Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 1. Стихотворения. Поэмы (1902–1910) - Николай Степанович Гумилев

везде,

Наше желанье и страх,

Все отражалось, как в чистой воде,

В этих спокойных очах.

В мышцах жила несказанная мощь,

Нега — в изгибе колен,

Был он прекрасен, как облако, — вождь

Золотоносных Микен.

Что я? Обломок старинных обид,

Дротик, упавший в траву.

Умер водитель народов, — Атрид,

Я же, ничтожный, живу.

Манит прозрачность глубоких озер,

Смотрит с укором заря.

Тягостен, тягостен этот позор —

Жить, потерявши царя!

141

В моих садах — цветы, в твоих — печаль...

Приди ко мне, прекрасною печалью

Заворожи, как дымчатой вуалью,

Моих садов мучительную даль.

Ты — лепесток иранских белых роз.

Войди сюда, в сады моих томлений,

Чтоб не было порывистых движений,

Чтоб музыка была пластичных поз,

Чтоб пронеслось с уступа на уступ

Задумчивое имя Беатриче

И чтоб не хор менад, а хор девичий

Пел красоту твоих печальных губ.

142

Пощади, не довольно ли жалящей боли,

Темной пытки отчаянья, пытки стыда!

Я оставил соблазн роковых своеволий,

Усмиренный, покорный, я твой навсегда.

Слишком долго мы были затеряны в безднах,

Волны-звери, подняв свой мерцающий горб,

Нас крутили и били в объятьях железных

И бросали на скалы, где пряталась скорбь.

Но теперь, словно белые кони от битвы,

Улетают клочки грозовых облаков.

Если хочешь, мы выйдем для общей молитвы

На хрустящий песок золотых островов.

143

Я не буду тебя проклинать,

Я печален печалью разлуки,

Но хочу и теперь целовать

Я твои уводящие руки.

Всё свершилось, о чем я мечтал

Еще мальчиком странно-влюбленным,

Я увидел блестящий кинжал

В этих милых руках обнаженным.

Ты подаришь мне смертную дрожь,

А не бледную дрожь сладострастья,

И меня навсегда уведешь

К островам совершенного счастья.

144. У берега

Сердце — улей, полный сотами,

Золотыми, несравненными!

Я борюсь с водоворотами

И клокочущими пенами.

Я трирему с грудью острою

В буре бешеной измучаю,

Но домчусь к родному острову

С грозовою сизой тучею.

Я войду в дома просторные,

Сердце встречами обрадую

И забуду годы черные,

Проведенные с Палладою.

Так! Но кто, подобный коршуну,

Над моей душою носится,

Словно манит к року горшему,

С новой кручи в бездну броситься?

В корабле раскрылись трещины,

Море взрыто ураганами,

Берега, что мне обещаны,

Исчезают за туманами.

И шепчу я, робко слушая

Вой над водною пустынею:

«Нет, союза не нарушу я

С необорною богинею».

145. Избиение женихов

Только над городом месяц двурогий

Остро прорезал вечернюю мглу,

Встал Одиссей на высоком пороге,

В грудь Антиноя он бросил стрелу.

Чаша упала из рук Антиноя,

Очи окутал кровавый туман,

Легкая дрожь... и не стало героя,

Лучшего юноши греческих стран.

Схвачены ужасом, встали другие,

Робко хватаясь за щит и за меч,

Тщетно! Уверенны стрелы стальные,

Злобно-насмешлива царская речь:

«Что же, князья знаменитой Итаки,

Что не спешите вы встретить царя,

Жертвенной кровью священные знаки

Запечатлеть у его алтаря?

Вы истребляли под грохот тимпанов

Всё, что мне было богами дано,

Тучных быков, круторогих баранов,

С кипрских холмов золотое вино.

Льстивые речи шептать Пенелопе,

Ночью ласкать похотливых рабынь —

Слаще, чем биться под музыку копий,

Плавать под ужасом водных пустынь!

Что обо мне говорить вы могли бы?

«Он никогда не вернется домой,

Труп его съели безглазые рыбы

В самой бездонной пучине морской».

Как? Вы хотите платить за обиды,

Ваши дворцы предлагаете мне?

Я бы не принял и всей Атлантиды,

Всех городов, погребенных на дне!

Звонко поют окрыленные стрелы,

Мерно блестит угрожающий меч,

Все вы, князья, и трусливый и смелый,

Белою грудой готовитесь лечь.

Вот Евримах, низкорослый и тучный,

Бледен... бледнее он мраморных стен,

В ужасе бьется, как овод докучный,

Юною девой захваченный в плен.

Вот Антином... разъяренные взгляды...

Сам он громаден и грузен, как слон,

Был бы он первым героем Эллады,

Если бы с нами отплыл в Илион.

Падают, падают тигры и лани

И никогда не поднимутся вновь.

Что это? Брошены красные ткани

Или, дымясь, растекается кровь?

Ну, собирайся со мною в дорогу,

Юноша светлый, мой сын Телемах!

Надо служить беспощадному богу,

Богу Тревоги на черных путях.

Снова полюбим влекущую даль мы

И золотой от луны горизонт,

Снова увидим священные пальмы

И опененный, клокочущий Понт.

Пусть не запятнано ложе царицы, —

Грешные к ней прикасались мечты.

Чайки белей и невинней зарницы

Темной и страшной ее красоты».

146. Одиссей у Лаэрта

Еще один старинный долг,

Мой рок, еще один священный!

Я не убийца, я не волк,

Я чести сторож неизменный.

Лица морщинистого черт

В уме не стерли вихри жизни.

Тебя приветствуют, Лаэрт,

В твоей задумчивой отчизне.

Смотрю: украсили сады

Холмов утесистые