Кайсын Кулиев - Раненый камень

МАХМУД

Певец любви, прославился он рано.Был на устах у многих оттого,Что в каменных аулах ДагестанаТак о любви не пели до него.

Познав в горах сердечную тревогуИ обучая слово высоте,Как своему единственному богу,Он поклонялся женской красоте.

И так была им женщина воспета,Что зависть расстегнула кобуруИ выстрелила в голову поэта,И оборвалась песня на пиру.

Молва об этом сделалась седою,И, хоть года стремительно бегут.Навек Марьям осталась молодою,Какой любил и пел ее Махмуд.

Перевел Я. Козловский * * *

От века было клятвенно и прямоУтверждено отважными людьми:«Тот не мужчина, кто на сердце шрамаВо славу лет не носит от любви!»

Я просыпался рано, с косарями,Был на войне и дожил до седин.На сердце у меня, под газырями.Шрам от любви остался не один.

Перевел Я. Козловский

ЖЕНА ПОЭТА

Н. Кешоковой

Ты — смелый ловчий — расставляешь сетьРедчайшим птицам сердца и ума.Жена велела детям не шуметьИ ходит как на цыпочках сама.

Подаст обед, заштопает носкиИ постирает вовремя белье.Любить тебя до гробовой доски —Призванье и поэзия ее.

Когда успех твой мчится на конеИ ты в чести, — волнуясь и любя,Жена стоит в тени и в стороне,Чтоб больше света пало на тебя.

Перевел Я. Козловский * * *

Сильве Капутикян

Надо мною шумит платан:Я страницы твои листаю.Гонят пленниц во вражий стан:Я страницы твои листаю.

В вышине по-людски кричитЖуравель, потерявший стаю.Камни родины горячи:Я страницы твои листаю.

Вот бросает цветок джигит.Ловит женщина молодая,А другая плачет навзрыд,Жизнь прошедшую вспоминая;

Вдаль изгнанник бредет с сумой,Слезы льет по родному краю,Не вернуться ему домой:Я страницы твои листаю.

Мне мерещится, будто самПо Армении я шагаю.Присягаю ее камням.Припадаю к ее ручьям:Я страницы твои листаю.Я стихи твои повторяю.

Перевел Н. Гребнев * * *

Я. Козловскому

Ты помнишь лето? Лес, трава кругомИ пятна крови нашей или вражеской.С тех пор мне росы на лугу лесномВ закатном блеске алой кровью кажутся.

Мне и зима запомнилась навек.Осевший снег в начале марта месяца.С тех пор, когда я вижу талый снег,Мне пятна крови на снегу мерещатся.

Мы были крепки, каждый как скала.Мы кладь несли, не чувствуя усталости,И та беда, что где-то нас ждала.Являла облик смерти, а не старости.

Не виделась нам старость впереди,А нынче — еду ль, за столом сижу ли я —Все чаще руку подношу к груди,Каким-то чудом не задетой пулею.

Все чаще наяву или во снеТе мальчики, не ставшие мужчинами,В бинтах сырых являются ко мне,И лица их не тронуты морщинами.

Мне видятся огонь и облака,И пулеметчики и пулеметчицы,И степь, где скачет конь без седокаИ повод по земле за ним волочится.

Перевел Н. Гребнев

ТЕНЬ ГОРЫ

Он был горой. Ты — тень его. Ну что ж,Быть тенью при горе не просто тоже.Но все равно — пусть трудно ты живешь,Ты тень горы и без горы не можешь.

Да, нелегко призвание твое —Служить горе всю жизнь, не уставая.Он был горой. Ты — тенью от нее.Но у большой горы и тень большая.

Перевел Н. Коржавин

СОЛОВЬИ

Михаилу Дудину

Ты помнишь весной Фирюзу и ее соловьев,Что пели весь вечер уверенно, самозабвенно,Как пели Хафизу когда-то за далью веков?Мы слушали их, и сливались для нас постепенно

Грядущее с прошлым. Дождь хлынул на землю потомИ мир освежил, как сердца соловьиное пенье.Кто выдумал глупо, что стала та песня старьем?Она, как и дождь и рассвет, не подвластна старенью.

Не могут вовек устареть ни слова о любви,Ни то, как на склоне спокойно кизил созревает.Ни речка, под солнцем несущая воды свои,Ни море, которое только живущим бывает.

Ты помнишь весной Фирюзу и ее соловьев,Что пели и пели, сливаясь с дыханием ночи,Как в древние годы? В их пении — голос вековИ голос всей жизни: «Земля, я люблю тебя очень!»

Перевел Н. Коржавин

СИМОНУ ЧИКОВАНИ

Шить привелось мне без родной земли,Я видел лишь во сне Эльбруса купол белый,Шла тень орла по куполу вдали,И я следил за ней душою онемелой.

Я знал тоску. Мне снился мой Кавказ,Чегемский водопад и влажный гул Дарьяла.И годы шли мои, как медленный рассказО том, чего в пути недоставало.

Я раскрывал твой том и не смежал ресниц,И друга верного я локтем чуял локоть.Перед душой моей вставали со страницКавказские хребты, летел орлиный клекот.

Я раскрывал твой том, и прибавлялось сил.Я видел наяву все, что хранил в помине.На склонах скал багровый зрел кизил,И солнечный рассвет струился по долине.

Ронял листву засохшую орех,Тень от платана поднималась косо,Форель плескалась, словно детский смех,В потоке у подножия утеса.

Я раскрывал твой том от родины вдали,Приобретала смысл иной земля чужая:Как будто мы с тобой под облаками шли,Нагорным снегом губы освежая.

Как будто я лежал в тени горы крутойИ Ушбой любовался в светлой рани.Там пир шумел, и добрым тамадойТем пиром правил друг мой Чиковани.

Я раскрывал твой том и на крылах парилПоэзии, исполненной привета.За милый мир тебя благодарилИ дожидался своего рассвета.

…Об этом вспомнил я сейчас, взойдяУступами на перевал Крестовый.Увидел наш Кавказ под струями дождя,Блеснувший в душу мне своей красою новой.

Ты братство пел, лелеял дружбу ты.Средь мастеров как мастер ты в почете.Твои стихи — орлами с высоты.Твои орлы всегда, мой друг, в полете.

Издревле люди любят мастеров —Гранильщиков камней и ювелиров слова.С крутых высот Кавказа я готовПеть мастерство души высокой снова.

Стихом своим ты делаешь Кавказ.Его вершины выше и прекрасней.Гора к горе — их не охватит глаз,И солнце жизни над хребтом не гаснет.

Мой путь с твоим нерасторжимо слит.Арагви Тереку не посылает вызов.Пусть эта песня ласточкой летитИ вьет гнездо у твоего карниза.

Перевел М. Дудин

АЛИМУ КЕШОКОВУ

Я помню Перекоп в кроваво-алом,Продымленном лохматом башлыке.Свистели пули над Турецким валом,Шли, завывая, «юнкерсы» в пике.

Бойцы, что ночью кашу уминали,В рукав курили, разговор вели,С утра весь день дрались, и умирали,И воскресали на клочке земли.

Мы были среди них на той полоске,Обороняя огненный редут.Как барабанный звук, сухой и жесткий,Я слышу отголоски тех минут.

Дышала рота горячо и тяжко,И ты, земляк мой, не погиб едва:Упала, пулей сбитая, фуражка,И чудом уцелела голова.

Суровых лет мне подсказала проза.Что твой характер, недругам на страх.Как будто бы рукой каменотесаБыл из утеса высечен в горах.

И только так, и только в этом дело,В бою, в стихах, в сердечной маете —Нам надо жить открыто, чисто, смело.Как там, на перекопской высоте.

Мы проживем ли мало или много.Но, не сойдя до ложной простоты,Останемся до смертного порогаДостойными хранимой высоты.

Мы хлеб, и соль, и табака затяжкуВсегда с тобой разделим, как в бою.Я вижу пулей сбитую фуражку,Благословляя голову твою.

Перевел Я. Козловский * * *

Смотрит с неба луна. Льет на скалы свой свет.Ищет, где бы поспать, не помявши бока.Льет свой свет на снега она столько же лет,Сколько лет здесь лежат и не тают снега.

И детьми мы следили за ней. А лунаТак же точно плыла за окошком ночным,И казалось, войдет к нам и скажет она:— Завтра будем играть мы. А нынче поспим!..

Перевел Н. Коржавин * * *

К то-то песню ту же самуюНапевает в тишине,Что и мне когда-то мамоюПелась в горской стороне.

Дождь ли, полночь ли метельная,Звезды ль на небе видны.Льется песня колыбельная,Как извечный свет луны.

Перевел Я. Козловский * * *

Льет дождик, и капли стучат по стеклу.Приснилось мне детство: в горах на рассветеПод елью столетней, прижавшись к стволу,Укрылся мальчишка в дырявом бешмете.

Стекают потоки с зеленых высот.Мне видится детство, я прячусь под елью.Смеюсь я и плачу, а дождик идет,И мокнут снега в Безенгийском ущелье.

Перевел Н. Гребнев * * *

Я вижу, мама, день весенний.Ты молода еще, я мал.Уткнув лицо в твои колени,Я слушал песню и дремал.

Ты, не откладывая дела,Под мерный гул веретенаПро медвежат мне песню пела,И уносила их волна.

Как искры на спине форелиВ прозрачном озере весной,Слова искрились, и горели,И пахли ягодой лесной.

Ты пела звонко, пела тонко,Тебя чужая жгла бедаТак, словно твоего ребенка,Как маленького медвежонка.Уносит полая вода.

И нынче, как тогда, в то утро,Спой песенку про медвежат,—Пусть нам покажется, как будтоСидим мы тридцать лет назад,

Что нет у глаз морщин суровыхИ где-то старость далеко,Что у меня на сердце сноваСветло, как в детстве, и легко.

Перевел Н. Гребнев

ПАМЯТИ МАТЕРИ