Владимир Высоцкий - Я не верю судьбе

1968

Смотрины

В. Золотухину и Б. Можаеву

   Там у соседа — пир горой,   И гость — солидный, налитой,   Ну а хозяйка — хвост трубой —     Идет к подвалам, —   В замок врезаются ключи,   И вынимаются харчи;   И с тягой ладится в печи,     И с поддувалом.

А у меня — сплошные передряги:То в огороде недород, то скот падет,То печь чадит от нехорошей тяги,А то щекý на сторону ведет.

   Там у соседа мясо в щах —   На всю деревню хруст в хрящах,   И дочь — невеста, вся в прыщах, —     Дозрела, значит.   Смотрины, стало быть, у них —   На сто рублей гостей одних,   И даже тощенький жених     Поет и скачет.

А у меня цепные псы взбесились —Средь ночи с лая перешли на вой,Да на ногах моих мозоли прохудилисьОт топотни по комнате пустой.

   Ох, у соседа быстро пьют!   А что не пить, когда дают?   А что не петь, когда уют     И не накладно?   А тут, вон, баба на сносях,   Гусей некормленных косяк…   Да дело даже не в гусях, —     А все неладно.

Тут у меня постены появились,Я их гоню и так и сяк — они опять,Да в неудобном месте чирей вылез —Пора пахать, а тут — ни сесть ни встать.

   Сосед малёночка прислал —   Он от щедрот меня позвал, —   Ну, я, понятно, отказал,     А он — сначала.   Должно, литровую огрел —   Ну и, конечно, подобрел…   И я пошел — попил, поел, —     Не полегчало.

И посредине этого разгулаЯ пошептал на ухо жениху —И жениха как будто ветром сдуло, —Невеста, вон, рыдает наверху.

   Сосед орет, что он — народ,   Что основной закон блюдет:   Что — кто не ест, тот и не пьет, —     И выпил, кстати.   Все сразу повскакали с мест,   Но тут малец с поправкой влез:   «Кто не работает — не ест, —     Ты спутал, батя!»

А я сидел с засаленною трешкой,Чтоб завтра гнать похмелие мое,В обнимочку с обшарпанной гармошкой —Меня и пригласили за нее.

   Сосед другую литру съел —   И осовел, и опсовел.   Он захотел, чтоб я попел, —     Зря, что ль, поили?!   Меня схватили за бока   Два здоровенных мужика:   «Играй, паскуда, пой, пока     Не удавили!»

Уже дошло веселие до точки,Уже невесту тискали тайком —И я запел про светлые денечки,«Когда служил на почте ямщиком».

   Потом у них была уха   И заливные потроха,   Потом поймали жениха     И долго били,   Потом пошли плясать в избе,   Потом, дрались не по злобé —   И всё хорошее в себе     Доистребили.

А я стонал в углу болотной выпью,Набычась, а потом и подбочась, —И думал я: а с кем я завтра выпьюИз тех, с которыми я пью сейчас?!

   Наутро там всегда покой,   И хлебный мякиш за щекой,   И без похмелья перепой,     Еды навалом,   Никто не лается в сердцах,     Собачка мается в сенцах,   И печка — в синих изразцах     И с поддувалом.

А у меня — и в ясную погодуХмарь на душе, которая горит, —Хлебаю я колодезную воду,Чиню гармошку, и жена корит.

1973

«Штормит весь вечер, и пока…»

Штормит весь вечер, и покаЗаплаты пенные латаютРазорванные швы песка —Я наблюдаю свысока,Как волны головы ломают.

И я сочувствую слегкаПогибшим — но издалека.

Я слышу хрип, и смертный стон,И ярость, что не уцелели, —Еще бы — взять такой разгон,Набраться сил, пробить заслон —И голову сломать у цели!..

И я сочувствую слегкаПогибшим — но издалека.

А ветер снова в гребни бьетИ гривы пенные ерошит.Волна барьера не возьмет, —Ей кто-то ноги подсечет —И рухнет взмыленная лошадь.

И посочувствуют слегкаПогибшей ей, — издалека.

Придет и мой черед вослед:Мне дуют в спину, гонят к краю.В душе — предчувствие как бред, —Что надломлю себе хребет —И тоже голову сломаю.

Мне посочувствуют слегка —Погибшему, — издалека.

Так многие сидят в векахНа берегах — и наблюдаютВнимательно и зорко, какДругие рядом на камняхХребты и головы ломают.

Они сочувствуют слегкаПогибшим — но издалека.

1973

Баллада о короткой шее

Полководец — с шеею короткойДолжен быть в любые времена:Чтобы грудь — почти от подбородка,От затылка — сразу чтоб спина.

На короткой незаметной шееГолове удобнее сидеть, —И душить значительно труднее,И арканом не за что задеть.

   А они вытягивают шеи   И встают на кончики носков:   Чтобы видеть дальше и вернее —   Нужно посмотреть поверх голов.

Все, теперь ты — темная лошадка,Даже если видел свет вдали, —Поза — неустойчива и шатка,И открыта шея для петли.

И любая подлая ехиднаСосчитает позвонки на ней, —Дальше видно, но — недальновидноЖить с открытой шеей меж людей.

   Вот какую притчу о Востоке   Рассказал мне старый аксакал.   «Даже сказки здесь — и те жестоки»,   Думал я — и шею измерял.

1973

«Мы все живем как будто, но…»

   Мы все живем как будто, но   Не будоражат нас давно   Ни паровозные свистки,   Ни пароходные гудки.   Иные — те, кому дано, —   Стремятся вглубь — и видят дно, —   Но — как навозные жуки   И мелководные мальки…

А рядом случаи летают, словно пули, —Шальные, запоздалые, слепые на излете, —Одни под них подставиться рискнули —И сразу: кто — в могиле, кто — в почете.

   А мы — так не заметили   И просто увернулись, —   Нарочно, по примете ли —   На правую споткнулись.

  Средь суеты и кутерьмы —  Ах, как давно мы не прямы! —  То гнемся бить поклоны впрок,  А то — завязывать шнурок…  Стремимся вдаль проникнуть мы, —  Но даже светлые умы  Всё размещают между строк —  У них расчет на долгий срок…

  Стремимся мы подняться ввысь —  Ведь думы наши поднялись, —  И там царят они, легки,  Свободны, вечны, высоки.  И так нам захотелось ввысь,  Что мы вчера перепились —  И горьким думам вопреки  Мы ели сладкие куски…

  Открытым взломом, без ключа,  Навзрыд об ужасах крича,  Мы вскрыть хотим подвал чумной —  Рискуя даже головой.  И трезво, а не сгоряча  Мы рубим прошлое с плеча, —  Но бьем расслабленной рукой,  Холодной, дряблой — никакой.

  Приятно сбросить гору с плеч —  И все на божий суд извлечь,  И руку выпростать, дрожа,  И показать — в ней нет ножа, —  Не опасаясь, что картечь  И безоружных будет сечь.  Но нас, железных, точит ржа —  И психология ужа…

А рядом случаи летают, словно пули, —Шальные, запоздалые, слепые на излете, —Одни под них подставиться рискнули —И сразу: кто — в могиле, кто — в почете.

   А мы — так не заметили   И просто увернулись, —   Нарочно, по примете ли —   На правую споткнулись.

1974

«Сначала было Слово печали и тоски…»

   Сначала было Слово печали и тоски,   Рождалась в муках творчества планета, —   Рвались от суши в никуда огромные куски   И островами становились где-то.

И, странствуя по свету без фрахта и без флагаСквозь миллионолетья, эпохи и века,Менял свой облик остров, отшельник и бродяга.Но сохранял природу и дух материка.

   Сначала было Слово, но кончились слова.   Уже матросы Землю населяли, —   И ринулись они по сходням вверх   ==на острова.   Для красоты назвав их кораблями.

Но цепко держит берег — надежней мертвой хватки.И острова вернутся назад наверняка.На них царят морские — особые порядки.На них хранят законы и честь материка.

   Простит ли нас наука за эту параллель,   За вольность в толковании теорий, —   Но если уж сначала было слово на Земле,   То это, безусловно, — слово «море»!

1974