Андрей Белый - Том 6. Стихотворения

Троицын день и Духов день

Петроград 1921 года

После разлуки

(Берлинский песенник)

Вечер («Точно взглядами, полными смысла…»)

Точно взглядами, полными смыслаПросияли, —Мне ядом горя, —ПросиялиИ тихо повислиОблаков златокарих края…

И взгонят беспризорные высиПерелетнымБолотным глазком;И — зарыскают быстрые рысиНад болотным, —Над черным — леском.

Где в шершавые, ржавые травыИсчирикался летомСверчок, —Просвещается злой и лукавый,Угрожающий светомЗрачок.

И — вспылаетСквозное болото;ПроиграетСквозным серебром;И — за тучами примется кто-тоПерекатывать медленный гром.

Слышу — желтые хохоты рыси.Подползет; и — окрысится: «Брысь!»…И проискрится в хмурыеВысиЖелто-черною шкуроюРысь.

1922

Цоссен

Поется под гитару

Я —Словами так немощноНем:Изречения мои — маски…И —РассказываюВам всем —— РассказываюСказки, —— Потому что —Мне так суждено,А почему —Не понимаю; —— Потому что —Все давно ушло во тьму,Потому что — все равно:Не знаю, или знаю…Потому что мне скучно — везде…Потому что сказка — изумрудная,Где —Все — иное…Потому что так хочется в брызньУтех;Потому что: труднаяЖизньу всех —— С одною развязкою…Потому что, —— Наконец, —— ЗачемЭтот ад?

Потому что —— Один конецВсем…И во мне подымается смехНадСудьбоюВсех —— И —— НадСобою!..

1922

Цоссен

Опять гитара

Заманя,Помаргивает светлякамиНа нас —— Скат…На меняВздрагивают глаз —Твоих —— Умерки…

И —тенеет: малиново-апельсинныйЗакат —В малиново-апельсинныеСумерки…

Отуманенная, остуженная, серебрянаяВодаПод ногами, под нами —Там…

Что-то, под гору замирающееВ хрусте…

Там —Под нами, под ногами —Вниз убегающиеГода,ПоднимающиеТуманами —СеребряныеГрусти…

«Мертвых слов не говори,Не тверди, —Дорогая!..»

И мигнуло —— Над —— БеспризорнымиПроблескамиЗари, —— В твердиПризорочнойПерегорая, —— «Тебе одна дорога, а мне —Другая!»

1922

Цоссен

Нет

Ты, вставая, сказала, что — «нет»;И какие-то призраки мы:Не осиливает свет —Не Осиливает: тьмы!..

Солнце легкое, — красный фазан,Месяц матовый, — легкий опал…Солнце, падая, — пало: в туман;Месяц — в просерень матово встал.

Прошли — остывающие струи —К теневым берегам —Облака — золотые ладьиПарусами вишневыми: там.

Растворен глубиной голубой,Озарен лазулитами лет,Преклонен — пред Тобой и под Тобой…Но — Ты выговорила. «Нет!»

И холодный вечерний туманНад сырыми лугами вставал.Постигаю навсегда, что ты — обман.Поникаю, поникаю: пал!

Ты ушла… Между нами года —Проливаемая куда? —Проливаемая — вода:Не увижу — Тебя — Никогда!

Капли точат камень: пусть!Капли падают тысячи лет…Моя в веках перегорающая грусть —Свет!

Из годов — с теневых берегов —Восстают к голубым глубинамЗолотые ладьи облаковПарусами крылатыми — там.

Растворен глубиной голубой,Озарен лазулитам лет.В этом пении где-то — в кипенииВ этом пении света — Видение —Мне:Что — с Тобой!

1901–1922

Москва — Цоссен

Пророк

Завечерел туман ползущийВ вечеровую тень огней;Тусклы оливковые кущи.И — светит месяц из теней.

Он, Серебристый, волей рокаБросает в зримый наш позор, —Как ясноокого пророкаНеизъяснимо грустный взор.

В тысячелетние разгулыОн поднимает ясный жар:И бронзорозовые скулы,И взора горнего загар.

Струя исчисленного смысла,Как трепетание крылаПереливного коромысла,От ясноротого чела —

Взметает пепельные кучиНеистлевающих волос,И из-под них — на нас текучий,Слезой сияющий вопрос;

Переливной игрою линийТопазы сыплются из глаз;И расширяет блеск павлинийПереливной его атлас;

И в нас стремительно забьетсяНаш ослепительный ответ;И ослепительно взорветсяИз волосатой груди свет

И, точно взвизгнувшие диски,Взорвут кипящие словаИ волоса, как василиски,Взовьет горящая глава.

В переливных браслетах светаЕго воздушные перстыВоспламененный знак заветаВзогнят из тихой высоты.

Май 1922

Цоссен

Бессонница

Мы — безотчетные: безличноюСудьбойПлодимВеликие вопросы;И — безотличные — привычноюГурьбойПрозрачноНосимся, как дымОт папиросы.НевзрачноСложимся под пологом окна,Над Майей месячной, над брошенною брызнью, —Всего на миг один —— (А ночь длинна —Длинна!) —

Всего на миг один:Сияющею жизнью.Тень, тихий чернодум, выходитИз угла,ЗабродитМороком ответов;Заводит —Шорохи…Мутительная мглаЯвляет ворохиРазбросанных предметов.Из ниши смотрит шкаф: и там немой арап.Тишайше строится насмешливою рожей…Но время бросило свой безразличный крап.Во всех различиях — все то же, то же, то же.И вот — стоят они, и вот — глядят они,Как дозирающие очи,Мои,СомнениемИспорченныеДни,МоиТомлениемИскорченныеНочи…

Москва

Больница

1921

Больница

Мне видишься опять —Язвительная, — ты…Но — не язвительна, а холодна: забылаИз немутительной, духовной глубиныСпокойно смотришься во все, что прежде было.Я в морокахТомясь,Из мороков любя,Я — издышавшийся мне подаренным светом,Я, удушаемый, в далекую тебя, —Впиваюсь пристально. Ты смотришь с неприветом.О, этот долгийСон:За окнами закат.Палата номер шесть, предметов серый ворох,Больных бессонный стон, больничный мой халат;И ноющая боль, и мыши юркий шорох.Метание —По дням,По месяцам, годам…Издроги холода…Болезни, смерти, голод…И — бьющий ужасом в тяжелой злости тамВизжащий в воздухе, дробящий кости молот…ПеремелькалаЖизнь,Пустой, прохожий рой —Исчезновением в небытие родное.Исчезновение, глаза мои закройРукой суровою, рукою ледяною.

1921

Москва

Больница

Ты — тень теней

Ты — тень теней…Тебя не назову.Твое лицо —Холодное и злое…

Плыву туда — за дымку дней — зову,За дымкой дней, — нет, не Тебя: былое, —

Которое я рву(в который раз),Которое, — в которыйРаз восходит, —

Которое, — в который раз алмаз —Алмаз звезды, звезды любви, низводит.

Так в листья лип,Провиснувшие, — СветДрожит, дробясь,Как брызнувший стеклярус;

Так, — в звуколивные проливы летБежит серебряным воспоминаньем: парус…

Так в молодой,Весенний ветерокНадуется белеющийБарашек;

Так над водой пустилась в ветерокЛетенница растерянных букашек…

Душа, Ты — свет.Другие — (нет и нет!) —В стихиях лет:Поминовенья света…

Другие — нет… Потерянный поэт,Найди Ее, потерянную где-то.

За призраками лет —Непризрачна межа;На ней — душа,Потерянная где-то…

Тебя, себя я обниму, дрожа,В дрожаниях растерянного света.

1922