как онемел. Руки дрожат, пот градом, глаза безумные, ничего объяснить не могу. Только тычу карабином в сторону медведя. Увидели, наконец, медведя, и тоже замерли. А егерь, тот и совсем приуныл. Лицензии для охоты на медведя не было, а штраф за убитого зверя такой, что было от чего приуныть. Да и тот факт, что именно он и должен следить за браконьерами и пресекать их незаконную охоту, радости ему не добавлял. Он прекрасно знал, что мало кто поверит в то, что это произошло не по моей вине и не в его присутствии, и обязательно найдутся доброхоты, которые пусть даже и не прямо в глаза, но будут обвинять самого егеря в браконьерстве. Поди докажи обратное. А начнёшь что-то доказывать, так и вовсе завязнешь, и вываляешься в грязи недомолвок и намёков. Чем всё это кончится?

– Ну и дела, – воскликнул дядя Дима, снимая накомарник и почёсывая затылок.

– Делать–то что будем? – обратился он с вопросом к егерю.

– Закопаем, – коротко ответил егерь.

– Ну, зачем же так сразу закопаем? – огорчился дядя Дима. – Может освежуем, да хоть