Том 1. Стихотворения. Поэмы - Константин Михайлович Симонов

class="v">А что им скажешь? Больше нет крох юности моей?

Поверят? Нет! Начнут кружить, как мертвая листва,

Крылами в стекла будут бить, и у моих дверей,

Оставшись верными, умрут и птицы и слова.

Опечатка

В жизнь мою закралась опечатка,

Путаница в тексте на виду, –

Требуется авторская правка:

От рожденья на сороковом году,

На каком от смерти – неизвестно,

Автор просит все исправить вновь –

В тексте вместо слова «безнадежность»

Следует опять читать «любовь».

Витезслав Незвал (с чешского)

Баллада о надежде

Я не любитель по аллеям шаркать,

Не коротатель вечеров в кино.

Я, старый мастер, знаю: в мире жарко,

Ему грозит авария давно!

Вы думаете: взрыв еще не скоро,

Успеете нажать на тормоза?

Нет, мир проскочит ваши семафоры

И у людей откроются глаза!

Вы нас боитесь! И хотя не тронут

Еще ваш мир рабочею рукой,

Уже вы порох сыплете в патроны,

Ночей не спите, потеряв покой.

Вы птицы невысокого полета,

Вам страшно знать, что где-то спит гроза.

Но час пробьет – и гром начнет работу

И у людей откроются глаза!

Хочу, чтоб вам досталось на орехи,

Чтоб даже дух ваш вымело дотла!

Чтоб вы, поджав хвосты, меняя вехи,

Раз навсегда узнали, чья взяла!

Мы – мастера угля, железа, хлеба,

Решают дело наши голоса.

Мы выйдем в блузах голубых, как небо,

И у людей откроются глаза!

Ремонт земли начнем мы без наряда,

Сойдемся и поднимем руки «за»!

И сделаем на совесть все, как надо,

И у людей откроются глаза!

Баллада о безработных товарищах

Часы на что безупречные –

И то вдруг что-то сломается!

А мы – как студенты вечные,

Нам век без работы маяться.

Земной поклон демократии

За наши дни беззаботные!

Пью за вас, мои братья,

Товарищи безработные!

Нам горе идет с процентами,

И нет конца этой повести,

А можно бы стать доцентами,

Будь у нас меньше совести.

Но, к счастью, нам всем не нравятся

Предательства руки потные.

Пусть старый мир нами давится,

Товарищи безработные!

Мы любим людей трудящихся,

Во сне и строим и пашем мы,

Мы не в числе садящихся

На шею народу нашему;

Презираем сытые морды их,

Проповеди их рвотные,

Мы, голодные, гордые, –

Товарищи безработные!

Вряд ли им с нами справиться,

Загнать из людей в животные.

Нам слишком людьми быть нравится,

Товарищи безработные!

«Наконец уезжаю. Последний свисток…»

Наконец уезжаю. Последний свисток.

Если б мир был вот этим вокзальным плакатом,

Я швырнул бы его, как ненужный платок,

Что слезами закапан и в катыш закатан.

Словно рыба, долиною слез поплыву…

Может, позже я в этом сравненье раскаюсь.

Но под молнией, падая камнем в траву,

Даже птицы порой говорят заикаясь.

Высыхает платок, заслоняя собой города.

Мы под ними весь день по туннелям свистели.

Если б так вот и смерть, как черный туннель в никуда:

Пролетел – и проснулся в незнакомом отеле.

Ты любил ее, да? Так не бойся разлук,

Пусть она, а не ты, если вздумает, плачет.

Смерть любви – как прыжок без протянутых с купола рук.

Но ты выжил в тот день, хоть он смертью был начат.

Прощай!

С богом![7] Прощай! Как ни странно, мы оба не плачем.

Да, все было прекрасно! И больше об этом ни слова.

С богом! И если мы даже свиданье назначим,

Мы придем не для нас – для другой и другого.

С богом! Пришла и ушла, как перемена погоды.

Погребального звона не надо – меня уж не раз погребали,

Поцелуй, и платочек, и долгий гудок парохода.

Три-четыре улыбки… И встретимся снова едва ли.

С богом! Без слов – мы и так их сказали с избытком,

О тебе моя память пусть будет простой, как забота,

Как платочек наивной, доверчивой, как открытка,

И немножко поблекшей, как старая позолота.

С богом! И пусть ты не лжешь, что меня полюбила

Больше всех остальных… Все же легче нам будет в разлуке.

Пусть что будет, то будет! Что было, то было…

И тобою, и мной к новым судьбам протянуты руки!

С богом! Ну что ж! В самом деле! Ну да, в самом деле.

Мы не лжем, как врачи у постели смертельно больного.

Разве мы бы прощались, если б встретиться снова хотели?

Ну, и с богом! И с богом!.. И больше об этом ни слова!

Из цикла «Возвращение домой»

В мае, месяце зеленом,

От чужих краев устав,

Я вернулся в них влюбленным,

С добрым словом на устах.

Не годясь в ханжи и судьи,

Я чужое не кляну,

Но, конечно, полной грудью

Только дома я вздохну;

Только дома, где отрадно,

Что друзья повсюду есть,

Где туда или обратно

В каждый поезд можно сесть!

* * *

Вот и унесся, как гонщик,

Мчавший нас синий экспресс!

В узкоколейный вагончик

Я по-домашнему влез.

Сел на диванчике низком,

Все мне знакомо кругом.

Медленно, с визгом и писком,

Тащит нас старый вагон;