Лицей 2023. Седьмой выпуск - Владимир Евгеньевич Хохлов

Высокий, русый, сероглазый, он являл собой воплощение средней полосы, как Вадим себе это представлял. Даже имя свое он оправдывал: в его походке, во всей фигуре, неторопливой и уверенной, было что-то медвежье.

Миша вел неторопливую беседу со своим товарищем, который был уже изрядно пьян.

– …они ее запевают два раза. Не всю.

– Лично я в дичайшем восторге от пантомимы Фарады в начале. Эта его пластика – вот это настоящая актерская игра. И тот, кто ему аккомпанирует – вот это задирание ноги, как будто ее рукояткой подкручивает повыше, – тоже блестяще.

Он попытался изобразить, как Фарада задирает ногу, но зашатался и схватился рукой за дверной проем, чтобы не упасть.

– А я, знаешь, – сказал Миша, – на этом примере понял, что в целом это и есть мое отношение к тому времени. Что Герман снимает жуткий конфликт про палачей и жертв. Да, его Лапшин не убивает невиновных, но он силовик… Но главное – все равно тоска и любовь к старикам, это для меня, пожалуй, главное.

Не сразу, но Вадим сообразил, что речь идет про фильм «Мой друг Иван Лапшин».

– Да, тоска по старикам, – согласился его товарищ и затянулся сигаретой. – Очень знакомое и очень живое чувство, которое, знаешь, даже тридцатые неожиданно очеловечивает. Я вот буквально на днях понял, что это отделяет для меня пожилых сталинистов от молодых. Пожилые – как мой покойный дедушка, например, – впитали это как часть своей жизни. И оправдание репрессий не мешало их поколению и ему лично быть добрым человеком. С точки формальной логики это странно, но по-житейски понятно. А вот молодые сталинисты, лишенные в подоплеке всего этого ностальгии, вызывают буквально отвращение.

Он затушил сигарету в стаканчике и подытожил сентенцию:

– И поэтому я думаю, что мы сильно недооцениваем ностальгию как одну из важнейших вещей, делающих человека человеком.

– Да, в точку, – согласился Миша. – Меня воспитывали, то есть били по башке и показывали добро и зло, сестры деда – они родились в девятьсот одиннадцатом, шестнадцатом и двадцать третьем. Бабушка была тридцатого года рождения… К сожалению, время от времени ностальгию использует власть, поэтому я сам для себя не могу сформулировать отношение, например, к Бессмертному полку.

– Я тоже. И я бы, наверное, не пошел. Но тысячи идут искренне. И движение не власть породила – власть возглавила.

– Да, от того, что искреннее, от этого еще больше сам не понимаю, как относиться, – пробормотал Миша и залпом осушил свой бокал.

– Ну так позволь себе такую роскошь, как отсутствие мнения. Вряд ли ты часто этим грешишь.

– Чаще, чем хотел бы, – тихо сказал Миша.

Что ж, подумал Вадим, Черноусов мог бы быть спокоен. Здесь явно не будут стрелять по толпе с крыши.

Миша повернул голову и впервые увидел Вадима. Улыбнулся.

– Привет, Вадим.

Тот сделал шаг вперед, выступая из темноты комнаты к уличному фонарю.

– Как дела? Не зверствуют наши ветераны? – речь шла о преподавателях с кафедры.

Вадим помотал головой. Попытался изобразить ответную улыбку.

– Терпимо.

И в этот самый момент боковым зрением он успел заметить, как там, в комнате, какая-то девушка вдруг забралась на подоконник окна смежной стены, высунулась чуть ли не всем корпусом в окно последнего этажа, держась за раму одной рукой, а потом взяла стоящий рядом чей-то бокал, отпила и, облизав винные губы, хрипло, нараспев произнесла:

– «Это было, когда улыбался только мертвый, спокойствию рад. И ненужным привеском болтался возле тюрем своих Ленинград…»

Так она читала почти до самого конца, зевнув лишь на двух строфах в середине перед «Распятием».

Читала она так же, как балансировала в окне: одно неловкое движение – и ты лежишь на асфальте, одно ненужное ударение – и все мгновенно обернется невероятной пошлостью; мыслимо ли, подумал Вадим, читать такое и здесь, но, глядя на девушку, он не мог дать себе отрицательного ответа. Да, сидя в вечернем окне с бокалом кьянти на шумной студенческой вечеринке, она читала так, что на секунду ему даже показалось, что сейчас в дверь постучат и войдут, после чего начнут вспарывать матрасы и выбрасывать на пол, небрежно пролистав, книги.

Он понял это и понял также, что погиб.

А в следующую секунду, дочитав до конца строфу, девушка покачнулась и начала в самом деле падать. Как в замедленном кино, Вадим увидел, как Денис, вошедший в комнату и замерший на пороге – честь и хвала спортивным рефлексам, – в один прыжок преодолел расстояние и резко дернул ее за руку. Она все равно упала, но вперед, в квартиру, и осталась лежать на полу.

Кто-то просто закричал.

Кто-то закричал:

– Нашатырь! Блять, аптечка в ванной!

Кто-то другой:

– Воды, воды налейте, там фильтр на кухне!

А Вадим молча стоял в центре комнаты и не знал, что ему делать.

Глава одиннадцатая

Лена Кузьмина в 19:07

Катюх, че по планам на вечер?

Катя Огарева в 19:11

Да особо ничего

Катя Огарева в 19:11

Монографию к завтрашнему читаю

Лена Кузьмина в 19:12

Ой я еще не начинала даже(

Ладно, не я одна

Кто нибудь еще точно не подготовится а так не так страшно))

Лена Кузьмина в 19:13

У Жеки днюха сегодня, он нас с Никитой позвал, сказал что ты тоже приглашена

Катя Огарева в 19:13

У какого Жеки?

Лена Кузьмина в 19:13

Ну приятель Никиты, ты когда последний раз у нас в гостях была он тоже был

Лена Кузьмина в 19:14

Потом еще спрашивала про него

Лена Кузьмина в 19:14

Я решила что он тебе понравился

Катя Огарева в 19:17

Возможно

Катя Огарева в 19:17

Я просто имя забыла))

Лена Кузьмина в 19:18

Мы встречаемся на просвете в 9 у выхода из метро

Лена Кузьмина в 19:18

Сначала у Жеки посидим

Лена Кузьмина в 19:19

Потом погуляем

Лена Кузьмина в 19:19

Потом в клуб мб

Катя Огарева в 19:20

А до мостов успеем?

Лена Кузьмина в 19:21

Если не успеем я тебе такси закажу

Лена Кузьмина в 19:23

Так ты как?

Катя Огарева в 19:23

Думаю

Зажигалка щелкнула прямо перед самым лицом, высветив на секунду большой прямой нос, сведенные к центру брови и смуглый, как будто жирный, лоб. Рука, прикрывавшая сигарету, тоже на мгновение вспыхнула, и Катя увидела просвеченные насквозь фаланги пальцев – красные, словно налитые кровью.

Парень с наслаждением затянулся, прислонился к стене дома и уткнулся