Н. Денисов - Стезя

Старый солдат

Вся-то баталия проще простого:Марш изнуряющий, бомбы, паром.Клюнуло там на Дону, под Ростовом,При отступлении в сорок втором.

И опрокинулось знойное небо,И захлебнулось шрапнельной икрой.Вот и в Берлине – не выпало... не был,А следопыты решили: герой!

Шаг за шажком и – взошел на крылечко.Выдали угол... (На власть не ворчи!)Вот и кулек диетической гречки,И валидол – прописали врачи.

Скрипнула дверь, постоял на пороге,Сердце сдавило, припал к косяку,Крупкой коричневой сея под ноги –По домотканому половику.

Много недель было в комнате тихо,Думали выехал... Богом храним.Вновь следопыты пришли... А гречихаВ рост поднялась и шумела над ним.

Воспоминание о школе

Мороз! Ну что мороз?Согреет перемена.Отчаялся завхоз –Дровишек ни полена.Отдал в растопку шкаф,Крылечко разбирает.А печка, что удав, –Не давится, глотает.Трубим себе – гурьба,Крещеная войною:«С контрольною – труба!»(Эх, если бы с одною!)Ну что ж! Не в первый раз!Дотерпим до проталин,Ведь думает о насВ Кремле товарищ Сталин!И с довоенных лет–Кузбасса и Магнитки! –Висит его портретНа очень прочной нитке:Улыбка на губах,Задумчивая поза,В шинельке, в сапогах –Точь-в-точь, как у завхоза...

После войны

Там все было: труд и гулянки,И горечь недавнего зла.И травка на нашей полянкеШелковей и мягче была.Там были повыше деревья,Пожарче в печах чурбаки,И песенней бабы в деревне,Проворней в любви мужики.Там в клубе – под флагом саженным,В багетах на красной стене, –Был Сталин в мундире военном,И Жуков на белом коне.Напротив же, метко придуман,Шаржирован краской иной,С дубиной пещерною Трумэн,Грозящий «холодной войной».Но шли краснозвездные танкиИ реял над ними кумач,И пятились жирные янки,И проклятый Франко-палач.Был радужен мир и плакатен,Но было легко все равноНе видеть на солнышке пятен,Так ласково грело оно.

Виноград

Навезли винограду, товара – под кровлю,Можно оптом, хоть ящик, кому по плечу.– Не толпитесь, всем хватит! – взывает торговля.– Но невесело я у прилавка торчу.Дух медовый, дух сладостный – выше скворечен,Наконец-то, навалом, хоть раз – наконец!Если б раньше, немножко я был бы утешен:Перед смертью просил винограда отец.

Мы тогда в огороде копали картошку,Понаехали в помощь – племянники, брат...Наш отец как-то тихо сидел у окошка,Как-то очень прощально смотрел на закат.Что привиделось старой закалки солдату?Ни бои, ни полегший под Харьковом взвод...– В сорок третьем, – промолвил он, – в нашу палатуВсем по ветке принес винограду начпрод...Снова осень. Подуло с полей, посвежело,

К югу тянутся гуси, вот-вот улетят.А сорока на куче ботвы порыжелой:– В магазине, – стрекочет, – дают виноград!– Навезли... У прилавка такое творится!И торговля в запарке – товар ходовой.– Сколько вам, Николай? – тормошит продавщица...– Не она ль мне припомнится в час роковой?

Ехали цыгане

Мимо сельмага да мимо пекарни –Песни и смех на возах!Удаль и воля – мужчины и парни,Женщины – гибель в глазах.

Что за огонь в молодом иноходце,Что за пожар в седоке!Деготь кудрей из-под кепочки вьется.Плеточкапляшетв руке.

Из-за калитки на диво гляжу я,Улица света полна.– Вот заберут тебя в землю чужуюМама кричит из окна.

Едут и едут!Буланки и РыжкиЗвонко ступают след в след.– Позолоти-ка мне руку, мальчишка!– Рад бы, да денежки нет.

Глянула из-под бровей, из-под шали.Грустно махнула рукой...Вот и проехали, в поле пропали.Словно бы праздник какой.

ПАЛУБА

* * *

... И ушел поутру в порт,Нахлобучив шапку с «крабом»,Высоко взлетел на борт,Как легки ступеньки трапа!

Под ногой машины гул,До заклепки все знакомо.Сапоги переобул, Закурил.И снова – дома.

Уходим в Арктику

Уходим.Отданы швартовы.Нам с пирса машут:– В добрый час!А я, удачливый, фартовый,Готов хоть к полюсу сейчас.

И вот в борта колотят льдины,И ветры вздыбили волну,И берега, как субмарины,Надолго скрылись в глубину.

Еще заманчив путь к Певеку:Торосы, сполохи, моржи!Но понял я: Как человекуМне ближе волны спелой ржи.

Пусть я пройду и эти мили,И льды, и холод сокруша.Но все ж – от клотика до киля –Земной останется душа.

Синица

Кто знал, что беда случится?В море, где норд свинцов,Нашли на борту синицуИ малых ее птенцов.

Вздыхали, мы долго споря,Но вздохи – одна тщета.И море! Да что там море!Долбило вовсю в борта.

Пернатые так ослабли,Пропали бы ни за грош.Но встречный один корабликТрубою вздохнул: «Ну что ж!..»

Мы враз ободрились: мукиОкончились. Но с тоскойОтдали птенцов на рукиТакой же братве морской.

Дай Бог им на юг пробитьсяК теплу, где трава жива...Что ж думала ты, синица,Бедовая голова!

Нечаянная повесть

Ивану Пятнице

Так завершился сюжетэтой сумрачной повестиИ присоседился к спискупривычных потерь.Белая ночь!Мы ходили по Диксону в поисках,Может быть, грусти?Чего – уж не знаю теперь!Снег прошлогодний светилсяотчетливо, матово,Дорисовав побережьявысокий карниз.Как на колеса,я грязь на ботинки наматывал,Будто совхозный,случайно не списанный «ЗИС».Ты мне твердил про зимовкуна острове давнююИ про подругу,что ждать обещала сто лет.Вот в полутьме неожиданностукнули ставнями,И ночника загорелсятаинственный свет.Мы на крыльце деревянномдля смелости топнулиПоочередно,тревожа семейный народ.«Шляются тут!» –нам в ответ только форточкой хлопнули,Бросив вдогонку:такая, мол, здесь не живет!Жизнь моряка!Мы судьбу выбирали не сами ли?Шли мы на судно,был холод придирчив и груб.Но обнявшись,мы веселые песни горланили,Пристанский сторожприветливо крякнул в тулуп.Норд сатанел,надувая над грузами пологи,Пенился вали с размаху хлестал о гранит.И она понавещали намлишнего метеорологи,Вот и прибой,как нанявшийся, в берег долбит.Приободрясь,мы ступили на палубы чистые.Как было знать нам:вернемся ль на этот причал?Норд сатанел,будто список потерь перелистывал,И до отплытияв стенку каюты стучал.

Шуточное

В Америку – рукой подать.Эфир напичкан твистами.А в Карском море благодать:Плыви себе, насвистывай!

И не грущу я ни о ком,Слежу за льдиной хрупкою,За каждым нерпичьим хвостом,Попыхивая трубкою.

О чем грустить? О чем жалеть?По штату – не положено!Вон спит на холоде медведь,Поужинав мороженым.

Я ж в полночь белую не сплюИ ничего не делаю.И жмется льдина к кораблюКоварной грудью белою.

Стамуха[3]