Игорь Северянин - Полное собрание стихотворений

В честь дурака!

1927

“КУЛЬТУРА! КУЛЬТУРА!”

“Культура! Культура!” – кичатся двуногие звери,

Осмеливающиеся называться людьми,

И на мировом языке мировых артиллерий

Внушают друг другу культурные чувства свои!

Лишенные крыльев телесных и крыльев духовных,

Мечтают о первых, как боле понятных для них,

При помощи чьей можно братьев убить своих кровных,

Обречь на кровавые слезы несчастных родных…

“Культура! Культура!”– и в похотных тактах

фокстротта,

Друг к другу прижав свой – готовый рассыпаться -

прах,

Чтут в пляске извечного здесь на земле Идиота,

Забыв о картинах, о музыке и о стихах.

Вся славная жизнь их во имя созданья потомства:

Какая величественная, священная цель!

Как будто земле не хватает еще вероломства,

И хамства, и злобы, достаточных сотне земель.

“Культура! Культура!” – и прежде всего: это город -

Трактирный зверинец, публичный – обшественный!-

дом…

“Природа? Как скучно представить себе эти горы,

И поле, и рощу над тихим безлюдным прудом…

Как скучно от всех этих лунных и солнечных светов,

Таящих для нас непонятное что-то свое,

От этих бездельных, неумных, голодных поэтов,

Клеймяших культуру, как мы понимаем ее…”

1926

ПРАЗДНИКИ

Пошлее праздников придумать трудно,

И я их внешности не выношу:

Так отвратительно повсюду людно,

Что в дивной праздности таится жуть.

Вот прифрантившееся обнищанье

Глядит сквозь розовенькие очки,

Как в банях выпаренные мещане

Надели чистые воротнички,

Как похохатывают горожанки,

Обворожаемые рожей лжи,-

Бессодержательные содержанки

Мужей, как собственных, так и чужих…

Три дочки Глупости – Бездарность, Зависть

И Сплетня – шляются, кичась, в толпе,

Где пышно чествуется мать красавиц,

Кто в праздник выглядит еще глупей.

Их лакированные кавалеры -

Хам, Вздор и барственный на вид Разврат,-

Собой довольные сверх всякой меры,

Бутылки выстроили вдоль ковра.

Кинематографом и лимонадом

Здесь открываются врата в тела,

И Пошлость радуется: “Так и надо”,

И Глупость делает свои дела…

1927

СТРЕНОЖЕННЫЕ ПЛЯСУНЫ

Это кажется или это так и в самом деле,

В пору столь деловитых и вполне бездельных дел,

Что крылатых раздели, что ползучих всех одели

И ползучие надели, что им было не в удел?

И надев одеянье, изготовленное Славой

Для прославленных исто, то есть вовсе не для них,

Животами пустились в пляс животною оравой,

Как на этих сумасшедших благосклонно ни взгляни…

И танцуют, и пляшут, да не час-другой, а – годы,

Позабыв о святынях, об искусстве и любви;

Позабыв о красотах презираемой природы,

Где скрываются поэты – человечьи соловьи…

И скрываясь от гнуси со стреноженною пляской,

От запросов желудка, от запросов живота,

Смотрят с болью, презреньем и невольною опаской

На былого человека, превращенного в скота…

1927

ТЕ, КТО МОРИТ МЕЧТУ…

Я ни с этим и ни с теми,

Одинаково в стороне,

Потому что такое время,

Когда не с кем быть вместе мне…

Люди жалки: они враждою

Им положенный полувек

Отравляют, и Бог с тобою,

Надоедливый человек!

Неужели завоеванья,

Изобретенья все твои,

Все открытья и все познанья -

Для изнедриванья Любви?

В лихорадке вооруженья

Тот, кто юн, как и тот, кто сед,

Ищет повода для сраженья

И соседу грозит сосед.

Просветительная наука,

Поощряющая войну,

Вырвет, думается, у внука

Фразу горькую не одну.

А холопское равнодушье

К победительному стиху,

Увлеченье махровой чушью,

И моленье на чепуху?

Мечтоморчатые поганки,

Шепелявые сосуны,-

В скобку стрижены мальчуганки

И стреножены плясуны.

Ложный свет увлекает в темень.

Муза распята на кресте.

Я ни с этими и ни с теми,

Потому что как эти – те!

1927

ВОЗМЕЗДИЕ

Был дух крылат,

Бескрыло тело.

Земных палат

Не захотело.

Приобрело

У птицы крылья,

Превозмогло

Свое бессилье.

Все побороть!

Не тут-то было:

Крылата плоть,

Душа бескрыла.

1929

ОТРАДА ПРИМОРЬЯ…

Изумительное у меня настроенье:

Шелестящая чувствуется чешуя…

И слепит петухов золотых оперенье…

Неначертанных звуков вокруг воспаренье…

Ненаписываемые стихотворенья…

– Точно Римского-Корсакова слышу я.

Это свойственно, может быть, только приморью,

Это свойственно только живущим в лесу,

Где оплеснуто сердце живящей лазорью,

Где свежаще волна набегает в подгорью,

Где наш город сплошною мне кажется хворью,

И возврата в него – я не перенесу!..

1927, март

ПОЭТУ

Как бы ни был сердцем ты оволжен,

Как бы лиру ни боготворил,

Ты в конце концов умолкнуть должен:

Ведь поэзия не для горилл…

А возможно ли назвать иначе,

Как не этой кличкою того,

Кто по-человечески не плачет,

Не переживает ничего?

Этот люд во всех твоих терцинах

Толк найдет не больший, – знаю я,-

Чем в мессинских сочных апельсинах

Тупо хрюкаюшая свинья…

Разве же способен мяч футбольный

И кишок фокстроттящих труха

Разобраться с болью богомольной

В тонкостях поэтова стиха?

Всех видов искусства одиноче

И – скажу открыто, не тая -

Непереносимее всех прочих -

Знай, поэт, – поэзия твоя!

Это оттого, что сердца много

В бессердечье! Это оттого,

Что в стихах твоих наличье Бога,

А земля отвергла божество!

1922, 9 окт.

ДОН ЖУАН

Чем в старости слепительнее ночи,

Тем беспросветней старческие дни.

Я в женщине не отыскал родни:

Я всех людей на свете одиноче.

Очам непредназначенные очи

Блуждающие теплили огни.

Не проникали в глубину они:

Был ровным свет. Что может быть жесточе?

Не находя Искомой, разве грех

Дробить свой дух и размещать во всех?

Но что в отдар я получал от каждой?

Лишь кактус ревности, чертополох

Привычки, да забвенья трухлый мох.

Никто меня не жаждал смертной жаждой.

1929

СТИХИ О ЧЕЛОВЕКЕ

Меж тем как век – невечный – мечется

И знаньями кичится век,

В неисчислимом человечестве

Большая редкость – Человек.

Приверженцы теории Дарвина

Убийственный нашли изъян:

Вся эта суетливость Марфина -

Наследье тех же обезьян.

Да, в металлической стихийности

Всех механических страстей -

Лишь доля малая “марийности”

И серебристости вестей…

Земля! Века – ты страстью грезила,

Любовь и милосердье чла,

И гордостью была поэзия,

Для человечьего чела!

Теперь же дух земли увечится,

И техникою скорчен век,

И в бесконечном человечестве,

Боюсь, что кончен Человек.

1929

А МЫ-ТО ВЕРИЛИ!.

Сомненья не было – а мы-то думали! а мы-то

верили!..-

Что человечество почти не движется в пути своем…

Как в веке каменном, как при Владимире

в Днепровском тереме,

Так в эру Вильсона зверье останется всегда зверьем…

Война всемирная, – такая жадная, такая подлая

Во всеоружии научных методов, – расписка в том,

Что от “божественного” современника животным

отдало,

И дэнди в смокинге – размаскированный – предстал

скотом…

Кто кинофильмами и бубикопфами, да чарльстонами

Наполнил дни свои, кто совершенствует мертвящий

газ,

О, тот не тронется природой, музыкой, мечтой

и стонами,

Тот для поэзии – а мы-то верили! – душой угас…

1926

ОБИДНО ПОВЕРИТЬ…

С отлогой горы мы несемся к реке на салазках,

И девушкам любо, и девушкам очень смешно.

Испуг и блаженство в красивых от холода глазках,

Обычно же… впрочем, не все ли мне это равно!

Навстречу дубы – мы несемся аллеей дубовой -

Торопятся в гору и мимо мелькают стремглав.

Вот речка. И девушек хохот жемчужно-пунцовый

Из-под завитушек, седых от мороза – лукав.

Мне трудно поверить, в морозных участнику гульбах,

Что эти здоровые дети – не тяжкий ли сон?-

С парнями пойдут, под расстроенный старенький

Мюльбах,

Отплясывать ночью стреноженный дохлый чарльстон!..

1927

КОГДА ОТГРЕМЕЛ БАРАБАН

Мне взгрустнулось о всех, кому вовремя я не ответил,

На восторженность чью недоверчиво промолчал:

Может быть, среди них были искренние, и у этих,

Может быть, ясен ум и душа, может быть, горяча…

Незнакомцы моих положений и возрастов разных,

Завертело вас время в слепительное колесо!

Как узнать, чья нужда деловою была и чья – праздной?

Как ответить, когда ни имен уже, ни адресов?…

Раз писали они, значит, что-нибудь было им нужно:

Ободрить ли меня, ободренья ли ждали себе

Незнакомцы. О, друг! Я печален. Я очень сконфужен.

Почему не ответил тебе – не пойму, хоть убей!

Может быть, у тебя, у писавшего мне незнакомца,