Живу. Зову. Помню - Виталий Васильевич Бушуев

детском – то честь предводителя,

то беззаботная трель серебра.

Всё они могут. Одно только – нами стать

им не удастся уже никогда.

Любим детей мы порой до беспамятства,

ибо они – наше эхо в годах.

День лицом почернел

День лицом почернел,

наглотавшись чернил

с недописанных мною страниц.

Цокают копыта памяти

Цокают копыта памяти,

нам идти

за ними следом.

Летом

в зной

иль в зимней замяти

обнажать себя скелетом.

Свеча дрожит дыханием моим

Свеча дрожит дыханием моим,

но рвётся вверх встревоженное пламя,

и на стене неутомимый мим

все будоражит тень мою и память.

Мне мнится тот полуночный костёр,

зажжённый эхом нашего желанья.

Как руки страстно к звёздам

он простёр,

так восклицаюсь ныне

в том же плане я.

Горит свеча и грезится пожар,

стихи рождаются неотделимой тенью

и тянут кверху как воздушный шар

наперекор земному тяготенью.

Умолк последний соловей

Умолк последний соловей.

Неумолимо расставанье.

Останусь в памяти своей

я вечной песней ожиданья.

Ведь кто не ждет, тот – не живёт.

У неживущих нет начала.

Я – жив. И пусть конец придёт,

но лишь бы песнь моя звучала.

Вечер комнату драпирует

Вечер комнату драпирует

одиночеством.

Кому в отчество

имя своё дал, где вы?

Девы чужие вас за собой увели.

Вели, Время,

спилить поскорей тёмной ночи ствол

Стол для завтрака

я накрою без печали и гнева.

Слева посажу память.

Маме – место напротив по праву.

Справа – надежды ораву.

Тень одиночества

растворит наступающий день.

Отрубили у тополя руки

Отрубили у тополя руки,

чтобы звёзд не хватал он с небес,

не дарил их безрукой подруге,

белым пухом не сыпал в округе,

примеряясь к прическам невест.

Отрубили по чьей-то причуде,

злого умысла в том не храня.

Только глядь, а культя словно в чуде

распустила опять зеленя.

Значит, то, что не умерло, живо,

то, что живо, то снова растёт.

Так, прикинувшись тополем, Шива

многорукий над миром простёрт.

Сколько мудрости в жизни самой

Сколько мудрости в жизни самой,

в самом факте существованья,

в том, что белые снеги зимой

не позволят душе остыванье,

в том, что сосны весь год зелены,

а берёзы меняют одежды,

в том, что к тёще спешу на блины,

в том, что в детях лелею надежды,

в том, что люди, устав от забот,

спать ложатся в приятной истоме,

в том, что кто-то кого-нибудь ждёт,

не гася электричество в доме.

Сколько мудрости в ласках жены,

не растраченных в прошлом и

пыльном.

И слова – не слышны, не нужны.

Только разум и сердце всесильны.

Под комариный писк

Под комариный писк не спится мне,

не спится.

А ночь как чернобурая лиса

искрится звездами

и мягкостью лоснится.

А мне не спится.

И мысли мечутся,

сливаются как спицы

спешащего на финиш колеса.

Ночь – гильотина

Ночь – гильотина,

равнодушная к судьбам

казнённых дней,

а они на зло ей

возрождаются наново.

Умерьте стенанья

Умерьте

стенанья о смерти.

Я неделим на то

Я неделим на то, что было

и что будет,

хорошее, плохое ли – со мной.

Но каждый раз

рассвет надежды будит,

что не рюкзак,

а крылья за спиной.

Белая память

Белая память

над проседью стылого моря

машет крылом перед дальней

дорогой на юг.

Мне же с холодной волною

и возрастом споря,

мне оставаться

нетленною памятью юнг.

Нет, не напрасно

мне голову Время кружило -

я не остыну,

пусть море замёрзнет как жесть.

Сердце моё будет кровью

струиться по жилам,

чтоб сохранить 36 неизменно и 6.

Чайки вернутся -

расспрашивать их я не стану,

память чужая не сможет

меня окрылить.

Море растает,

и вновь у штурвала я встану,

чтобы от памяти прошлого

в завтра рулить.

В лужах застывших

В лужах застывших не тают, не тонут,

в душах давно надоели друг другу,

лисьей позёмкой гонимы по кругу,

листья опавшие стынут и стонут.

Так же и мы…

Жизнь – это множество вариантов

Жизнь – это множество вариантов,

рассчитать которые

не дано даже самому прозорливому.

И всё же…

я живу.

Черная кошка

Черная кошка

сзади меня обошла.

Жизнь полной ложкой

насытила и обожгла.

Что ждет меня в 2000-ом году

Что ждет меня в 2000-ом году,

найду ли я себя в его тумане.

Но манит неизвестность. Я иду,

и какаду-вещун не одурманит.

Не знаю, вдруг печальная судьба

губами поцелуйными отравит.

Не вправе думать, будто жизнь груба,

скубаясь с ней, мечта пусть миром

правит.

И потому не литерный билет,

нет, я беру с собой в охапку Время,

и бремя надвигающихся лет,

поэт, тебе пусть будет самой

Первой премией.

О-о-го, И-о-го-го

О-о-го, И-о-го-го.

Пошумим. И… ничего.

Круговерть, круговерть

Круговерть, круговерть…

То рожденье, то смерть,

то – на гребне, то – снова внизу.

Каждый день, каждый год

жизнь по кругу идёт,

всё лечу, всё бегу, всё ползу.

Остановки в ней нет,

и по выслуге лет

ждёт меня неминуемо смерть.

Только жизнь не убьют

и другие придут -

будет та же у них круговерть.

Адрон времени

Когда пронзает трепетную плоскость

своим лучом

незнаемый адрон -

других миров посланец,

отголоском

рождается сверхновое ядро.

И разрастаясь по горизонтали,

и челноком снуя то вверх,

то вниз,

наполнят тело времени спирали,

чье множество

и составляет жизнь.

Полюса

Инь -ян,

чет – нечет,

он-она.

Мир разделен во всем на полюса,

их действием вздымается волна,

чей гребень – это жизни пояса.

Растут кристаллы,

флора жнет посев,

филообразен фауны разбег,

и пеною взнесенный человек

царит,

на трон без основанья сев.

Все – преходяще.

Жизнь –

то вверх,