Даниил Хармс - Том 1. Авиация превращений

Земляк: Небо? Ха ха ха! и! е! м.м.м. Фо фо фо! Гы гы гы. Небо сорвать! А? Сорвать небо! Фо фо фо! Это невозможно. Небо гы гы гы, не сорвать. У неба сторож, который день и ночь глядит на небо. Вот он! Громоотвод. Кто посмеет сорвать небо, того сторож проткнет. Понимаете?

Утюгов: А что это вы держите под мышкой?

Земляк: Это птичка. Я словил ее в заоблачных высотах.

Утюгов:

Постойте, да ведь это кусок неба!Караул! Бап боп батурай!Ребята, держи его!

На зов Утюгова бежали уже Николай Иванович и Аменхотеп. Ибис в руках Николая Ивановича почувствовал облегчение, что никто не рассматривает его устройство под хвостом, и наслаждался ощущением передвижения в пространстве, так как Николай Иванович бежал довольно быстро.

Ибис сощурил глаза и жадно глотал встречный воздух.

— Что случилось? Где! Почему? — кричал Николай Иванович.

— Да вот, — кричал Утюгов, — этот гражданин спёр кусок неба и уверяет, что несет птицу.

— Где птича? что птича? — суетился Николай Иванович. — Вот птица! — кричал он, тыча ибиса в лицо Утюгова.

Земляк же стоял у стены, крепко охватив руками Лебедя и ища глазами куда бы скрыться.

— Разрешите, — сказал Аменхотеп, — я все сейчас сделаю. Где вор? Вот ведь время-то. А? Только и слышишь что там скандал, тут продуктов не додали, там папирос нет. Я, знаете ли, на Лахту ездил, так там дачники сидят а лесу и прямо сказать стыдно, что там делается. Сплошной разврат.

— Кокен фокен зокен мокен! — не унимался Утюгов.

— Что нам делать с вором? Давайте его приклеим к стене. Клей есть?

— А что с ним церемониться, — сказал проходящий мимо столяр-сезонник, похлёбывая на ходу одеколонец. — Таких бить надо.

— Бей! Бей! Бап боп батурай! — крикнул Утюгов.

Аменхотеп и Николай Иванович двинулись на земляка.

Власть:

Клох прох манхалуа.Опустить агам к ногам!

(Остановка) Покой. Останавливается свет. Все кто спал — просыпаются. Между прочим просыпается советский чиновник Подхелуков. (На лице аккуратная бородка без усов). Подхелуков смотрит в окно. На улице дудит в рожок продавец керосина.

Подхелуков: Невозможно спать. В этом году нашествие клопов. Погляди, как бока накусали.

Жена Подхелукова (быстро сосчитав сколько у неё во рту зубов, говорит со свистом): Мне уики — сии — ли — ао.

Подхелуков: Почему же тебе весело?

Жена Подхелукова (обнимая Аменхотепа): Вот мой любовник!

Подхелуков: Фу, какая мерзость! Он в одних только трусиках. (Подумав) — И весь потный.

Аменхотеп испуганно глядит на Подхелукова и прикрывает ладошками грудь.

Власть: Фы а фара. Фо. (Берет земляка за руку и уходит с ним на ледник.)

На леднике, на ледникеморёл сидит в переднике.

КаХаваХа.

Власть говорит: мсан клих дидубе́й.

Земляк поёт: я вижу сон.

Власть говорит: ганглау́ гех.

Земляк поёт: но сон цветок.

Власть говорит: сворми твокуц.

Земляк поет: теперь я сплю.

Власть говорит: опусти агам к ногам.

Земляк лепечет: Лили бай.

Рабинович, тот который лежал под кроватями, который не мыл ног, который насиловал чужих жён, — открывает корзинку и кладет туда ребенка. Ребёнок тотчас же засыпает и из его головы растет цветок.

Кухивика.

Опять глаза покрыл фисок и глина.Мы снова спим и видим сны большого млина.

17 августа 1930

«молвил Карпов: я не кит…»

Молвил Карпов: я не китв этом честь моя порука.Лёг на печку и скрипит.Карпов думал: дай помру-ка.Лег и помер. Стрекачёвплакал: Карпов табуреткато-то взвоет Псковичёвнад покойным. Это редко.

В ночи длинные не спитсявдовам нет иных мужейчереп к люльке не клонитсямысль бродит веселей.

Мысль вдовы:

Вот людибыла я в ЗАГСЕно попала с черного крыльца на кухню.А на кухне белый баккипятился пак пак.

<между январем и августом 1930>

«Двести бабок нам плясало…»

Двести бабок нам плясалокорки струха в гурло смотрелитриста мамок лех воскинувмимо мчались вососалахон и кен и кун и повсе походило на куст вербинкогда верблюд ступает по доскевыгнув голову и четырнадцать рожека жена мохнач Фефилажадно клебает гороховый ключтут блещет мустпастух волынкурукой солдатскою берётв гибких жилах чуя пынкудыню светлую морётдыня радостей валисагроб небес шептун землизмёзды выстрые колёсапали в трещинупали звездыпали камнипали дочкипали векипали спичкипали бочкипали великие цветочкиволос каменного смехажир мечтательных полетовконь бездонного морехашут вороного боякрест кожаных переплетовживот роста птиц и мухранец Лилии жены тюльпанадом председателя наших и ваших.

Все похоже на суповую кость.

19 августа 1930

Вечерняя песнь к имянем моим существующей

Дочь дочери дочерей дочери Педото яблоко тобой откусив тюсооблазняя Адама горы дото тобоюлюбимая дочь дочерей Пе.мать мира и мир и дитя мира суоткрой духа зёрна глазоткрой берегов не обернутися головой тюоткрой лиственнице со престолов упадших теньоткрой Ангелами поющих птицоткрой воздыхания в воздухе рассеянных ветровниззовущих тебя призывающих тебялюбящих тебяи в жизни жёлтое находящих тю.

Баня лицов твоихбаня лицов твоихдото памяти открыв окно огляни расположенное поодальсосчитай двигающееся и неспокойноеи отложи на пальцах неподвижные тете неподвижные дото от движения жизнь принявк движению рвутся и всё же в покое снутили быстрые говорят: от движения жизньно в покое смерть.

Начало и Власть поместятся в плече твоёмНачало и Власть поместятся во лбу твоёмНачало и Власть поместятся в ступне твоейно не взять тебе в руку огонь и стрелуно не взять тебе в руку огонь и стрелудото лестницы головы твоейдочь дочери дочерей дочери Пе.

О фы лилия глаз моихфе чернильница щёк моихтрр ухо волос моихрадости перо отражения свет вещей моихключ праха и гордости текущей лоньмолчанию прибежим люди страны моейдото миг число высота и движения конь.

Об вольности воспоём сестраоб вольности воспоём сестрадочь дочери дочерей дочери Пеименинница имени своеговетер ног своих и пчела груди своейсила рук своих и дыханье моёнеудобозримая глубина души моейсвет поющий в городе моёмноги радости и лес кладбища времён тихо стоящиххрабростью в мир пришедшая и жизни свидетельницаприснись мне.

21 августа 1930

«ляки страха гануе…»

Ляки страха гануеполяки бороды ганумевы лодочек пятабевы санок полеорёх подруги феи фуидням тусусы лепы хипыгрех подруги феи дуйконям и птицам глаза протыкать

нельзя ли мне послушать ваши бредни?

наши бреднизлые мредникрепче пынимельче дыниярче камнядлиннее собаки

нельзя ли подруги поцеловать ваши ноги?

наши ноги не целуютноги тайные местанас ласкают и целуюттолько в плечи и в уста

поцелуйте если хотите ручку

он смеётся шепчет: гагаручку ласково берёти притопнув как бумагаскачет весело вперёд.

<21–22 августа 1930>