Иннокентий Анненский - Полное собрание стихотворений

Поэту

В раздельной четкости лучейИ в чадной слитности виденийВсегда над нами – власть вещейС ее триадой измерений.

И грани ль ширишь бытияИль формы вымыслом ты множишь,Но в самом я от глаз не яТы никуда уйти не можешь.

Та власть маяк, зовет она,В ней сочетались бог и тленность,И перед нею так бледнаВещей в искусстве прикровенность.

Нет, не уйти от власти ихЗа волшебством воздушных пятен,Не глубиною манит стих,Он лишь как ребус непонятен.

Красой открытого лицаВлекла Орфея пиерида.Ужель достойны вы певца,Покровы кукольной Изиды?

Люби раздельность и лучиВ рожденном ими аромате.Ты чаши яркие точиДля целокупных восприятий.

Надписи на книгах и шуточные стихи

<Надпись на «Сочинениях» А. Н. Островского>

Не самодуров и не тлюМосквы мильонно-колокольной,Я горький смех его люблюИ крик отчаянья <невольный>.

1903

<Посвящения на книгах>

1

Е. М. Мухиной

И от песни, что сердце лелеет,Зной печали слезой освежая,Сладкозвучная песнь уцелеет,-Но для мира чужая.

1904(?)

2

«Тому, кто зиждет архитрав...»

К. Д. Бальмонту

Тому, кто зиждет архитравНад гулкой залой новой речи,Поэту «Придорожных Трав»Никто — взамен банальной встречи.

1904

3

«Меж нами сумрак жизни длинной...»

Н. С. Гумилеву

Меж нами сумрак жизни длинной,Но этот сумрак не корю,И мой закат холодно-дынныйС отрадой смотрит на зарю.

1906

Мифотворцу – на башню

(Два мифотворения)

1

Где розовела полоса,Одни белесые отсветы...Бегут на башню голоса,Но, ослабев, чуть шепчут: «Где ты?»

А там другой жилец уж – седИ слеп с побрызгов белой краски,И смотрят только губы маскиИз распахнувшихся газет.

Июнь 1909

2

Седой!.. Пора... Седому – мат...Июль углей насыпал в яме,И ночью, черен и лохмат,Вздувает голубое пламя...

Где розовела полоса,Там знойный день в асфальте пытан.Бегут на башню голоса...А сверху шепот: «Тише – спит он».

Царское Село

Июль 1909

Из участковых монологов

Сонет

ПЕро нашло мозоль... К покою нет возврата:ТРУдись, как А-малю, ломая А-кростих,ПО ТЕМным вышкам... Вон! По темпу пиччикато...КИдаю мутный взор, как припертый жених...

НУ что же, что в окно? Свобода краше злата.НАчало есть... Ура!.. Курнуть бы... Чирк – и пых!«ПАрнас. Шато»? Зайдем! Пст... кельнер! ОтбивныхМЯсистей, и флакон!.. Вальдшлесхен? В честь соб-брата!

ТЬфу... Вот не ожидал, как я... чертовски – ввысьК НИзинам невзначай отсюда разлетисьГАзелью легкою... И где ты, прах поэта!!

Эге... Уж в ялике... Крестовский? О-це бис...ТАбань, табань, не спи! О «Поплавке» сонета………………………………………………….<ПЕТРУ ПОТЕМКИНУ НА ПАМЯТЬ КНИГА ЭТА>

1909

«Ни яркий май, ни лира Фруга...»

Ни яркий май, ни лира Фруга,Любви послушная иглаНа тонкой ткани в час досугаВам эту розу родила.Когда б из кружевного[20] кругаСудьба ей вырваться дала,Она б едва ли предпочлаСиянье неба, зелень лугаПриюту Вашего стола.

Из Бальмонта

Крадущий у крадущего

не подлежит осуждению.

О белый Валаам,Воспетый СкорпиономС кремлевских колоколен,О тайна Далай-Лам,Зачем я здесь, не там,И так наалкоголен,Что даже плыть неволенПо бешеным валам,О белый Валаам,К твоим грибам сушеным,Зарям багряно-алым,К твоим как бы лишеннымКак бы хвостов шакалам,К шакалам над обвалом,Козою сокрушеннымИль Бальмонта кинжалом,Кинжалом не лежалым,Что машет здесь и там,Всегда с одним азартомПо безднам и хвостам,Химерам и Астартам,Туда, меж колоколен,Где был Валерий болен,Но так козой доволенНад розовым затоном,Что впился скорпиономВ нее он здесь и там.О бедный Роденбах,О бедный Роденбах,Один ты на бобах...

В море любви

Сонет

Моя душа оазис голубой.

Моя душа эбеновый гобой,И пусть я ниц упал перед кумиром,С тобой, дитя, как с медною трубой,Мы все ж, пойми, разъяты целым миром.

О будем же скорей одним вампиром,Ты мною будь, я сделаюсь тобой,Чтоб демонов у Яра тешить пиром,Будь ложкой мне, а я тебе губой...

Пусть демоны измаялись в холере,Твоя коза с тобою, мой Валерий,А Пантеон открыл над нами зонт,

Душистый зонт из шапок волькамерий.Постой... Но ложь – гобой, и призрак – горизонт.Нет ничего нигде – один Бальмонт.

<В. В. Уманову-Каплуновскому>

<В альбом автографов>

Как в автобусе,В альбоме этомСидеть поэтамВ новейшем вкусеМеж господамиИ боком к даме,Немного тесно,Зато чудесно...К тому же лестноСвершать свой ходМеж великанов,Так гордо канувЗабвенью в рот.

Стихотворения в прозе

Аndаnте

Июльский день прошел капризно, ветреный и облачный: то и дело, из тучи ли, или с деревьев, срываясь, разлетались щекочущие брызги, и редко-редко небо пронизывало их стальными лучами. Других у него и не было, и только листва все косматилась, взметая матовую изнанку своей гущи. Слава богу, это прожито. Уже давно вечер. Там, наверху, не осталось ни облачка, ни полоски, ни точки даже... Теперь оттуда, чистое и пустынное, смотрит на нас небо, и взгляд на него белесоватый, как у слепого. Я не вижу дороги, но, наверное, она черная и мягкая: рессоры подрагивают, копыта слабо-слабо звенят и хлюпают. Туман ползет и стелется отовсюду, но тонкий и еще не похолодевший. Дорога пошла моложами. Кусты то обступают нас так тесно, что черные рипиды их оставляют влажный след на наших холодных лицах, то, наоборот, разбегутся... и минутами мне кажется, что это уже не кусты, а те воздушные пятна, которые днем бродили по небу; только теперь, перемежаясь с туманом, они тревожат сердце каким-то смутным не то упреком, не то воспоминанием... И странно,– как сближает нас со всем тем, что не мы, эта туманная ночь, и как в то же время чуждо друг другу звучат наши голоса, уходя каждый за своей душою в жуткую зыбкость ночи…

Брось вожжи и дай мне руку. Пусть отдохнет и наш старый конь...

Вот ушли куда-то и последние кусты. Там, далеко внизу, то сверкнет, то погаснет холодная полоса реки, а возле маячит слабый огонек парома... Не говори! Слушай тишину, слушай, как стучит твое сердце!.. Возьми даже руку и спрячь ее в рукав. Будем рядом, но розно. И пусть другими, кружными путями наши растаявшие в июльском тумане тени сблизятся, сольются и станут одна тень... Как тихо... Пробило час... еще... еще... и довольно... Все молчит... Молчите и вы, стонущие, призывные. Как хорошо!.. А ты, жизнь, иди! Я не боюсь тебя, уходящей, и не считаю твоих минут. Да ты и не можешь уйти от меня, потому что ты ведь это я, и никто больше – это-то уж наверно...

Мысли-иглы

Jе suis le roi d'une tenebreuse vаllее.

Я – чахлая ель, я – печальная ель северного бора. Я стою среди свежего поруба и еще живу, хотя вокруг зеленые побеги уже заслоняют от меня раннюю зорю.

С болью и мукой срываются с моих веток иглы. Эти иглы – мои мысли. И когда закат бывает тих и розов и ветер не треплет моих веток – мои ветки грезят.

И снится мне, что когда-нибудь здесь же вырастет другое дерево, высокое и гордое. Это будет поэт, и он даст людям все счастье, которое только могут вместить их сердца. Он даст им красоту оттенков и свежий шум молодой жизни, которая еще не видит оттенков, а только цвета.

О гордое дерево, о брат мой, ты, которого еще нет с нами. Что за дело будет тебе до мертвых игол в создавшем тебя перегное!..

И узнаешь ли ты, что среди них были и мои, те самые, с которыми уходит теперь последняя кровь моего сердца, чтобы они создавали тебя, Неизвестный...

Падайте же на всеприемлющее черное лоно вы, мыс– ли, ненужные людям!

Падайте, потому что и вы были иногда прекрасны, хотя бы тем, что никого не радовали...

Вологодский поезд 30 марта 1906

Сентиментальное воспоминание

Я не знал ее ни ребенком, ни девушкой, ни женщиной. Но мне до сих пор кажется, что я должен ее встретить.

Человеку целую ночь напролет били карты, а бледная улыбка все не сходит с его губ, и все еще надеется он угадать свое счастье в быстро мелькающем крапе колод, не замечая даже ядовито-зеленой улыбки наступившего рассвета.