Алексей Лозина-Лозинский - Противоречия: Собрание стихотворений

7. «Я всё забыл и дням забыл я счет…»

Посв. С. М. Арамянц

Я всё забыл и дням забыл я счет,Расстался я, свистя, с исканьем и сомненьем.Пускай прошедшее мое пройдет,Совсем, совсем пройдет с мечтой и утомленьем.

Святыня – жизнь? Иль наслаждений срок?Кто знает! Тайна – всё, но, значит, всё известно…Я был дурен… Но ведь везде порок,А в зле быть хуже всех, о, это даже лестно!

И путь другим избрал и я своим,Чтоб жить среди людей с насмешкой наглой лестиИ с пошлостью, и понятой другим,И всё ж прощенною за недостатком чести.

Но вечером мне больно, как всегда,Когда я остаюсь вне суеты и взоров,И мучит вновь далекая звездаИзменою труду и ложью разговоров.

«Снова мир наивный…»

Снова мир наивный,Снова свет дневной,Звонкий переливный,Детский, золотой.

Солнца, солнца пятна,Лица, грохот дня…Мне уж непонятно –Что ж гнело меня?

Чем я волновалсяВ чем был мой испуг…Мир как мир остался, –Милый, узкий круг.

ГРЯДУЩАЯ СМЕРТЬ

Уносясь морским потоком,Я колеблюсь в челнокеИ в раздумьи одинокомСозерцаю грустным окомЧерный берег вдалеке.

Будто в тонкой ткани блещетМесяц в светлых облаках,Вал рычит, о берег плещет,Мой челнок в волнах трепещет,Сердце бедное – в мечтах.

И мне кажется порою,Что безлюден этот брег,Что прошли века чредою,Унесли людей с собою…Я – последний человек…

Мертво всё. Не встанет снова.Спят цари и мудрецы,Плач, и смех, и мысль, и слово,Спят в развалинах суровоКолоссальные дворцы,

И травой, сухой, колючей,Площадей зарос простор;Тут провалы, там могучейГлыба в высь несется кручей;Всюду трещины и сор…

Светит месяц. Контур резкийТени падает от стен,Сложной тканью арабески,Облупившиеся фрески,Разноцветят дряхлый тлен.

Мрамор лестниц, выси, своды,Город мертвых, страшных груд…И считают молча года,Как рождаются народы,Славой кичатся и мрут.

Человечества остаткиВняли, как смешна борьба,Как соблазны наши гадки,Как мгновенья жизни краткиИ таинственна судьба.

Сбросив с тела одеянье,Удалились снова в лес,Слушать моря рокотанье,Погружаясь в созерцаньеВечной прелести небес.

Позабыв о всех заботах,О вражде и о страстях,С мыслью в сказочных высотах,Люди жили в гулких гротах,На лесистых островах…

Но немногие мечтаньяНе прияли и одниПродолжали изысканья,Жаждя жизни оправданья…Тщетно мыслили они.

Все прошли в веках… И что жеДоказал столетий бег?Тайна, сон… Великий Боже!Я, последний, вижу то же,Что и первый человек.

«Я не люблю театр. Я вижу слишком ясно…»

Я не люблю театр. Я вижу слишком ясноАктера в Гамлете, за сценою кулису,Партер же… о, партер, он выглядит прекрасно!Мне, правда, иногда вдруг больно за актрису.

Но я люблю концерт. И лица погруженныхВ простор, вдруг созданный дрожаньем первой скрипки,В мир звуков, дарящий глубинам утомленныхТо скорбь его души, то ласковость улыбки.

Бросаю часто я наброски за колонкой:Я сохранил из них – горбатого больногоИ профиль женщины с ним рядом, бледной, тонкой,Глядевшей холодно, задумчиво и строго.

В них драма чуялась – как будто тени смертиПо лицам шли – ее и грустного урода…Я подписал потом набросок мой в конверте –Под ней – Esmeralda, под ним же Quasimodo.

Я помню, рос тогда в прелестных, тихих мукахНапев оркестра и… Как слез просило чувство!Не знаю почему. Что было в этих звуках?Но разве речь людей нам передаст искусство…

Но если б женщина, красивейшая в свете,Вдруг вспомнила б свое, пусть грустное, паденье,Так это, может быть, напомнило бы этиАккорды странного и робкого волненья.

В ЗАБЫТЬИ

Лежу один; будто смятый;И чую – мне жутко тут.Где-то идут солдаты,Барабаня, солдаты идут.

Все нити, все, с миром странноОборваны; все слова…Грубая где-то пьяноЖизнь хохочет, шагает – раз, два!

Шагают в такт… Ровно, звонко.Отбросил волну портьер.Гордо звеня шпажонкой,Фатоватый идет офицер.

Мне кажется жизнь ужасной,Жизнь этой толпы людей,Сытой, здоровой, красной,Новгородцев, смолян, вятичей…

Прошли. Ложусь. Пусто, слепо…Портьеры забыл спустить.Странно, смешно, нелепо:Барабанят и любят ходить.

TAEDIUM VITAE

Мы, милльоны прошлыхИ еще живых,Горделивых, пошлых,Добрых, умных, злых,Мы – рабы бессменныхИ немногих чувств,Уж запечатленныхТворчеством искусств.Сны стары сомнений,Как и чары нег;Десять ощущений –Вот весь человек.И когда философИль болтун пустойКинут в чернь вопросовБеспокойный рой,И она заспоритИль, раскрывши рот,Слушает и вторитИ спасенья ждет –Я пожму плечами,Вял и раздражен…Ах, двумя словамиОн давно решен,Ваш вопрос проклятый,Выросший в речах,Суженный и смятыйВ новых мелочах…Пусть мудрец и клоунК правде путь найдут:Не найден еще он,Но он есть! он тут!Выход! Жить! ИзвестенДолжен быть ответ!Почему же есть он?Выхода и нет.Все мы, все, играемГамму ту же нотИ (ужасно!) знаемГамму наперед.Знаем, что полюбим,Будет «да» и «ты»…Знаем, что погубимВ браке все мечты,К «мы» от «я» подросткаПерейдем и (жаль…)Станем скучно, жесткоЗа прогресс, мораль…И, таща невидноВсё к своей норе,Понесем солидноПошлость о добре.А мечи, а храмыНаших лучших летНе поймем тогда мыИли скажем – бред…Будем, тупы, тупы,Лгать умно, как все…После — полутрупыВ старческой красе.Мир сполна показанБыл давно до нас,Каждый звук уж сказанМного, много раз…

«На дно погрузились останки от шкуны…»

На дно погрузились останки от шкуны,В песок бесконечный и плоский…Баюкает зыбь и швыряют буруны,Ломают о скалы, заносят в лагуныОтбитые, черные доски.

У бухт они дремлют, где пальмы прелестны,Ныряют в прибоях средь пены,Ко льдам примерзают, бесцельны, безвестны…Их судьбы изменчивы и интересны,Но трупы не ждут перемены.

ДЕВУШКА В БАЛЬНОМ ПЛАТЬЕ

Кто смерть нарисовал пугающим скелетом,Кто мог косу в суставы ей вложить?Кто мог так не хотеть расстаться с этим светом,Чтоб смерть такой себе вообразить?О, он был мужиком, попом, но ни поэтомИ ни философом не мог он быть.

Смерть – это девушка в одежде светлой, бальной,Но у нее простой и добрый вид;Она покинула большой дворец хрустальный,Пришла прильнуть к огню твоих ланит,Она зовет тебя – мой мальчик, мой печальный, —С такой улыбкой нежною глядит.

Вся – легкая, вся – сон, смерть – в бальном платьеВы знаете – прозрачна кисея,Летит лазурный газ, волной душистой вея,И кружевом украшены края.Она заботится: Ах, как твой жар? Сильнее?И после: Ждал? Ну, вот же, вот и я…

Пришла, сидит; твоя подушка смята –Она поправила: ведь ты без сил.Нагнулась ласково и шутит, что богатаНевеста-смерть… Смерть не скелет могил,Она – как женщина, которую когда-тоТы трогательно в юности любил…

«Пусть мы пред Божьими просторами…»