Эдгар По - Собрание сочинений в четырех томах. Том 1

ВОРОН[73]

Это было мрачной ночью; сны являлись мне воочью,В смутном книжном многострочье мысль блуждала тяжело.Над томами я склонился, в них постигнуть суть пытался,Вдруг как будто постучался кто-то в темное стекло…«Это путник, — прошептал я, — мне в оконное стеклоПостучал — и все прошло».

Помню этот час, как ныне: мир дрожал в декабрьской стыни,Умирал огонь в камине… О, скорей бы рассвело!Поверял я книгам горе по утерянной Леноре —Это имя в райском хоре жизнь вторую обрело,Осчастливленное небо это имя обрело,А от нас оно ушло.

И под шорохи гардины в сердце множились картины,Где сплеталось воедино грез несметное число.Чтоб избавиться от дрожи, я твердил одно и то же:«Что же страшного? Прохожий постучал слегка в стекло,Гость какой-нибудь захожий постучал, придя, в стекло,Постучал — и все прошло».

Так прогнав свою тревогу, я сказал: «Вздремнул немного,Извините, ради Бога, наваждение нашло.Вы так тихо постучали, что подумал я вначале —Не снега ли, не ветра ли застучали о стекло?Я подумал: звук случайный, вроде ветра о стекло,Отшумел — и все прошло».

Дверь открыл и на ступени вышел я — лишь тьма и тени.В сердце скопище видений умножалось и росло,И, хоть все кругом молчало, дважды имя прозвучало —Это я спросил: «Ленора?» (так вздыхают тяжело),И назад печальным эхом, вдруг вздохнувшим тяжело,Имя вновь ко мне пришло.

И прикрыл я дверь несмело. Как в огне, душа горела.Вдруг от стука загудело вновь оконное стекло.Значит, это не случайно! Кто там: друг иль недруг тайный?Жить под гнетом этой тайны сердце больше не могло,«Время, — молвил я, — пришло».

И тогда окно открыл я, и в окне, расправив крылья,Показался черный Ворон — что вас, сударь, привело? —И на статую Паллады взмыл он, точно так и надо,Черный, сел, вонзая когти в мрамор, в белое чело;И пока взлетал он с пола изваянью на чело,И минуты не прошло.

Кто бы мог не удивиться? Был он важен, как патриций.Все меня в спесивой птице в изумленье привело.Я спросил, забыв печали: «Как тебя в Аиде звали,В царстве ночи, где оставил ты гнездо — или дупло?Как тебя в Аиде кличут, чтоб оставил ты дупло?»Ворон каркнул: «Все прошло!»

Странно! Гость мой кривоносый словно понял смысл вопроса.Вот ведь как: сперва без спроса залетел ко мне в тепло,А теперь дает ответы (пусть случайно, суть не это),В перья черные одетый, сев богине на чело;Кто видал, чтоб сел богине на высокое челоТот, чье имя «Все прошло»?

Он сказал — и смолк сурово, словно сказанное словоБыло сутью и основой, тайну тайн произнесло,Сам же, словно изваянье, он застыл в глухом молчанье,И спросил я: «Где мечтанья, расцветавшие светло?Ты и сам, как все, покинешь дом мой — лишь бы рассвело!»Ворон каркнул: «Все прошло!»

Как же я не понял сразу, что твердит от раза к разуОн одну лишь эту фразу — то, что в плоть его вошло, —Оттого, что жил он прежде в черно-траурной одеждеТам, где места нет надежде (одеянье к месту шло!)И хозяину былому лишь одно на память шло:«Все прошло, прошло, прошло!»

И не то, чтоб стал я весел, — к гостю я привстал из кресел(Он на статуе, как прежде, громоздился тяжело):«Темной вечности ровесник, злой ты или добрый вестник?Что за вести мне, кудесник, изреченье принесло —Неуклюжий, тощий, вещий, что за вести принеслоЭто — дважды — «все прошло»?

Мысли полнились разладом, и застыл я с гостем рядом.Я молчал. Горящим взглядом душу мне насквозь прожгло.Тайна мне уснуть мешала, хоть склонился я усталоНа подушки, как склоняла и она порой чело…Никогда здесь, как бывало, больше милое челоНе склонится — все прошло.

Мнилось: скрытое кадило серафимы белокрылоРаскачали так, что было все от ладана бело,И вскричал я в озаренье: «О несчастный! ПровиденьеВ пенье ангелов забвенье всем печалям принесло!»От печали по Леноре избавленье принесло!»Ворон каркнул: «Все прошло!»

«О пророк! — спросил его я, — послан будь хоть сатаною,Кто б ни дал тебе, изгою, колдовское ремесло,Мне, всеведущий, ответствуй: есть ли в скорбном миресредство,Чтоб избавиться от бедствий, чтоб забвенье снизошло?»Где бальзам из Галаада, чтоб забвенье снизошло?»Ворон каркнул: «Все прошло!»

«О пророк! — призвал его я. — Будь ты даже сатаною,Если что-нибудь святое живо в нас всему назло, —Отвечай: узрю ли скоро образ умершей Леноры?Может, там, в Эдеме, взору он откроется светло,В звуках ангельского хора он придет ко мне светло?»Ворон каркнул: «Все прошло!»

«Хватит! Птица или бес ты — для тебя здесь нету места! —Я вскричал. — В Аид спускайся, в вечно черное жерло!Улетай! Лишь так, наверно, мир избавится от скверны,Хватит этой лжи безмерной, зла, рождающего зло!Перестань когтить мне сердце, глядя сумрачно и зло!»Ворон каркнул: «Все прошло!»

Вечно клювом перья гладя, вечно адским взором глядя,Когти мраморной Палладе навсегда вонзил в чело,Он застыл, и тень ложится, и душе не возродитьсяВ черной тени мрачной птицы, черной, как ее крыло;И душе из тени — черной, как простертое крыло,Не воспрянуть… Все прошло!

ВОРОН[74]

В час, когда, клонясь все ниже к тайным свиткамчернокнижья,Понял я, что их не вижу и все ближе сонный мор, —Вдруг почудилось, что кто-то отворил во тьме ворота,Притворил во тьме ворота и прошел ко мне во двор.«Гость, — решил я сквозь дремоту, — запоздалый визитер,Неуместный разговор!»

Помню: дни тогда скользили на декабрьском льду к могиле,Тени тления чертили в спальне призрачный узор.Избавленья от печали чаял я в рассветной дали,Книги только растравляли тризну грусти о Линор.Ангелы ее прозвали — деву дивную — Линор:Слово словно уговор.

Шелест шелковый глубинный охватил в окне гардины —И открылась мне картина бездн, безвестных до сих пор, —И само сердцебиенье подсказало объясненьеБесконечного смятенья — запоздалый визитер.Однозначно извиненье — запоздалый визитер.Гость — и кончен разговор!

Я воскликнул: «Я не знаю, кто такой иль кто такая,О себе не объявляя, в тишине вошли во двор.Я расслышал сквозь дремоту; то ли скрипнули ворота,То ли, вправду, в гости кто-то — дама или визитер!»Дверь во двор открыл я: кто ты, запоздалый визитер?Тьма — и кончен разговор!

Самому себе не веря, замер я у темной двери,Словно все мои потери возвратил во мраке взор. —Но ни путника, ни чуда: только ночь одна повсюду —И молчание, покуда не шепнул я вдаль: «Линор?»И ответило оттуда эхо тихое: Линор…И окончен разговор.

Вновь зарывшись в книжный ворох, хоть душа былакак порох,Я расслышал шорох в шторах — тяжелей, чем до сих пор.И сказал я: «Не иначе кто-то есть во тьме незрячей —И стучится наудачу со двора в оконный створ».Я взглянул, волненье пряча: кто стучит в оконный створ?Вихрь — и кончен разговор.

Пустота в раскрытых ставнях; только тьма, сплошнаятьма в них;Но — ровесник стародавних (пресвятых!) небес и гор —Ворон, черен и безвремен, как сама ночная темень,Вдруг восстал в дверях — надменен, как державный визитер,На плечо к Палладе, в тень, он, у дверей в полночный двор,Сел — и кончен разговор.

Древа черного чернее, гость казался тем смешнее,Чем серьезней и важнее был его зловещий взор.«Ты истерзан, гость нежданный, словно в схватке ураганной,Словно в сече окаянной над водой ночных озер.Как зовут тебя, не званный с брега мертвенных озер?»Каркнул Ворон: «Приговор!»

Человеческое слово прозвучало бестолково,Но загадочно и ново… Ведь никто до этих порНе рассказывал о птице, что в окно к тебе стучится, —И на статую садится у дверей в полночный двор,Величаво громоздится, как державный визитер,И грозится: приговор!

Понапрасну ждал я новых слов, настолько же суровых, —Красноречье — как в оковах… Всю угрозу, весь напорВорон вкладывал в звучанье клички или прорицанья;И сказал я, как в тумане: «Пусть безжизненный простор.Отлетят и упованья — безнадежно пуст простор».Каркнул Ворон: «Приговор!»

Прямо в точку било это повторение ответа —И решил я: Ворон где-то подхватил чужой повтор,А его Хозяин прежний жил, видать, во тьме кромешнойИ твердил все безнадежней, все отчаянней укор, —Повторял он все прилежней, словно вызов и укор,Это слово — приговор.

Все же гость был тем смешнее, чем ответ его точнее, —И возвел я на злодея безмятежно ясный взор,Поневоле размышляя, что за присказка такая,Что за тайна роковая, что за притча, что за вздор,Что за истина седая, или сказка, или вздорВ злобном карке: приговор!

Как во храме, — в фимиаме тайна реяла над нами,И горящими очами он разжег во мне костер. —И в огне воспоминаний я метался на диване:Там, где каждый лоскут ткани, каждый выцветший узорПомнит прошлые свиданья, каждый выцветший узорПодкрепляет приговор.

Воздух в комнате все гуще, тьма безмолвья — все гнетущей,Словно кто-то всемогущий длань тяжелую простер.«Тварь, — вскричал я, — неужели нет предела на пределеМук, неслыханных доселе, нет забвения Линор?Нет ни срока, ни похмелья тризне грусти о Линор?»Каркнул Ворон: «Приговор!»

«Волхв! — я крикнул. — Прорицатель! Видно, Дьявол —твой создатель!Но, безжалостный Каратель, мне понятен твой укор.Укрепи мое прозренье — или просто подозренье, —Подтверди, что нет спасенья в царстве мертвенных озер, —Ни на небе, ни в геенне, ни среди ночных озер!»Каркнул Ворон: «Приговор!»

«Волхв! — я крикнул. — Прорицатель! Хоть сам Дьяволтвой создатель,Но слыхал и ты, приятель, про божественный шатер.Там, в раю, моя святая, там, в цветущих кущах рая. —Неужели никогда я не увижу вновь Линор?Никогда не повстречаю деву дивную — Линор?»Каркнул Ворон: «Приговор!»

«Нечисть! — выдохнул я. — Нежить! Хватит душу мнекорежить!За окошком стало брезжить — и проваливай во двор!С беломраморного трона — прочь, в пучину Флегетона!Одиночеством клейменный, не желаю слышать вздор!Или в сердце мне вонзенный клюв не вынешь с этих пор?»Каркнул Ворон: «Приговор!»

Там, где сел, где дверь во двор, — он все сидит,державный Ворон,Все сидит он, зол и черен, и горит зловещий взор.И печальные виденья чертят в доме тени тленья,Как сгоревшие поленья, выткав призрачный узор, —Как бессильные моленья, выткав призрачный узор.Нет спасенья — приговор!

ПРИЗНАНИЕ[75]