Не отрекаются любя. Полное собрание стихотворений - Вероника Михайловна Тушнова

class="v">и верность,

и чувств глубина!

Как трудно бывает заметить порой,

что все это быть перестало игрой,

что детство шагнуло уже за порог,

под жгучие ветры

душевных тревог…

Ну, вот ты и выросло, новое племя!

Навряд ли ты помнишь военное время,

а я вот нет-нет да припомню бойца

с таким же мальчишеским складом лица

и девочку худенькую

у станка,

рука у которой вот так же тонка…

И с новым волненьем за вами слежу,

и новую нежность в душе нахожу,

и новую гордость в душе нахожу,

смотря на улыбки, на линии лба,

на руки, в которых

и наша судьба!

О счастье

Ты когда-нибудь плыл по широкой воде,

обнимающей плотно и бережно тело,

и чтоб чайка в то время над морем летела,

чтобы облако таяло в высоте?

Ты когда-нибудь в зной

добредал до ключа,

что коряги и камни

обегает журча,

что висящие корни толкает и лижет

и на мох

серебристые шарики нижет?

Ты ложился и пил этот холод взахлеб,

обжигая им пыльные щеки и лоб?

Ты когда-нибудь после

очень долгой разлуки

согревал свое сердце

о милые руки?

Ты когда-нибудь слышал,

в полутьме, в полусне,

дребезжащий по крышам

первый дождь по весне?

И ребячья ручонка тебя обнимала?

И удача большая в работе бывала?

Если так, я почти согласиться готова –

счастлив ты…

Но ответь на последний вопрос:

ты когда-нибудь

сделал счастливым другого?

Ты молчишь?

Так прости мне жестокое слово –

счастья в жизни

узнать тебе не привелось!

«Людские души – души разные…»

Людские души – души разные,

не перечислить их, не счесть.

Есть злые, добрые и праздные

и грозовые души есть.

Иная в силе не нуждается,

ее дыханием коснись –

и в ней чистейший звук рождается,

распространяясь вдаль и ввысь.

Другая хмуро-неотзывчива,

другая каменно-глуха

для света звезд,

для пенья птичьего,

для музыки

и для стиха.

Она почти недосягаема,

пока не вторгнутся в нее

любви тревога и отчаянье,

сердечной боли острие.

Смятенная и беззащитная,

она очнется,

и тогда

сама по-птичьи закричит она

и засияет как звезда.

Ночь в горах

Мы ступаем по блеску лунному,

я и спутник случайный мой.

Ночь холодная,

ночь бездумная,

в лунном инее, как зимой.

Тускло теплятся

горы снежные,

невесомые под луной…

Небо прежнее.

Звезды прежние.

Крылья прежние за спиной!

Два моих молодых крыла…

Как забыть я о них могла?

Через скалы,

ручьев промоины,

речки скомканную парчу –

«Все доступно,

и все дозволено!» –

пожелаю

и полечу!

Под ногами – трава несмятая

в ледяной голубой росе.

А душа-то –

у всех крылатая.

Только знают про то

не все.

О непомерных прихотях души

Да, и они под стол пешком ходили

и палочки чертили –

малыши.

И, может быть, им строго говорили

о непомерных прихотях души.

Нет, не в таких, конечно, выраженьях,

в словах, доступных детскому уму:

дескать, учи таблицу умноженья,

а выдумки все эти

ни к чему!

И плакались впоследствии знакомым:

«Упрям! Хоть кол на голове теши!»,

твердя в негодовании законном

о непомерных прихотях души.

Нет, не в таких, конечно, выраженьях

велся их наболевший разговор:

«Давно бы мог добиться положенья,

а он чудак какой-то,

фантазер!

Все сыновья как сыновья,

а этот

бог весть чего забил себе в башку:

то новый опыт, то какой-то метод,

рад ерунде, грустит по пустяку…»

…

Но вот летит за сто веков отсюда

туманность мысли, ставшая звездой.

Все восклицают: «Совершилось чудо!»

А все ведь шло своею чередой.

А если вправду говорить о чуде,

так вот оно – вот эти малыши,

провидцы эти,

будущего люди,

чьи непомерны прихоти души.

Виолончель за стеной

Я сперва не любила

монотонные трели,

упражненья

неопытной

виолончели.

А она то и дело

шмелиной струною

заунывно гудела

за моею стеною.

Вопрошала сначала

о чем-то протяжно

и сама отвечала

печально и важно.

А потом я смирилась,

привыкла

и даже

полюбила

учебные эти пассажи.

К девяти

все уходят

из нашей квартиры.

Предвесеннее утро

промозгло и сыро.

Снег за окнами сыплется

мокрый и редкий,

южный ветер качает

намокшие ветки,

полон сад

воробьиного вздорного гама…

Жду – когда же послышится

первая гамма,

этот медленный голос,

звучащий глубоко?

С ним

(не стану скрывать!)

мне не так одиноко,

и как будто бы

легче спорится работа,

оттого что бок о бок

работает кто-то.

Будто в трудной дороге

со мною подруга,

и порой нам обеим

приходится туго,

и порой к нам обеим

приходит удача…

Я, наверно, теперь

не смогла бы иначе.

Жаль одно:

незнакомка не знает,

не слышит,

как за стенкою

песня беззвучная

дышит,

как тоскует, ликует,

бьется в строчках

как в клетке.

Дождь и ветер.

Качаются мокрые ветки.

Июль

Пахнет липами на улице Воровского,

пахнет липами на площади Восстания,

льется запах волнами и всплесками,