Константин Ваншенкин - Прикосновенье

ЖЕНА

Он умер, а его женаЖива-здорова.Из растворенного окнаГлядит сурово.

Жестока эта полосаИ мысли эти.Но раздадутся голоса:Приедут дети.

И жизнь пойдет с их жизнью в лад,Им карты в руки.Потом еще смягчится взгляд:Приедут внуки.

И все как будто ничего.Родные лица.И лишь с отсутствием его —Не примириться.

Ах, молодые, напрямикШагали двое…Как повернется мой языкНазвать вдовою?

ПОСЛЕВОЕННОЕ

Жмется ситчика пестротаК гимнастеркам довольно частым.За рекой еще пустота,Где садовым дремать участкам.

А где белым стоять домам,Магазинам, химчистке, школе, —Полевая дорога тамДа с картофелем пыльным поле.

Но как сбывшийся долгий сон,Так томительно и уместно,Возникает прекрасных! стонНачинающего оркестра.

В мытых окнах дрожит закат,День безоблачный провожая.На руках матерей лежатДети нового урожая.

ЗА ОКОШКОМ СВЕТУ МАЛО

За окошком свету мало,Белый снег валит, валит…А мне мама, а мне мамаЦеловаться не велит.

Говорит: «Не плачь — забудешь!»Хочет мама пригрозить.Говорит: «Кататься любишь,Люби саночки возить».

Говорит серьезно мама.А в снегу лежат дворы.Дней немало, лет немалоМиновало с той поры.

И ничуть я не раскаюсь,Как вокруг я погляжу,Хоть давно я не катаюсь,Только саночки вожу.

За окошком свету мало,Белый снег опять валит.И опять кому-то мамаЦеловаться не велит.

СТАРИННАЯ ДЕВИЧЬЯ ПЕСНЯ

Хорошо мне было в девушках сидеть.Мне у батюшки работушка легка.Мне у матушки так вольно было петь,А с дружками мять муравушку лужка.

Размолоденьки любезные дружки,Мне от слов-то ваших ласковых тепло,Без огня-то вы мне сердце разожгли,И без ветру мои думы разнесло.

Разнесло их, где густые зеленя,Разнесло их, где над полем благодать.Осердились тогда в доме на меня,Захотели меня замуж отдавать.

Разлучить меня с подружками хотят.На себя решила руки наложить,Чтоб не видеть этот луг и этот сад.Только род свой пожалела погубить.

Я сидела в новой горнице одна.Я лежала белой грудью на окне.Я смотрела из открытого окна,И так тихо и печально было мне.

У РУЧЬЯ

Меня довел он до ручья,Орешником поросшего,И все ждала чего-то яХорошего-хорошего.

Он про любовь не говорил,Стругал он ветку ножичком.А узкий мостик без перилМеня смущал немножечко.

Пройти здесь можно одному,Не взять другого под руку.И улыбнулась я ему,Почти готова к подвигу.

И вот иду и не могуЯ скрыть свое волнение.А он стоит на берегуИ смотрит тем не менее.

Стоит он, ветку теребя,В своей рубашке беленькой.«А знаешь, я люблю тебя», —Мне говорит он с берега.

Сто раз пойду через ручейПо тоненькой жердиночке,Чтоб вздрогнуть от таких речейНа самой серединочке.

РЫЖАЯ

Рыжая, вышла, в мать.Видно, уж так бывает:Рыжая эта мастьПрочую забивает.

Только зима к концу,Солнышко на опушке,Как по всему лицуЯростные веснушки.

Нету других таких!В прихоти неустаннойДолго сводила ихСливками да сметаной.

Не пропадает знак —Жгучих лучей награда.Плюнула — мол, и такВлюбится, если надо.

Ох, а язык остер!Девка она такая,Рыжих волос костерМечется полыхая.

В этом огне дотлаМожешь сгореть, мальчишка.Будет одна золаОт твоего сердчишка.

Рыжая благодать!Что ж это впрямь за диво?И ведь нельзя сказать,Чтобы была красива.

Встретится на пути,Сердце заставит биться.Можно с ума сойти,Если в нее влюбиться.

ФИАЛКИНА

Дивится женская бригада:Опять Фиалкина брюхата,Опять подходит к рубежуИ говорит опять: — Рожу!

А что без мужа или с мужем,Мы не пожалуемся, сдюжим.Я не какая-то овца.Я выращу и без отца.

Еще скажу тебе, бригада:Коль не судьба, то и не надо.И чем постылого костить,Я буду деточек растить.

НАЕЗДНИЦА

Свободно спрыгнула с седла,Хвалу не слушая и толки.Кобылу, что была смела,Слегка похлопала по холке.

Глаза спокойны и строги.Похожа чем-то на испанку.Перчатка стянута с рукиИ вывернута наизнанку.

«Море с дивной ласкою…»

Море с дивной ласкою,Страшной рыбакам,Лодочку скуластуюГладит по щекам.

Волн высоких сутолока,Дождь косой да мгла.Как нарочно, судорогаРуку вдруг свела.

«Там, где жил когда-то я,У начала вод,Красотой богатаяЖенщина живет.

И на море сероеИзредка в тоскеСмотрит с прежней верою.А у ног, в песке, —

Будто бы фонарики,Утешая взгляд,Желтые янтарикиЛасково горят».

СОЛОВЬИ

Соблюдая привычки своиИ природы закон принимая,Из далеких земель соловьиПрилетели десятого мая.

И в черемухе белой леснойЛишь успели на ветках рассесться,Затопили щемящей волнойНашу землю, и душу, и сердце.

Рвутся трели пернатых певцов,Их трепещущий голос чудесен…А позднее выводят птенцовИ смолкают: уже не до песен,

Не до разных пустячных затей.Принимайся всерьез за работу:Прокормить надо малых детей,Да еще обучить их полету,

Защитить от возможных невзгод…Надо этому только дивиться,Что до августа рядом живетСоловей — молчаливая птица.

А затем, покидая садыИ приречные рощи густые,Точно в клювы набрали воды,Улетают молчком из России.

Соловьиная доля трудна.Мы ж забыли про это терпенье, —Помним трели, да ночи без сна,Да черемухи белой кипенье.

Помним, как из росистых ветвей,Словно вдруг вырываясь из плена,Возвратившийся к нам соловейСыплет двадцать четыре колена.

«За занавесками герань…»

За занавесками герань.Дробится свет в стекле веранды.А над окошками тарань,Ее здесь целые гирлянды.

Внизу холодная река,Но женщина немолодаяПроходит в гору, лишь слегкаПод коромыслом приседая.

Чтоб воду ей не расплескать,В ведре — березовые плашки.И смотрит вслед на эту статьЗадумчивый рыбак в фуражке.

Воды холодной полоса,А вдоль реки, вдоль серой глади,Торжественно, как на параде,Стоят навытяжку леса.

ДВА ЧЕЛОВЕКА