Судьбы моей калейдоскоп - Людмила Яковлева

начать всплывать. Да, я всплыла, но сперва я два года пребывала в отчаянии и лежала, как камбала на этом самом дне. А затем более двух лет всплывала. В один из таких несчастных для меня дней проснулась я утром, увидела, что день серенький, темный, за окном все в черно-белом цвете, и вдруг в голову мне пришли следующие строки:

Я иду по своей судьбе босая и растрепанная.

Острые камни ранят мои ноги, ветер рвет волосы.

Серые льдинки впиваются в кожу.

Может быть, где-то тепло и светит солнце, но меня там нет.

Это я выбрала такой путь?

Или кто-то предопределил его?

Может быть, стоит свернуть, найти другую дорогу?

Почему же я не делаю этого?

Мне тяжело? Нет, мне не тяжело, мне невыносимо трудно.

В моей жизни одни вопросы и нет ответов.

У меня были и радость, и счастье, но за все я сполна заплатила

Жестокой судьбе страданиями и слезами.

Жестокой? Нет, она не жестокая, она равнодушная.

Она даже не знает о моем существовании.

Она гонит и гонит всех нас к краю, к краю,

За которым ничего уже нет.

Я посадила дерево, вырастила сына и создала дом.

Дерево выросло, у сына своя жизнь, а дом никому не нужен.

Зачем? Зачем все это?

Зачем я появилась на свет, зачем жила, мучилась,

Зачем теперь мне надо уйти в небытие?

Забытой и никому не нужной,

Не оставив после себя и следа?

Замечательная поэтесса Людмила Кирпу, читать и слушать которую я очень люблю, как-то сказала, что стихи снисходят сверху, от Бога. Уж не знаю, откуда они снисходят, но вот эти строчки как-то сразу излились из моей груди и запечатлелись в памяти. Мне только осталось сесть и записать их.

Эти-то стихи я прочла «на бис» в литературной студии. Выслушав меня, Алексей спросил, что я думала, когда писала эти строки, и как я их назвала? Я ничего не думала и никак не называла свой опус. Просто я таким образом излила свою боль. Более того, я вообще никак не называю то, что я пишу. Я не знаю, как это называется. Я считаю, что литературное произведение должно быть интересным, читабельным, а название – это дело самое последнее.

Потом случилось так, что мы с Алексеем поссорились. На почве литературы. Не поняли друг друга. Я считала себя правой, и обида моя была так велика, что не умещалась в рамки обычного письма в прозе. А потому я написала два верлибра и отправила их Алексею. Он также считал себя правым, ответ мне написал в прозе, но в конце добавил, что мои верлибры произвели на него впечатление. Тут у меня обида и прошла.

Все эти события не мешали мне продолжать писать прозаические произведения самого различного характера, которые я также никак не называла или называла просто рассказами. В 2008 году вышла моя первая книга, а в 2009 – вторая.

В 2009 году я первый раз побывала в Израиле, в Эйлате. Посетила Иерусалим. Увиденное произвело на меня большое впечатление. После посещения Храма Гроба Господня гид предоставила нам два свободных часа. Выпив чашку кофе, я прошлась вдоль лавок торговцев. Один из них стал показывать мне свой товар. Я заговорила с ним. Он начал что-то объяснять, пригласил в свою комнату, усадил на стул, а сам сел напротив. Выяснилось, что он бедуин. «Ты слышала что-нибудь о бедуинах?» Я ответила, что слышала, но он первый бедуин, которого я вижу вживую и с которым разговариваю.

Он поведал мне, что вот стоит он перед своим товаром и присматривается к проходящим мимо него людям. Так постепенно он научился в них разбираться. Когда он увидел меня, то сразу понял, что я или русская, или финка – я уже успела рассказать, что я из Финляндии. Дальше он уже импровизировал. Он сказал, что с первого взгляда понял, что я – человек творческий, врач, художник или писатель. И потому заговорил со мной.

Он хочет поговорить со мной, это будет символом того, что мы с ним посадили цветок. Когда мы продолжим нашу беседу, это будет означать то, что мы поливаем цветок, он расцветет и станет прекрасным розовым кустом. «У тебя есть десять минут?» Я смотрю на часы и вижу, что мне уже пора уходить. Я говорю ему об этом. Он просит меня не уходить. Мы посадим прекрасный розовый куст. Нам нужно поговорить.

Я напоминаю ему об автобусе, который не станет ждать, о гиде, который будет искать меня. «У тебя есть десять минут? Мы посадим цветок». У меня нет десяти минут. Я прощаюсь с ним и ухожу. Мы не посадим цветок. Наш розовый куст не расцветет никогда.

Вернувшись из поездки в Вечный город, я, усталая, можно сказать, рухнула в постель. Затем среди ночи проснулась, долго ворочалась с одного бока на другой, потом записала те строки, которые приводятся ниже, и заснула сном младенца:

В Иерусалиме

Мы встретились в Старом Иерусалиме.

Он стоял возле своего магазинчика,

А я шла среди равнодушной толпы

И бросала безразличные взгляды

На всю экзотику восточного базара.

Он выхватил меня из толпы и сказал:

«Я стою здесь и смотрю в лица проходящих людей.

Я увидел твое лицо и понял, кто ты.

Давай поговорим».

Он пригласил меня в свою комнатку,

Посадил на стул, а сам сел напротив.

Он сказал: «Давай поговорим.

Мы будем говорить и посадим цветок.

Мы будем говорить и поливать этот цветок.

Мы будем говорить, и вырастет розовый куст.

Дай мне десять минут!»

Но у меня не было десяти минут.

Он сказал: «Давай поговорим, и вырастет розовый куст.

И все люди будут жить в дружбе и мире.

Дай мне десять минут!»

Но у меня не было десяти минут, и я ушла.

Я успела на автобус и уехала.

У меня не было десяти минут, и мы не поговорили.

И не вырос розовый куст, и люди не стали братьями.

У меня не было десяти минут,

И не вырастет никогда розовый куст,

И никогда люди не станут братьями,

Потому что у меня не