Борис Корнилов - Стихотворения. Поэмы

<1931>

Подруга

Я и вправо и влево кинусь,я и так, я и сяк, но, любя,отмечая и плюс и минус,не могу обойти тебя.

Ты приходишь, моя заботапримечательная, ко мне,с Металлического завода,что на Выборгской стороне.

Ты влетаешь сплошною бурею,песня вкатывает, звеня,восемнадцатилетней дурьюпахнет в комнате у меня.

От напасти такой помилуй —что за девочка: бровь дугой,руки — крюки,   зовут Людмилой,разумеется — дорогой.

Я от Волги свое до Волховапо булыжникам на боку,под налетами ветра колкого,сердце волоком волоку.

Я любую повадку девичьюк своему притяну суду,если надо, поставлю с мелочьюи с дешевкой в одном ряду.

Если девочка скажет:   — Боренька,обожаю тебя… (смешок)и тебя умоляю — скоренькосочини про меня стишок,опиши молодую жизнь мою,извиняюсь…   Тогда, гляди,откачу, околпачу, высмею,разыграю на все лады.

Отметайся с возможной силой,поживей шевели ногой…Но не тот разговор с Людмилой,тут совсем разговор другой…

Если снова   лиловый, ровный,ядовитый нахлынет мрак —по Москве,   Ленинграду      огромной,тяжкой бомбой бабахнет враг…

Примет бедная Белоруссиястратегические бои…Выйду я, а со мною русаяи товарищи все мои.

Снова панскую спесь павлиньюпотревожим, сомнем, согнем,на смертельную первую линиювстанем первые под огнем.

Так как молоды, будем здоровозадаваться, давить фасон,с нами наших товарищей прорва,парабеллум и смит-вессон.

Может быть,   погуляю мало с ним, —всем товарищам и тебея предсмертным   хрипеньем жалостнымзаявлю о своей судьбе.

Рухну наземь — и роща липоваязакачается, как кольцо…И в последний,   дрожа и всхлипывая,погляжу на твое лицо.

<1931>

Письмо на тот свет

Вы ушли, как говорится,

в мир иной…

Локти в стороны, боком, натужась,задыхаясь от гонора, выпробивались сквозь тихий ужасбестолковой любви и жратвы.

Било горем, тоской глушилои с годами несло на слом,но под кожей крест-накрест жилавас вязала морским узлом.

Люди падали наземь от хохота,от метафор не в бровь, а в глаз,и огромная желтая кофта —ваше знамя — покрыла вас.

Сволочь разную гробивший заживо,вы летели — ваш тяжек след,но вначале для знамени вашеговы не тот подобрали цвет.

После той смехотворной кофтыподнимаете к небу вызнамя Нарвской заставы и Охты,знамя Сормова и Москвы.

И, покрытая вашим голосом,громыхая, дымя, пыля,под заводами и под колосоммолодая встает земля.

Как на белогвардейца — разом,без осечки, без «руки вверх»,вы на сердце свое, на разумподнимаете револьвер.

И подводной скалою бытанам на долгое горе, на зло,к черту, вдребезги вся разбитаваша лодка и ваше весло.

И отходите в потусторонний,вы на тот отбываете свет —провожает вас грай вороний,желтоватого знамени цвет.

Но с открытыми головамимы стоим —   костенеет рука,опускаются также над вамии багровые наши шелка.

Мы читаем прощальную грамоту,глушим злобу мы в сердце своем,дезертиру и эмигрантупочесть страшную воздаем.

Он лежит, разодет и вымыт,оркестровый встает тарарам…Жаль, что мертвые сраму не имут,что не имет он собственный срам.

Время для разговоров косвенных,и они не мешают порой:вот приходит ваш бедный родственникза наследством — французский король.

Вот, легонечко взятый в розги,в переделку — то в жар, то в лед —исторический барин <…>крокодиловы слезы льет.

До чего нечисты и лживы —рвет с душив воротит всего —что поделать?А были бы живы,почесали б того и сего…

Кем на то разрешение выдано?Я надеюсь, что видно вам,и с того даже света видноэтот — вам посвященный — срам.

Но с открытыми головамимы стоим —   костенеет рука,опускаются навзничь над вамивсе багровые наши шелка.

Тишь почетного караулавыразительна и строга —так молчат вороненые дула,обращенные на врага.

И, прощаясь и провожаявас во веки веков на покой,к небу поднята слава большая —ваша слава —   нашей рукой.

<1931>

«Ты как рыба выплываешь с этого…»

Ты как рыба выплываешь с этогопрошлогоднего глухого дна,за твоею кофтой маркизетовойтолько скука затхлая одна.

Ты опять, моя супруга, кружишься, —золотая белка,колесо, —и опять застыло, словно лужица,неприятное твое лицо.

Этой ночью,что упала замертво,голубая — трупа голубей, —ни лица, ни с алыми губами рта,ничего не помню, хоть убей…

Я опять живуи дело делаю —наплевать, что по судьбе такойпросвистали проворонил белую,мутный сон,сомнительный покой…

Ты ушла,тебя теперь не вижу я,только песня плавает, пыля, —для твоей ногида будет, рыжая,легким пухомрыхлая земля.

У меня не то —за мной заметанана земле побывка и гульба,а по следу высыпала — вот она —рога песен,вылазка,пальба…

Мы не те неловкие бездельники,невысок чей сиплый голосок, —снова четверги и понедельникипод ноги летят наискосок,стынут пули,пулемет, тиктикая,задыхается — ему невмочь, —на поля карабкается тихая,притворяется, подлюга ночь.

Мне ли помнить эту, рыжеватую,молодую, в розовом соку,те года,под стеганою ватоюзалежавшиеся на боку?Не моя печаль —путями скорымия по жизни козырем летел…

И когда меня,играя шпорами,поведет поручик на расстрел, —я припомню детство, одиночество,погляжу на ободок луныи забуду вовсе имя, отчествотой белесой, как луна, жены.

<1931>

Открытое письмо моим приятелям

Всё те же мы: нам целый мир чужбина;

Отечество нам Царское Село.

Мне дорожка в молодостьиздавна знакома:тут смешок,   тут выпивка,      но в конце концов —все мои приятели —всё бюро райкома —Лешка Егоров,Мишка Кузнецов,комсомольцы Сормова, —   ребята —      иже с ними.Я — такой же аховый —парень-вырви-гвоздь…Точка —   снова вижу васглазами косымичерез пятилетье, большое насквозь.Ох, давно не виделись,   чертовы куклы, мы,посидеть бы вместе,покурить махры,вспомнить, между прочим,что были мы пухлымимальчиками-с-пальчиками —не хухры-мухры.

В голос песня пели,   каблуками стукали,только от мороза на щеке слеза.Васька Молчанов —ты ли мне не друг ли?Хоть бы написал товарищу разá.Как писали раньше:   так-то вот и так-то…живу, поживаю —как на небеси…Повстречал хорошенькую —   полюбил де-факто,только не де-юре — боже упаси.

Утренняя изморозь —   плохая погода,через пень-колоду, в опорках живем,снова дует ветер двадцатого года —батальоны ЧОНастоят под ружьем.А в лесу берлоги,мохнатые ели,чертовы болота,на дыре — дыра,и лесные до смерти бандиты надоели,потому бандитам помирать пора.Осенью поляны   все зарею вышиты,ЧОНовский разведчик   выполз, глядит…Ишь ты,   поди ж ты,      что же говоришь ты —ты ль меня,   я ль тебя,      молодой бандит.Это наша молодость —школа комсомола,где не разучивают слова: «боюсь»,и зовут чужбиною   Царские Села,и зовут отечеством   Советский Союз.Точка —   ночью звезды      тлеют, как угли,с ЧОНа отечество   идет, как с туза…Васька Молчанов —ты ли мне не друг ли?Хоть бы написал товарищу разá.

Вы на партработе —   тяжелое делобрать за манишку бредущих наугад,как щенков натаскивать,чтобы завертелов грохоте ударных   и сквозных бригад.Я сижу и думаю —   мальчики что надо,каждый знает дело,   не прет на авось, —«Молодость и дружба» — сквозная бригадачерез пятилетье, большое насквозь.

Предположим вызов.   Военное времечко —встанут на границах особые полки.Офицеру в темечковлипнет, словно семечко,разрывная пуля из нашей руки.

Все возьмем нахрапом —   разорвись и тресни,генерал задрипанный, замри на скаку…Может, так и будет,как поется в песне:«Были два товарищав одном они полку…»

Слова-ребятишкипадают, как шишки, —все мы дело делаем,как и до сих пор;думку о разлуке вытрави и выжги,дело — наша встреча,веселый разговор.

Мы повсюду вместе —мальчики что надо,будьте покойнички,каждый — вырви-гвоздь…«Молодость и дружба» — сквозная бригадачерез пятилетье, большое насквозь.

Всё на плечи поднялии в работу взяли,с дружбы и молодостиходим, как с туза…

Милые приятели —вы ли не друзья ли?Хоть бы написали товарищу разá.

1931