Бобры. Истории начало. Записки у весеннего причала. Книга1 - Костя Белоусов

кинжал

Реальности иной,

Что захотела познакомиться со мной.

«Ты помнишь, мы с тобой когда-то

Просили старого солдата,

Чтобы укрыл нас от дождя,

И провели в избе три дня.

И как трещала тихо печка,

И как горела ночью свечка,

Как дождь стучал по окнам,

И как ты вся промокла,

Когда в рубашке вышла в сад?

Соседи думали, все спят.

А мы не спали.

Помнишь, Варя»?

«Я помню всё, Максим.

Давай в купе дверь затворим.

Дети ушли, уснул сынишка.

Я положу на столик книжку».

И двери затворились обе.

Разъединилися миры,

Ушедшей в грёзы старины

И нового начала.

Неслышной тенью от причала

Под иву спряталась весна,

Плетя канву дневного сна.

Втроём, в проходе между полок

Стояли мы, и миг был долог,

И близость не смущала нас.

В её руках три кружки чая,

Рессор качанью отвечая,

Качались в такт.

Волнением свои пленяя,

Во внешней воле растворяя

Молчанья пакт.

Как шёпот тёплого дыханья,

Слова невинного признанья

Слетели с губ:

«Простите, Вам не сложно будет

Освободить для этих судеб

Тот край стола?»

Сестра мне снова улыбнулась,

И инстинктивно повинуясь

Я отступил.

Соседка, с лёгкостью воздушной,

Лесной пичуги простодушной

Поставила наш чай.

И на запястье, промелькнувшем невзначай,

Мне показалось я увидел

Не может быть!

Там были вместе два бобра,

И в шубе цвета серебра,

Один — на запад обращён,

Другой — востока видел сон.

Мы сели. Я — один. Они — напротив.

«Я — Наташа.

Уже два дня — соседка Ваша».

И я впервые посмотрел в её глаза.

Они сияли словно бирюза

В огранке патиновой собранных волос.

Своё в ответ я имя произнёс:

«Глеб».

«Знаю, — был её ответ, -

Что ж, Глеб, у нас в стаканах — чай.

И мы хотели поиграть».

Сестрёнка улыбнулася опять.

«Бери любой.

Мы трое связаны судьбой

В вагоне этом.

При этом

Можешь отказаться

И за отказ не волноваться.

Тебе решать, что пить

И с кем играть».

Признаться, не того я ждал.

Когда порог переступал.

«А ждал ли Ты кого-то?» –

Спросил меня вдруг кто-то.

«Ты, кого-то?» — знакомый голос повторил.

Я взгляд поднял и уловил

В Наташиных глазах вопрос.

Вопрос никто не произнёс.

Его читал в её глазах.

Ответ нашёл в её руках.

Она протягивала чай:

«На вот, возьми. Не отвечай».

Теперь звук и источник звука

Привычней были друг для друга.

Её коснулся я руки.

И звуки стали далеки.

«Валюша, отвори-ка дверь.

Глеб, как тебе теперь?»

«Да, норм. Вот навалилось сразу,

Что и не выплыть водолазу».

Тем временем моя сестрёнка,

Расправив на столе скатёрку

Стала раскладывать игру.

Повернув голову к окну,

Наташа мне давала отдохнуть.

Змейка косы едва касалась плеч -

Хозяйку их от сглаза уберечь.

Её спокойствие передалось и мне.

В нём растворился, как в забытом сне.

Глебов сон

Её глазами видел озеро седое

В туманной дымке, в тростнике — каноэ,

К каштану прислонённое весло.

Взгляд назад — и вот он я,

Иду, куда ведёт меня,

Соседка странная моя –

Наташа.

«Цель наша –

На том берегу,

Тебе добраться помогу,

А дальше — сам,

Пойдёшь по дядиным следам.

(Тростнику:)

Здравствуй, тростник,

Наш проводник

До берега другого»!

(Глебу:)

«Прошу тебя,

Не говори ни слова!

Здесь — царство моего закона.

А ты смотри, запоминай, что слышишь,

Потом в блокноте записном опишешь».

(Тростнику:)

«Нас дядя ждёт,

Он попросил, чтоб ты

Его к нам пропустил.

Я поручаюсь за мальчишку.

Дай в путь нам своего сынишку.

Как только из тумана нас выведет каноэ,

Я ветру за него замолвлю слово.

Вернётся он назад течением свободным

И род прославит свой поступком благородным».

Тростник шептал, тростник качался –

И вместе с нами оказался

В каноэ смелый рулевой -

Тростник-малютка удалой.

Теперь, когда нас стало трое,

Берег оставило каноэ.

Туман и ветер заключили договор:

До середины вод скрыть озера простор.

Туда и вёл каноэ проводник,

Наследник берега и ила ученик.

Мне показалось, что в тумане

Мы были не одни.

Бобры скользили рядом с нами,

Отсчитывая дни.

Их спинки серебром сверкали

Озёрных сонных вод,

Над ними бабочки кружили

Весенний хоровод.

Вода была ещё холодной

И вязь свою плела

Под плотным пологом густого

Тумана полотна.

Льда не осталось.

Он ушёл, оставив до зимы

Их отношения с водой свободными.

Туман редел,