Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 3. Стихотворения. Поэмы (1914–1918) - Николай Степанович Гумилев

class="v">А тот, едва схватил еду,

Свою почувствовал беду,

Взлетел, но вновь слетел к земле —

Его нога была в петле.

Луи и весь его народ,

Вокруг устроив хоровод,

Смеялись весело над ним,

И, злобной яростью томим,

Он наконец им закричал:

«Ну и народ в пустыне стал!

Не позволяет мудрецам

Гулять спокойно по полям!

Вы помните ли наконец,

Что я старик, что я мудрец,

И знаю, сколько рыб в реке

И сколько гадов в тростнике,

Умею я в траве прочесть,

Чего нельзя, что можно есть.

Да что! А вы, озорники,

Как ваши знанья глубоки?»

Как стыдно сразу стало всем!

И распустил Луи затем

Петлю, и марабу, взмахнув

Крылами, вновь открыл свой клюв:

«Я очень стар и не ропщу.

Вы ж молоды, я вас прощу».

загл., автограф 3

без загл.

1–541

Глава первая

Под шум склонившейся листвы

Среди колеблемой травы

Свирепых воинов отряд

Идет — по десятеро в ряд

Мех леопардов на плечах,

Винтовки меткие в руках.

То абиссинцы... вся страна

Их негусу покорена

И только племя Гурабе

Своей противится судьбе,

Сто жалких деревянных пик...

И рассердился Менелик.

Взошла луна, деревня спит,

Сам Дух Лесов ее хранит.

За всем следит он в тишине

Верхом на огненном слоне:

Чтоб Аурарис-носорог

Напасть на лучника не мог,

Чтоб бегемота Гумаре

Не застрелили на заре

И чтобы Азо-крокодил

От озера не отходил.

— То благосклонен, то суров,

За хвост он треплет рыжих львов.

Но, видно, и ему невмочь

Спасти деревню в эту ночь;

Как стадо бешеных быков

Пустились абиссинцы... рев,

И крик и стон — на место сна

И в тучи спряталась луна.

Отважно племя Гурабе,

Никто не помнил о себе,

Но бой ночной — как бег в мешке,

Копье не держится в руке,

Они захвачены врасплох

И слаб их деревянный бог

Но вот нежданная заря

Взошла над хижиной царя

Он сам, вспугнув ночную сонь,

Зажег губительный огонь

И встал огромен и суров,

Чтоб смерить взорами врагов;

Раздуты ноздри, взор горит,

И в грудь, широкую, как щит,

Он ударяет кулаком,

Размахивает топором:

«Кто в бой со мною вступит, кто?»

Он ждет, но не идет никто.

Смутились абиссинцы, но

Вдруг выступил Ато-Гано,

Начальник их; он был старик,

В беседе весел, в битве дик,

Но и в преклонные года

Не трепетавший никогда;

Он вынул нож и прохрипел

Врагу: «Ну ладно, будь же смел!»

И прыгнул негр к нему на грудь,

Надеясь сразу подогнуть

Ему колени, но старик

Увертливый к земле приник,

Потом кольнул его и вновь

Стал ждать, чтоб заструилась кровь.

Опять прыжок, удар опять,

Ударов некогда считать;

И негр упал, как бурелом

Пред беспощадным стариком

Гано скривил улыбкой рот,

Довольно бормоча: «ну вот!»

Уж битва кончилась и мгла

Прикрыла мертвые тела

И абиссинцы поскорей

Ловили женщин и детей

И, как рабов, между собой

Делили шумною толпой.

Но был разгневан Дух Лесов

Огнем и гулом голосов

И крови запахом; Он встал,

И вглубь лесов загрохотал:

«Эй, носороги, эй, слоны,

И все, что смелы и сильны,

Здесь безволосых обезьян

Разбушевался очень стан,

Из чащи, из болот глухих

Спешите и пугните их...

Га, га, га, га, га, га, га, го,

Да не щадите никого!»

И словно ожил темный лес

Гурьбой страшилищ и чудес;

Неслись из дальней стороны

Рассвирепевшие слоны,

И зверь, чудовищный на взгляд,

С кошачьей мордой, а рогат,

За ними. (Я мечту таю,

Что я его еще убью

И к удивлению друзей

Врагам на зависть принесу

В зоологический музей

Его пустынную красу.)

— «Ага, сказал Ато Гано, —

Нам отдохнуть не суждено,

Вяжите пленных и — домой!»

И войско бросилось гурьбой.

У трупа павшего вождя

Он спотыкнулся, уходя

На мальчугана, лет семи,

Забытого его людьми.

«Ты сын вождя, ну хорошо!

Ты мой, коль я тебя нашел

Тебя зовут отныне Мик...»

Ворчал, неся его старик.

Глава вторая

В Адис-Абебе праздник был,

Гано подарок получил,

И, возвратясь из царских зал,

Он Мику весело сказал:

«Хоть был мятежник твой отец,

Но ты мне нравишься, малец.

В знак ласки руку я мою

Поцеловать тебе даю!»

Но Мик не слушал ничего,

За что и высекли его.

Прошло три года. Служит Мик,

Хотя он слаб и невелик,

Когда катается Гано,

Бежит за ним, скача смешно,

Несет ружье его и щит,

У двери мула сторожит;

Порою от насмешек слуг

Он убегал в соседний луг,

Где жил, привязан на аркан,

Большой косматый павиан.

Он никого не подпускал,

Зубами щелкал и рычал

И слуги ждали, что вот, вот

Он ослабеет и умрет.

Его жалея, скоро Мик

К его характеру привык

И, видя Мика, павиан

Не бесновался как шайтан

Обнявшись и рука в руке,

На обезьяньем языке

Они делились меж собой

Мечтами о стране иной,

Где каждый счастлив, каждый сыт,

Играет вдоволь, вдоволь спит,

Поведал Мику павиан

О вольной жизни обезьян.

— Ночь целую они в горах,

Куда не доберется враг.

Где в теплой темноте пещер

Ни леопардов, ни пантер;

А утром все сбегают вниз

Есть кактус, смоквы и маис,