Райнер Мария Рильке - Новые стихотворения

ИЗ ЦИКЛА «ПУТЕШЕСТВИЯ»

Венеция

I

Речь чужая. Мы в гондолусели, в черную. И вотнад водою, будто долу,город мраморный плывет.

Тишь. Рыбацких разговороврокот да весло звенит.Из каналов и соборовнас чужая ночь манит.

Черный след бежит все тише,звон к вечерне веет с вод.Верь: я — кесарь опочивший,ждет меня надгробный свод.

(С. Петров)

Касабъянка

Церквушка со ржавым фронтономсовсем занеслась в облаках,а к ней кипарисы с поклоном,как иноки в серых шлыках.

В алтарной пыли святыетомятся за поставцом.В глазницы окон пустыезаря их дарит венцом.

(С. Петров)

ИЗ КНИГИ «РАННИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ»

* * *

Слова, всю жизнь прожившие без ласки,непышные слова — мне ближе всех.Я их одену в праздничные краски,услышу тихий, благодарный смех.

Откроется, о чем они молчали,о чем не знали сами до сих пор.Они в стихах ни разу не бывалии робко входят, опуская взор.

(Г. Ратгауз) * * *

Дрожа, ощущаю пороюпо жизни глубинный свой путь.Слова воздвигались стеною,а за ними синеет грядоюи сияет их суть.

Еще не ясны мне приметы,но есть такая страна:коса там звенит с рассвета,и лодка плещется где-то,и кругом — тишина.

(Т. Сильман) * * *

Когда опять прольется свет луны,стряхнув печали города-громады,прильнем к узору стрельчатой ограды,чьей тенью с садом мы разлучены.

Теперь уж он не тот, каким был днем:в нем нет детей, нарядов, светотени,сейчас он одинок в своем цветеньис открытым для бессонницы прудом.

И кажется, что белых статуй рядчуть-чуть шевелится во тьме аллеи,и стали мраморнее и светлеефигуры легкие у входа в сад.

Дороги, как распутанные пряди,лежат рядами, тихие, без цели,луна слегка касается полян;и аромат цветов течет к ограде,и над фонтанами в ночной прохладекак будто струи плещут еле-еле —след игр дневных…

(Т. Сильман)

ИЗ КНИГИ «ЧАСОСЛОВ»

ИЗ «КНИГИ МОНАШЕСКОЙ ЖИЗНИ»

И час этот пробил, ясен и строг,и металлом коснулся меня.Я дрожу. И знаю: теперь бы я смогдать пластический образ дня.

Здесь ничто без меня не завершенои ничто не успело стать.И мой взгляд все светлее — ему даноэтот мир, как невесту, обнять.

Даже малая вещь для меня хорошаи в картине моей цвететна сияющем фоне, — и чья-то душа,с нею встретившись, оживет.

(Т. Сильман) * * *

Столетье сдвинулось. Мне слышен шум глухой,с страницы исполинской рвется ветер взлета,она божественной, твоей, моей испещрена рукой,в бездонной высоте, неведомый — ее листает                                           кто-то.Уже страницы новой край намечен,на ней еще должно все появиться.

Безмолвно силы расправляют плечии сумрачно друг другу смотрят в лица.

(Н. Монахов) * * *

Из Слова твоего читаю эту быль,Из свитка мудрых мановенийтвоей руки — она вокруг творений,их обтекая, нежно изгибалась.Звучало громко — жить, а умирать —                       шепталось,и слово быть гремело, как прилив.Но смерти час рожден убийством был.И пропасть в мироздании раздалась.И прянул взрыви голоса мгновенно раздробил, —они едва-едва собралисьтебя назвать,тебя позвать,мост через пропасти великий —

намеки в речи их с тех пор одни остались —блики:мерцанье древнего именованья.

(Н. Монахов)

ИЗ «КНИГИ ПАЛОМНИЧЕСТВА»

Нет без тебя мне жизни на земле.Утрачу слух — я все равно услышу,очей лишусь — еще ясней увижу.Без ног я догоню тебя во мгле.Отрежь язык — я поклянусь губами.Сломай мне руки — сердцем обниму.Разбей мне сердце. Мозг мой будет битьсянавстречу милосердью твоему.А если вдруг меня охватит пламяи я в огне любви твоей сгорю —тебя в потоке крови растворю.

(А. Немировский) * * *

Душа моя, как некая жена,снопы Твои увязывает днем,весь день, как Руфь, Ноэмии сноха,на ниве труженица, а потом,как свечереет, входит в водоем,омоется, нарядится и в домидет к Тебе, когда все смолкло в нем,и ставит яства с медом и виному ног твоих усердна и тиха.

А кликнешь в полночь — сердца не тая,она в ответ: Я — Руфь, слуга твоя.Простри же над слугой своей крыла:ведь Ты — наследник.И спит у ног Твоих душа моя,от крови божией она теплаи до зари не покидает сна.Она — как Руфь. Как некая жена.

(С. Петров) * * *

Ведь Ты — наследник.Сын бывает с детстварабом наследства.И как сады — сыны.      Ведь ты наследник.

(С. Петров) * * *

И в наследьи зеленысады былые с синей тишинойразвалин неба.Луг с росой и лета,вещающие солнцем слово света,и весны жалобные, как приветы,наплаканные молодой женой.Наследуй пышных осеней наряды,как поэтические благостыни.Бочком к тебе прижаться будут радывсе зимы, как сиротские пустыни.Тебе в наследство и Казань, и Рим,Флоренция с Венецией, а к ними Лавра Троицкая, и тот монастырь,что в Киеве разросся вглубь и вширь,уйдя под землю в сумрак богомольный.Тебе в наследство град первопрестольный —Москва с великой думой колокольной,языков речь и звук волынки вольной,как жемчугом, твои усыплют дни.

(С. Петров) * * *

Ты старый, темный, закоптелыйи волосы Твои — как дым.Свое незримо правишь дело,седой кузнец годам седым.У наковальни век свой целыйстоишь, великий, нелюдим.

И в праздник у Тебя дела —Ты меч ковать не перестанешь,его без устали чеканишь,да станет сталь его светла.Когда все пьяны, сонны, сытыи смолкли жернов и пила,то слышно нам, как в те часы Тымахаешь молотом сердито,гремя во все колокола.

Ты не учился, мастер вещий,а сразу молот взял и клещии сам в себе обрел права.Ты — нам неведомый заезжий,о ком то робко шепчут вещи,а то набатом бьет молва.

(С. Петров) * * *

Дом одинокий, на краю села —как во вселенной у ее конца.

Дорога постояла у сельцаи снова в ночь тихонько побрела.

Сельцо всего лишь робкий переход,меж двух пространств оно чего-то ждет, —не тропка, а дорога вдоль окон.

И кто из дому странствовать уйдет,в пути, быть может, смерти обречен.

(С. Петров) * * *

Все станет вновь великим и могучим.Деревья снова вознесутся к тучам,к возделанным полям прольются воды,и будут снова по тенистым кручамсвободные селиться скотоводы.

Церквей не будет, бога задавивших,его оплакавших и затравивших,чтоб он, как зверь израненный, затих.Дома откроются как можно шире,и жертвенность опять родится в мире —в твоих поступках и в делах моих.

С потусторонним больше не играяи смерть не выставляя напоказ,служа земному, о земном мечтая,достойно встретим свой последний час.

(Т. Сильман) * * *

Уж рдеет барбарис, и ароматомувядших астр так тяжко дышит сад.Тот, кто на склоне лета не богат,тому уж никогда не быть богатым.

И кто под тяжестью прикрытых векне ощутит игры вечерних бликов,и ропота ночных глубинных рек,и в нем самом рождающихся ликов, —тот конченный, тот старый человек.

И день его — зиянье пустоты,и ложью все к нему обращено.И ты — господь. И будто камень — ты,его влекущий медленно на дно.

(Т. Сильман)

ИЗ «КНИГИ НИЩЕТЫ И СМЕРТИ»