Оскар Уайльд - Стихотворения. Баллада Редингской тюрьмы

II

И шесть недель гвардеец ждал,Одет в мышиный цвет,Легко ступал он, словно шелНа партию в крикет,Но боль была в его глазах,Какой не видел свет.

Но боль, какой не видел свет,Плыла, как мгла, из глаз,Уставленных в клочок небес,Оставленный для нас,То розовый и радостный,То серый без прикрас.

Рук не ломал он, как инойГлупец себя ведет,Когда Отчаянье убьетНадежды чахлый всход, —Он тихим воздухом дышал,Глядел на небосвод.

Рук не ломал он, не рыдал,Не плакал ни о чем,Но воздух пил и свет ловилПолураскрытым ртом,Как будто луч лился из тучЛекарственным вином.

Мы в час прогулки на негоСмотрели, смущены,И забывали, кем и какСюда заключены,За что, насколько. Только мысль:Его казнить должны.

Мы холодели: он идет,Как на игру в крикет.Мы холодели: эта боль,Какой не видел свет.Мы холодели: в пустотуСтупить ему чуть свет.

В зеленых листьях дуб и вязСтоят весной, смеясь,Но древо есть, где листьев несть,И все ж, за разом раз,Родится Плод — когда сгниетЖизнь одного из нас.

Сынов Земли всегда влеклиИзвестность и успех,Но нашумевший больше всех,Взлетевший выше всехВисит в петле — и на ЗемлеПрощен не будет Грех.

Весною пляшут на лугуПастушки, пастушки.Порою флейты им поют,Порой поют смычки.Но кто б из нас пустился в плясПод пение Пеньки?

И мы дрожали за негоИ в яви и во сне:Нам жить и жить, ему — застытьВ тюремной вышине.В какую тьму сойти ему?В каком гореть огне?

И вот однажды не пришелОн на тюремный двор.Что означало: утвержденУжасный приговор,Что означало: мне егоНе встретить с этих пор.

Два чёлна в бурю; две судьбыСвел на мгновенье Рок.Он молча шел, я рядом брел,Но что сказать я мог?Не в ночь святую мы сошлись,А в день срамных тревог.

Две обреченные души —Над нами каркнул вран.Бог исцеляющей рукойНе тронул наших ран.Нас Мир изгнал, нас Грех избралИ кинул в свой капкан.

III

Тут камень тверд, и воздух сперт,И в окнах — частый прут.Глядел в глухой мешок двораИ смерти ждал он тут,Где неусыпно СторожаЖизнь Смертника блюдут

И лишь молчанье да надзор —Единственный ответНа исступленную мольбу,На исступленный бред,А на свободу умереть —Безжалостный запрет.

Продумали до мелочейПостыдный ритуал.«Смерть — натуральнейшая вещь»,Тюремный врач сказал,И для Убийцы капелланИз Библии читал.

А тот курил, и пиво пил,И пену с губ стирал,И речь о каре и грехеПрезрением карал,Как будто, жизнь теряя, онНемногое терял.

Он смерти ждал. И страж гадал,Что происходит с ним.Но он сидел, невозмутим,И страж — невозмутим:Был страж по должности молчун,По службе нелюдим.

А может, просто не нашлосьНи сердца, ни руки,Чтоб хоть чуть-чуть да разогнутьОтчаянья тиски?Но чья тоска так велика?Чьи руки так крепки?

Оравой ряженых во двор,Понурясь, вышли мы.Глупа, слепа — идет толпаПодручных Князя Тьмы.Рукой Судьбы обриты лбыИ лезвием тюрьмы.

Мы тянем, треплем, вьем канатИ ногти в кровь дерем,Проходим двор и коридорС мочалом и с ведром,Мы моем стекла, чистим жестьИ дерево скребем.

Таскаем камни и мешки —И льется пот ручьем,Плетем и шьем, поем псалмы,Лудим, паяем, жжем.В таких трудах забылся страх,Свернулся в нас клубком.

Спал тихо Страх у нас в сердцах.Нам было невдомек,Что тает Срок и знает Рок,Кого на смерть обрек.И вдруг — могила во двореУ самых наших ног.

Кроваво-желтым жадным ртомРазинулась дыра.Вопила грязь, что заждалась,Что жертву жрать пора.И знали мы: дождавшись тьмы,Не станут ждать утра.

И в душах вспыхнули слова:Страдать. Убить. Распять.Палач прошествовал, несяСвою простую кладь.И каждый, заперт под замок,Не мог не зарыдать.

В ту ночь тюрьма сошла с ума,В ней выл и веял Страх —Визжал в углах, пищал в щелях,Орал на этажахИ за оконным решетомРоился в мертвецах.

А он уснул — уснул легко,Как путник, утомясь;За ним следили СторожаИ не смыкали глаз,Дивясь, как тот рассвета ждет,Кто ждет в последний раз.

Зато не спал, не засыпалВ ту ночь никто из нас:Пройдох, мошенников, бродягЕдиный ужас тряс,Тоска скребла острей сверла:Его последний час.

О! есть ли мука тяжелей,Чем мука о другом?Его вина искупленаВ страдании твоем.Из глаз твоих струится больРасплавленным свинцом…

Неслышно, в войлочных туфлях,Вдоль камер крался стражИ видел, как, упав во мрак,Молился весь этаж —Те, чей язык давно отвыкОт зова «Отче наш».

Один этаж, другой этаж —Тюрьма звала Отца,А коридор — как черный флерУ гроба мертвеца,И губка с губ Его прожглаРаскаяньем сердца.

И Серый Кочет пел во тьме,И Красный Кочет пел —Заря спала, тюрьма звала,Но мрак над ней чернел,И духам Дна сам СатанаВорваться к нам велел.

Они, сперва едва-едваВидны в лучах луны,Облиты злой могильной мглой,Из тьмы, из глубиныВзвились, восстали, понеслись,Бледны и зелены.

Парад гримас и выкрутас,И танца дикий шквал,Ужимок, поз, ухмылок, слезБесовский карнавал,Аллюр чудовищных фигур,Как ярость, нарастал.

Ужасный шаг звенел в ушах,В сердца вселился Страх,Плясал народ ночных урод,Плясал и пел впотьмах,И песнь завыл, и разбудилКладбищ нечистый прах:

«О! мир богат, — глумился Ад, —Да запер все добро.Рискни, сыграй: поставь свой райНа Зло и на Добро!Но шулер Грех обставит всех,И выпадет Зеро!»

Толпу химер и эфемерДрожь хохота трясла.Сам Ад явился в каземат,Сама стихия Зла.О кровь Христа! ведь неспростаЗабагровела мгла.

Виясь, виясь — то возле нас,То удалясь от нас,То в вальс изысканный пустясь,То нагло заголясь,Дразнили нас, казнили нас —И пали мы, молясь.

Рассветный ветер застонал,А ночь осталась тут,И пряжу черную своюСкрутила в черный жгут;И думали, молясь: сейчасНачнется Страшный суд!

Стеная, ветер пролеталНад серою стеной,Над изревевшейся тюрьмой,Над крышкой гробовой.О ветр! вигилии твоейДостоин ли живой?

Но вот над койкой в три доскиЛуч утра заиграл,Узор решетчатый окнаНа стенах запылал,И знал я: где-то в мире всталРассвет — кровав и ал.

Мы в шесть уборкой занялись,А в семь порядок был…Но в коридорах шорох плылЗальделых белых крыл —То Азраил из тьмы могилЗа новой жертвой взмыл.

Палач пошел не в кумаче,И в стойле спал Конь Блед;Кусок пеньки да две доски —И в этом весь секрет;Но тень Стыда, на день СудаУпав, затмила свет…

Мы шли, как те, кто в темнотеБлуждает вкривь и вкось,Мы шли, не плача, не молясь,Мы шли и шли, как шлось,Но то, что умирало в нас,Надеждою звалось.

Ведь Правосудие идетПо трупам, по живым.Идет, не глядя вниз, идетПутем, как смерть, прямым;Крушит чудовищной пятойПростертых ниц пред ним.

Мы ждали с ужасом Восьми.Во рту — сухой песок.Молились мы Восьми: возьмиХоть наши жизни, Рок!Но Рок молитвой пренебрег.Восьмой удар — в висок.

Нам оставалось лишь одно —Лежать и ждать конца.Был каждый глух, и каждый духБыл тяжелей свинца.Безумье било в барабан —И лопались сердца.

И пробил час, и нас затрясНеслыханный испуг.И в тот же миг раздался крикИ барабанный стук —Так, прокаженного прогнав,Трещотки слышат звук.

И мы, не видя ничего,Увидели: крепитПалач доску и вьет пеньку,И вот Ошейник свит.Взмахнет рукой, толкнет ногой —И жертва захрипит.

Но этот крик и этот хрипЗвучат в ушах моих,И ураганный барабан,Затихнув, не затих:Кто много жизней проживет,Умрет в любой из них.

IV